Два апреля

– Ехать в какую-нибудь тундру - это долго, дорого, да и вам не с руки, - говорил шеф.
– Раз уж вы моряк, поезжайте к морю. Будете в родной стихии, все увидите, все поймете и не ошибетесь.

– Сейчас на Севере не замерзло только одно море, - сказал Овцын.

– На Баренцево море и поедете, раз оно одно в рабочем состоянии, -кивнул шеф.
– Адрес в командировочной бумаге я напишу так, чтобы он не стеснял ваши передвижения. Например: Мурманская область. А там сами выберете тему. Условие одно: тема должна быть связана с производством материальных благ.

– Транспортировка угля со Шпицбергена - это производство материальных благ?
– спросил Овцын.

– Уголь, как писали в годы моей молодости, - сказал шеф, - это есть хлеб промышленности. Если вам все понятно, Иван Андреевич, приходите утром в бухгалтерию и оформляйтесь.

Редактор достал из кармана металлический патрон с сине-белой этикеткой, положил под язык широкую лепешку.

– Мне понятно, - сказал Овцын и встал.

Пожимая ему на прощанье руку, редактор сказал:

– Передайте привет Эре Николаевне. Я слежу за ее успехами. Она -моя воспитанница... Это приятно...
– Он откинулся на спинку кресла, закрыл глаза.
– И о вас я слышу уже давно... Поэтому не изумляйтесь, что альянс совершился столь быстро и гладко.

– Может быть, вам помочь?
– спросил Овцын, с тревогой глядя на серое лицо редактора.

– Ничего страшного, - тихо ответил шеф.
– Идите, капитан...

Овцын вышел и беззвучно прикрыл за собой дверь.

Фролов еще не ушел, он стоял у стола и перетряхивал свой портфель.

– Чищу эту авгиеву конюшню по понедельникам, - сказал он сердито.
– Ну, и как ваши успехи?

– Командировка в Мурманскую область, - ответил Овцын.
– Не знаю, успех ли это.

– Не помню случая, чтобы шеф после первого материала посылал в дальнюю командировку человека со стороны, - сказал Фролов.
– Это начало карьеры, Иван Андреевич.

– На тридцать втором году жизни поздно начинать новую карьеру, -отозвался Овцын.
– Не погубить бы старую.

– Эти две карьеры совмещаются. Еще Паустовский говорил, что самое лучшее - это совместить две карьеры: морскую и писательскую. Черт его знает, сколько хламу скопляется в портфеле за шесть рабочих дней... Хотите почитать завтрашнюю газету?

– Давайте, - сказал Овцын.
– Никогда в жизни не читал завтрашних

газет.

Фролов перегнулся через стол, достал из ящика верстку, испещренную карандашными пометками.

Бегло просмотрев, Овцын сказал:

– Ваши заголовки могут вселить оптимизм в душу самого закоренелого меланхолика. Это же ода! «На новую ступень», «Триста видов добрых услуг», «Забота о красоте», «Хороший старт», «Плюс триста тысяч киловатт», и так далее, и так далее.

– Вы заскучали по пессимизму?
– Фролов вскинул брови.
– Тогда почитайте сообщения из-за границы.

– М-да... Англию ожидают неприятности... Причина трудностей -господство монополий...

Овцын прочитал газету до конца, снова стал смотреть первую страницу, потому что Фролов еще копался в своем портфеле. Взгляд его остановился на знакомой фамилии. «Указ Президиума Верховного Совета СССР, - прочел он, - о награждении лейтенанта Левченко Владимира Георгиевича орденом Красного Знамени... За мужество и отвагу, проявленные при охране государственной границы СССР, наградить лейтенанта Левченко Владимира Георгиевича орденом Красного Знамени посмертно...»

У него передернулись плечи, он стал читать снова, отчаянно и наивно надеясь, что теперь не будет последнего слова «посмертно», но слово никуда не исчезло, так и осталось стоять в конце фразы. Его пальцы сжались, скомкав лист верстки.

– Что это вы обнаружили?
– удивился Фролов, подошел и забрал у него верстку.

– Вы не знаете подробностей этого Указа?

– спросил Овцын.

– Указа?
– Фролов покачал головой.
– Нет, ничего не поступало. Дело касается охраны границ, а там сплошь секреты. Вы знали этого человека? Да ведь в вашем очерке встречается фамилия Левченко...

– Это его отец, - сказал Овцын.
– Впрочем, сына я тоже знал, он был командиром пограничного катера.

– Был... Можно себе представить, что произошло, - печально проговорил Фролов.
– Но если погиб катер, почему наградили только командира?

– Значит, катер не погиб. Погиб только командир, - сказал Овцын.

– Он единственный сын?

– Как будто.

– Трудно вам будет утешить отца, - сказал Фролов, и Овцын удивился, откуда тот знает, что он только что подумал о том, что по пути в Мурманск надо задержаться в Ленинграде.

– Я был несправедлив к этому пареньку, - медленно произнес Овцын.
– Катерок у него чуть покрупнее мотобота, несолидная с виду посудинка. Удивляло, как он не тонет под грузом пулеметной установки. Носится вдоль кавказских пляжей... Понимаете, все это не кажется серьезным стороннему наблюдателю... Я сказал однажды: «Кончай кататься на своем катере, найди

порядочную службу...»

– Это всегда так, - согласился Фролов, - Ушел человек, и тут-то нас охватывает раскаяние за все недоброе, что мы ему сделали. Теперь не исправишь, не извинишься. Поэт сказал: спешите делать добрые дела. Спешите, люди, спешите, не откладывайте до удобного случая, ибо она на страже. Придет - и никакого доброго дела уже не сделаешь. Не успокоишь совесть цветочком на могилку. Не исправишь причиненного покойнику зла, придавив его гранитом с золотой насечкой. Спешите делать добрые дела... Когда шеф дуба даст, а этого ждать недолго, много народу в редакции потеряют покой и сон, ибо мотали мы его нервы совершенно беспощадно, а радовать не торопимся...

Фролов машинально сгреб все бумаги со стола в свой портфель, поняв, что сделал не то, удивленно поднял брови, потом, махнув рукой, сказал:

– Завтра разберу. Пошли, Иван Андреевич.

Овцын пришел домой печальный. Хоть и старался бодриться, Эра почувствовала неладное.

– Нет, нет, всё в порядке, - успокаивал он ее.

Никак не мог найти слов, которыми нужно сказать о том, что Володи Левченко уже нет. Утром поднялся первый, вынул из почтового ящика газеты, скомкал и спустил в лестничную шахту.

«Зачем так делаю?
– подумал он.
– Все равно узнает. Рано или поздно. Но лучше поздно...»

– Странно, что нет почты, - сказала Эра, заглянув в ящик.

– Будем завтракать без газет, - отозвался он.- Говорят, что так пища даже лучше усваивается.

– Пища хорошо усваивается, когда человек принимает ее в привычной обстановке, - улыбнулась она, выпивавшая утром порцию газетного чтива, как хронический алкоголик рюмку.
– Когда ты поедешь?

– Нынче. Зачем тянуть?

– Значит, в новогоднюю ночь я буду одна.

– У тебя много приятелей.

– Кому в новогоднюю ночь нужна дама на седьмом месяце?

– Пожалуй... Тебе привет от шефа. Он следит за твоими успехами и радуется.

– Как он узнал, что ты имеешь ко мне отношение?
– удивилась Эра.

– Я хотел спросить, но у него начался приступ.

– Впрочем, это пустой вопрос, - сообразила она.
– Раз он следит за моим творчеством, значит понимает, что капитан Овцын, про которого писала Эра, знает Эру, которая писала про капитана Овцына.