Два дня до солнца

– Сара Абрамовна, вы как всегда знаете, что сказать, - ухмыляется Заграев, медленно принимая вертикальное положение.

– Ша, Артур, - ни капли не смущается она.
– С тобой та же история. Если ты мне сделаешь нервы, я тебе сделаю скандал, и всем будет хорошо.

Заграев чуть прищуривается, но не спорит. И мне это тоже не понятно.

Сара. Сара Абрамовна.

Сомнений в национальности женщины нет. Но кто она? И почему такая реакция?

Она медленно, но уверенно приближается ко мне. От папироски вверх тянется тонкий дымок, и в какой-то момент я понимаю, что она не уменьшается.

Сара Абрамовна останавливается возле меня. Делает легкое движение рукой, и триги отлетают в сторону. Оу. Они точно не хотят с ней связываться.

Она тоже склоняется ко мне. Касается пальцами щеки, медленно проводит по скуле. От прикосновения вспыхивает жар, едва сдерживаюсь, чтобы не охнуть. Не вижу отсюда светлых-светлых глаз, но чувствую, как они изучают меня. Очень внимательно, каждую черточку.

Потом она легонько щелкает меня по носу.

От неожиданности я ойкаю и распахиваю глаза. Ощущаю холод брусчатки, запах металла и бензина. Вижу Сару Абрамовну, которая уже поднялась.

Она задумчиво затягивается, потом поворачивается к Чеху и бросает одно-единственное слово:

– Якорь.

О чем она? Какой ещё якорь?

– Варианты?
– холодно интересуется Чех.

Я хмурюсь. Так, что-то я вообще запутался. Мысли прыгают одна на одну, ведут себя настолько проказливо и бессовестно, что хочется материться.

Сара Абрамовна изучающе смотрит на меня, потом на Заграева. После чего переводит взгляд на Чеха.

– Разделим, - произносит она с какой-то странной интонацией.

Что ещё значит «разделим»?

– Годится, - отвечает Чех.

В одно мгновение я глохну, перед глазами все затягивается непроницаемой тьмой, и сознание отступает туда, где слышны шелест морских волн и шипение крохотных змей…

***

Я открываю глаза оттого, что меня кто-то толкает в бок.

Голова гудит, за окном серое небо, мерзкий накрапывающий дождик, блекло-желтые поля. Стоп. Поля. Дорога. А я на это все смотрю вообще в окно.

Кое-как принимаю сидячее положение - и осознаю, что нахожусь на заднем сидении машины Чеха. Самого Чеха нет, зато Ябо расположился на пассажирском месте рядом с водительским.

Он поворачивается ко мне.

– Ну как? Голова болит?

Как ни странно, не могу расслышать в его словах попытки подколоть и поиздеваться.

– Так себе, - признаюсь я.
– Где мы? Как я тут оказался?

– Телом, - охотно отвечает Ябо.
– Вчера тебя Чех доставил именно бессознательным телом, сказал руками не трогать, уложил на диван и велел быть готовым на утро отчаливать.

Я хмурюсь, пытаясь вспомнить хоть что-то, но безуспешно, полный ноль. Последнее, что я помню, так это дорогу перед Оперным театром и… тех, кто был вокруг. После этого я вмиг забываю про поганое самочувствие, потому что вспоминаю разговор женщины по имени Сара Абрамовна и остальных.

От мыслей меня отвлекают открывшаяся дверца. Чех садится и сует Ябо в руки стаканчик с кофе и какой-то сэндвич.

– Я хотел с ветчиной.

– Жрите, товарищ дорогой, что дают, - ни капли не смущается Чех, бросает на меня взгляд.
– Ты как?

– Отвратно. А…

– Выходи, перекусим и кое-что расскажу.

Ябо фыркает. Ну да, ему с такой рожей не выйти, хотя нигде нет людей. До меня доходит, что мы стоим возле заправки, мимо как раз проскакивает вишневая машина.

Я выхожу, делаю глубокий вдох. Воздух влажный, какой-то мягкий, хочется дышать и дышать. От дождя волосы сразу намокают, но спешить в укрытие совсем не хочется. Это самая настоящая осень. Так бы и стоял.

Но Чех тянет меня за рукав.

– Пошли, времени не так много.

– Не боишься оставлять Ябо в машине?
– интересуюсь я, следуя за ним, и поддеваю носком обуви ворох желтых листьев.

– Уже выяснил, что далеко он не уедет, - не смущается Чех, открывая стеклянную дверь, - к тому же не завтракал. Поэтому единственное занятие нашей фейспалмной проблемы - еда. Высовываться не будет, ибо понимает, что сейчас ему это не на руку.

Внутри, я понимаю, что тут не просто магазинчик, а есть маленькая зона, чтобы перекусить.

– Давай выбирай, - кивает Чех в сторону стеклянного прилавка, где разместился весьма неплохой ассортимент. Не только перекус, как у Ябо, но и вполне человеческая картошка, колбаски, салаты и даже суп с фрикадельками. Очаровательно.

Мы занимаем столик у окна. Так можно и весь зал видеть, и наблюдать за машиной. Конечно, сквозь тонированные окна не видно, но я чувствую, что Ябо пялится прямо на нас. Ещё и козу показывает, сволочь.

Картошка очень горячая, но мне это не мешает. Дождь за окном припускает сильнее. Чех терпеливо ждет, когда я утолю первый голод. Время от времени он делает глоток капучино (понятия имею, с чего его потянуло на эту сладость) и смотрит поверх очков на меня.

В какой-то момент я замираю, понимая, что больше не могу делать вид, будто ничего не происходит. Поэтому сжимаю вилку так, что белеют костяшки пальцев.

– Говори, - произношу я хрипло, каким-то чужим голосом.
– Просто говори. Рассказывай с самого начала. С момента, как ты ни капли не удивился Ябо, явившемуся со мной, до вчерашнего дня с этим не терпящим возражения словом «Разделим». Я хочу знать всё.

Тишина.

То есть, разумеется, кто-то заходит, что-то покупает, разговаривает по телефону, благодарит продавца в бело-красной форме и уходит, но… тишина всё равно оглушает.

– Хорошо, - отвечает Чех, и я вздрагиваю.
– Ты узнаешь всё. Имеешь право. Но в Херсоне. Нам осталось полтора часа дороги.

– Мы едем в Херсон?
– вопрос сам слетает с губ.

– Да. Там нас уже ждут.

Ну что ж, с Чехом, как всегда: нихрена непонятно, но очень интересно. И больше я ни слова от него не добьюсь. Есть такая мерзкая привычка: он говорит только то, что считает нужным. То есть, ты даже спросишь - он пояснит, но яснее не станет. И останешься ты как и был, с носом.

Чех ждет, когда я доем. После этого мы покидаем уютный и теплый зал, выходим на улицу. Машина, слава богу, на месте. Ябо, как ни странно, тоже.

– Слушайте, я уже успел поспать, пока вы по заправке лазили, - невинно сообщает он.

– Пересядь на заднее, - бросает Чех.

Я смотрю по сторонам, придерживаю дверцу - спокойно и тихо. Ябо ныряет туда, куда сказал Чех. Я занимаю место рядом с последним. Неужели он все-таки решил что-то рассказать?

Чех кладет руки на руль и трогается с места. Некоторое время в салоне царит тишина. На удивление, даже Ябо затих и не пытается болтать.