Два дня до солнца

Он кивает и скрывается за дверью.

А я внезапно осознаю, что понятия не имею, что делать дальше. В моем доме давненько не было таких гостей. Пожалуй, стоит поставить чайник. Еда… с едой сложнее, я же старался ничего не оставлять, кроме морозилки с мясом и пельменями.

С трудом сдерживаю нервный смех. Да уж, варить пельмени для Дана Ярасланова - это какой-то совершенный сюр. Но ведь к гадалке не ходи, выйдет сейчас и заявит, что голоден. За такое время я кое в чем уже смог разобраться.

Пока обдумываю всё, успеваю включить ноутбук. Снова вкладка с комментариями. Раз отпуск не удался, надо будет писать.

Дан выходит из ванной, кончики волос влажные - явно умылся и пригладил шевелюру мокрыми ладонями.

Неожиданно он замирает и, чуть прищурившись, смотрит экран ноута.

– Ты придумал, как будешь завершить цикл про горгонид?

– Я не… - начинаю отвечать и тут же прикусываю язык.

Горгониды… Награда «Последней книге Горгонид». Ведь Дан мне кинул награду ещё бог знает когда.

Я смотрю прямо в его глаза, падая в зелено-голубую волну, совершенно наплевав, что могу там утонуть.

Дан так же смотрит на меня - а уголок губ чуть изгибается в улыбке, то ли невинной, то ли насмешливой.

– Ты знал, - обвиняю и восхищаюсь я одновременно.
– Ты знал, что уничтожишь Алкесту?

Дан проходит и садится рядом. От зелено-голубой волны голова опять идет кругом. Я оказываюсь в смеющихся маленьких водах моря, которые не собираются отпускать на берег.

– Знал, что книга будет последней, ведь её написание уже привело к тому, что зашевелились создания. Но что это будет конкретно твоя горгонида - нет. Я же тебе не пророк.

– Кто знает, - бурчу я и закрываю страницу с романом, переходя в почту, где вмиг раскрывается письмо Игоря с вложенной обложкой.

Той, где мой персонаж Кирилл стоит на фоне сарматского склепа. В одной руке парня кнут, во второй - Корона Юга.

– Что это?
– Голос Дана как натянутая струна, которая резко оборвалась от варварского рывка.

– А?
– отзываюсь я, поворачиваясь.

И теряю дар речи, потому что Дана таким ещё никогда не видел. И от этого становится дурно, потому что…

Никогда ещё он не был настолько бледен. Сейчас особенно заметна рана скуле. Глаза, ещё несколько секунд назад окатывавшие зелено-голубой волной, сейчас настолько черны, что голова идет кругом.

И пальцы так впились в кухонный стол, что вот-вот послышится треск. Дан настолько напряжен, будто вот-вот кинется диким зверем. Только вот на кого? На меня? Или на ноутбук?

Я хочу закрыть страницу с обложкой, но пальцы вмиг сжимают моё запястье. Кожа вспыхивает огнем, дыхание перешибает, тело немеет от паники.

– Что. Это. Такое?
– повторяет он.
– Откуда?

Я наконец приказываю себе успокоиться. Так. Я не сделал ничего плохого. А страх - достаточно бесполезная эмоция, если длится больше десяти секунд. Поэтому берем себя в руки и начинаем соображать.

– Это обложка, - объясняю, как ребенку.
– Только вот тогда я понятия не имел, что цикл… что горгониды…

Продолжить не получается. Выдернуть руку - тоже. Меня держат так, будто сейчас кто-то вылезет из сарматского склепа на картинке и утащит в ад.

«Его заинтересовал явно не склеп, - вдруг четко понимаю я.
– Дело в короне. Он же готов испепелить взглядом.

Так не смотрят на досадную помеху. Так смотрят на… серьёзную проблему.

– Дан… - тихо зову я. Во рту пересыхает.

Он вздрагивает.

А до меня доходит, что я в первый раз назвал его по имени, и звучит это как-то… правильно, что ли. Как ни странно, это действует. Действует настолько, что глаза снова светлеют, а взгляд становится осмысленным.

Я коротко рассказываю странную историю про Корону Юга. Дан слушает, закусив нижнюю губу. Попытка не смотреть на него проваливается так глубоко, что никогда не достать из бездонной пропасти.

Некоторое время после моих слов царит тишина. Только сухой щелчок чайника разрезает её, напоминая, что жизнь идет своим чередом.

– Всё плохо?
– осторожно интересуюсь я.

Дан мотает головой:

– Нет. Всё намного хуже.

А он умеет подбодрить в нужный момент, ничего не скажешь.

– Это тоже… создание?
– всё стараюсь уточнить я.

– Если бы, - мрачно отвечает он.
– Эта хрень вполне реальна. Я не знал, что она может проявляться вот так.

С этими словами Дан встает, снова берет телефон, выходит в комнату. В моих мозгах царит какой-то бедлам. Едва решил, что начал что-то понимать в происходящем, как на тебе. Впрочем, голова думает, а руки делают. И пельмени из холодильника перекочевывают в кастрюлю с кипящей водой.

«Хорошо, что не борщ, - внезапно вспоминаю слова одного коллеги.
– Если ты готовишь человеку борщ, то это, считай, предложение. Ибо поесть борщ и не жениться - так честный мужчина не поступает».

С губ срывается смешок. Конечно, к ситуации не особо применимо, но немного отвлекает от мыслей, что я опять куда-то вляпался.

Дан возвращается через некоторое время, уже не такой бледный и, как я и предполагал, основательно голодный. Неосознанно жду какую-нибудь подколку в духе: «Питаешься полуфабрикатами?», но ничего такого не следует.

Я подозрительно кошусь на него.

– Спрашивай уже, - по-барски разрешает он, снова садясь на стул.

Вид все равно задумчивый. Кажется, эта корона нехило так его впечатлила. Дан будто находится в каком-то сне.

– Ты мне объяснишь, почему тебя так впечатлила эта Корона Юга?

– Объясню, - кивает он.
– И не только я. После Тиглата зайдем ещё к кое-кому.

Последнее звучит так, что я уже жалею о возвращении из Львова. Нехорошо так звучит. Откуда только ощущение, что ничего хорошего не будет?

Я вздыхаю и тут же слышу:

– А в этом доме есть майонез?

Глава 18. Каракурт-цветок

Тот, о ком не знает Антон Шуткач

Наше время

Всё не так, как кажется.

Эту истину Чех осознал давно.

Только кажется, что можно услышать всех. Понять многих. Оставить - нескольких. Кажется, что небо бездонно, а тьма когда-нибудь закончится. Кажется, что до солнца всего ничего - протяни руку и сможешь дотронуться. Одна только вот знакомая - знойная, как полдень в степи возле солёных озёр, та, что сама полыхает огнём, смеется и говорит: «До солнца - близко. Всего два дня до солнца. Я знаю».