Два дня до солнца

И снова послышался стон-зов, а затем… поступь, от которой дрогнула земля.

Чех миновал аккуратно выстриженные кусты, где обычно сидели отдыхающие, и притормозил у входа. Чуть в стороне сгорбилось существо, едва-едва напоминающее человека, в паре шагах от него маячил каменный лев, молочно-белый, такой сильный и прекрасный зверь. За львом стоял высокий мужчина в черном плаще. Его белые волосы спускались на плечи, а исходящий от него холод чувствался даже относительно теплой осенней ночью.

Мужчина быстро обернулся, почувствовав Чеха. Тот, не двигаясь, чуть прищурился. Миг - в глазах, светлых, как всполохи молний над адом, он различил пропасть.

– Здравствуйте, Данила Александрович, - произнес Чех одними губами.
– Давно не виделись. Какой прелестный у вас котик.

Лев оскалился и зарычал, но ему на холку тут же положили ладонь.

Данила Александрович Камнеград - херсонский Городовой вышел на ночной обход.

Чех сцепляет пальцы в замок, выныривая из воспоминаний. Вечно этот Городовой таскается с подарочком Одноглазого. Последний как-то был в Херсоне, так ему понравилось, что решил сделать Городовому приятное - взял и оживил каменного льва, лежавшего у фонтанчика кафе. Данила Александрович со львом теперь не разлей вода.

Тогда удалось договориться - убедить, что частично обратившийся в человека Азамат полезнее живым, чем кормом для каменного льва. И все было не зря: Азамат оказался умён. Да, он просил защиты. Но в то же время предлагал Чеху возможность прятать. Прятать всё, что нужно, чтобы никто не нашел.

Учитывая, что народ каракуртов до сих пор скрывался от камнелюдей, это было очень дельно. Что-что, а прятать они умеют.

Чех не прогадал, заключив с Азаматом сделку. Кроме отличных паучьих хранов ему принесли в дар часть силы каракуртового народа. Да такой, что Городовым теперь сложно перечить.

Азамат косится на него:

– Корона Юга всегда показывает на большие проблемы, да?

Чех качает головой:

– Нет, что ты. Какие же большие… огромные, Азамат. Просто огромные.

Некоторое время они молчат.

Корона Юга появляется сама, вырастая из реальности, вытягивая соки из прошлого и будущего, обертываясь настоящим. Её нельзя сделать… Только если бы собрались самый великий Создатель, мыслящий нечеловеческими масштабами, и не менее великий Лепщик, способный сминать пространство и время как космическую глину. Но и этого было бы недостаточно.

Корона Юга показывает, где ждать новую беду. Красный камень - Одесса, синий - Николаев, желтый - Херсон. Камни - административные центры. Металл - всё Северное Причерноморье и Приазовье, кусочек Бессарабии. И чем ярче горит камень, тем хуже дела.

Азамат некоторое время молчит, натягивает на искривленную кисть рукав, пряча костяной нарост на запястье.

– Что делать с Короной?
– хрипло спрашивает он.

– Беречь, - коротко отвечает Чех.
– Как зеницу ока.

Азамат кивает. Не нужны слова, чтобы было ясно: он всё понял.

Они сидят ещё некоторое время, болтая о мелочах. Потом парень встает, вежливо прощается и направляется в сторону дюка де Ришелье.

Чех ещё некоторое время дышит прекрасным вечерним одесским воздухом. Смотрит на великодержавную каменную государыню.

– Ну что, София Августа Фредерика, - произносит он одними губами.
– Начинается всё самое интересное.

Точнее, началось. Ровно в ту минуту, когда позвонил Ябо и сообщил, что у его Создателя проявилась Корона Юга.

Чех встает со скамейки и, засунув руки в карманы, поднимается по Екатерининской. И правда, время проехаться в Херсон и заглянуть Антону Шуткачу в глаза. Возможно, тогда получится разглядеть, что именно там увидел чокнутый бог вечного фейспалма?

Глава 19. Сладко-сладко

Тот, о ком скоро узнает Дмитрий Мороз

Наше время

Вечер настолько хорош, что хочется идти медленнее, просто дышать звенящим воздухом, смотреть, как солнце золотит крыши домов… и даже Дан Ярасланов, который остановился возле цветущей вишни и, задрав голову, наблюдает за жужжащими пчелами, прекрасно вписывается в картину городского умиротворения.

Вытрясти из него толком ничего не получилось, как я ни пытался. Мне просто сказали:

– Узнаешь.

Не очень, конечно, понятно, но однозначно намекнули, что стоит подождать.

Дан протягивает руку и касается ветки. Несколько лепестков срывается под дуновением ветерка и падает ему на волосы.

Надо же… Языческий Лель, который решил надеть современную одежду и выйти на улицы среди простых смертных. Само очарование и грация, дитя прекрасной Лады. Ровно до того момента, как повернется в профиль - тогда сразу видно, что во взгляде нет ничего от Леля. Обманываться сейчас - самое глупое, что можно делать.

Но эти вишневые лепестки всё равно здорово смотрятся в прядях цвета степного ковыля. В новую историю обязательно впишу такого персонажа, совершенно несносного, но харизматичного до одури.

Нравится мне происходящее или нет, но сложно не признать: на Дана Ярасланова хочется смотреть. Он умеет притянуть взгляд и внимание.

– Ты на меня так смотришь, что я начинаю опасаться за свою честь, - хмыкает Дан и отпускает ветку.

Я закатываю глаза:

– То есть только за это?

Он поворачивается и усмехается уголком губ.

– Ну как сказать…

– Впишу тебя в роман, - внезапно говорю чистую правду.
– Почему должен страдать один я? Пусть читатели тоже пострадают.

– Только ты уж со мной побережнее да поласковее. Чтобы со счастливым концом, - лениво бросает он и направляется вниз по улице.

– Какие пошли капризные и требовательные прототипы персонажей, - бормочу я, следуя за ним.

– Когда персонажу хорошо, то и автору приятно, - замечает Дан.
– Мы пришли.

Заходим в прохладный подъезд и поднимаемся на второй этаж. Я с интересом осматриваюсь, потому что раньше никогда тут не был.

Дверь открывается.

– Заходите, - доносится мужской голос, Дан ступает через порог первым.

Я делаю шаг следом, но внезапно чья-то ладонь ложится на мои глаза.

– А тебе не туда, - обжигает ухо шепот.

По лицу словно пробегает огонь, я вскрикиваю от боли. Кто-то с силой дергает меня назад, земля вылетает из-под ног, в воздухе появляется запах горелой плоти и металла.

– Антон!
– голос Дана звенит страхом, но меня тут же вышвыривает куда-то, оглушая и сминая невидимыми руками.