Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
– Ведь я тебя предупредил, – прошипел он, устремляясь к столу, за которым восседал Свердлов. – Почему тебе было сделать тоже самое так сложно?
– Успокойся, Феликс… – рассеяно произнёс еврей, проведя рукой по воздуху некие манипуляции. Дзержинский, как бык на красную тряпку, отреагировал на жест и с огромной силой ударил ладонью по столу, чтобы наглые чёрные глаза прямо смотрели в его – без сарказма и легкомыслия. – Ты что творишь?! Это каштан, между прочим…
– Меня беспокоит то, что тебя интересует сохранность состояния мебели больше, чем сохранность жизни людей, – повысив голос, разозлился «Железный Феликс». – Какого
– О, какие умные вопросы! – картинно воскликнул Свердлов. – Я уж было думал, тебя беспокоят царские выродки. Поди, жалко стало – ан нет…
– Ты обещал, что Романов будет предан суду, Яков, – чекист угрожающе навис над столом, отчего Свердлов невольно вжался в стул, – ты обещал не искать знание Каббалы. Более того, ты первый нарушил законы Конституции, которую сам же и принял на съезде.
– А Романов и был предан суду, – Свердлов хищно облизнулся. – Так, чтобы никому не было лишней мороки. Идёт Гражданская война, наше общее дело – мировая революция висит на волоске.
– Самосудом ты движешься в сторону от нашего общего дела! – пламенно возражал Дзержинский. – И сколько бы не было предупреждений и знаков…
– Я не по своей воле совершил, как ты говоришь, самосуд, – перебил его Свердлов, – а по воле ордена. Судить лишь по увиденной картинке, Феликс, слишком предвзято, особенно с твоей стороны – да, орден не дал мне выбора! Не нам был предоставлен этот шанс, помнишь, а Керенскому. Он целый год готовился и целился в Романова. И потому необходимо было захватить власть так скоро…
– Ты противоречишь сам себе, – огрызнулся чекист. – Полгода назад ты божился, ты клялся, семья Романова не пострадает ни при каких обстоятельствах, значит, тебе нельзя доверять. Я поинтересуюсь хотя бы у Кроули – что за игры они устраивают! …А что скажет Владимир Ильич? Он знает?
– Ещё нет, но только пока, – смело прошипел Свердлов. – Феликс, орден в начале лета дал команду исключить тебя. Я не знал, как сказать, а теперь тебе ни мне, ни тебе больше нечего терять.
– По какой причине? – насторожился Дзержинский, впиваясь ядовитой зеленью в чёрные бусины. – Уж ли не из-за того, что я поддерживаю Владимира Ильича?
Свердлов исподлобья взглянул на Дзержинского и отрицательно покачал головой.
– Дело в том, что ты занимаешь маргинальную позицию в политике, а они не любят неопределенных людей.
– Зато самых жестоких? Ради Каббалы убивать невинных детей?!
– Они были царской крови…
– Они были детьми! – Дзержинский снова повысил голос. – Если бы я был председателем ВЧК, я узнал об этом и присёк незамедлительно!
– Феликс, – Свердлов постарался придать своему голосу максимальное спокойствие, и проговаривал слова, чуть ли не по слогам, – теперь «белые» не смогут использовать козырь в своём рукаве. У нас не было другого выбора. Пойми, что наследников на престол не существует, и им не за кого будет воевать.
– Не за царя они воюют, а за власть, – чекист в бессилии отпрянул от стола. – Теперь я понимаю: ослаб я, ослаб. Не могу заглянуть более в твои мысли.
– Почувствую себя обычным человеком, Феликс, – довольно ухмыльнулся Свердлов. – Ты же так долго этого хотел. Теперь наслаждайся…
За спиной Дзержинского хлопнула дверь. Он обернулся, а Ленин мрачно и тяжело прошёл вдоль паркета, остановившись параллельно с ним.
– Феликс, ты знал? – тихо спросил Вождь, даже не взглянув на чекиста. Получив
отрицательный ответ, предсовнаркома сухо произнёс. – Иди, ни к чему тебе будет всё это слушать.Дзержинский едва заметно кивнул. Он был удовлетворён тем, что Ленин сделает выговор товарищу, но неуёмное желание узнать то, что обсуждают за глаза, горело в душе лютым пламенем. «Железный Феликс» думал, что диалог пойдёт не только о Романовых, потому что он был слишком умным для слепо преданного фанатика, но слишком интеллигентным и гордым, чтобы подслушивать. Спускаясь по лестнице в вестибюль, с камнем на сердце чекист обратил взор вверх с каким-то неуёмным противоречием. «Король умёр. Да здравствует король», – пронеслось в его сознании, хотя, прекрасно зная, из-за кого все пытки и мучения выпали на его долю, из-за кого и началась эта революция, Дзержинский покачал головой – нет, о не жалел о бывшем императоре. Жаль было детей…
– Хотя бы мне ты не будешь пудрить мозги, Яков? – с горькой иронией спросил Ленин, спустя несколько минут. Как бы он ни был уверен в порядочности верного чекиста, Ильич должен был удостовериться в отсутствии третьих лиц. – Ты дал приказ на расстрел в Екатеринбург?
– Да, я, – согласился Свердлов. Ленин поднял брови от удивления, что соратник не предпринял ни единой попытки для парирования.
– И что: ни у кого не возникло никаких вопросов?
– Я по закону глава государства, а значит, моя подпись правомерна во всех сферах, – запросто отвечал Свердлов. Он продолжал сидеть неподвижно, сложив руки на столе с педантичностью и затаённой хитрости, подобно профессору Мориарти, чей план, собственно, и предстояло разгадать гениальному детективу современности.
– Почему не уведомил меня? – сдержанно спрашивал Ленин. – У тебя такого права не было.
– О Люцифер, Владимир Ильич, неужели вам жалко семьи угнетателя и самодержца , морившего голодом всю Империю и загнав её в Первую Мировую?
– Всё это совершил один Николай. И он бы вскоре предстал перед судом. А самосуд – это…
– Правда!? – воскликнул Свердлов, вскочив с кресла. – И это говорите мне вы? Я знаю Феликса – он вспыльчивый и сентиментальный до детишек, но вы-то! Как не вспомнить ваше заявление об уходе из правительства, если за «Брест» проголосуют «против»? Этот ультиматум больше не работает! И что же вы будете делать теперь, когда вектор неумолимо движется к мировой революции?
– Я выгоню тебя из правительства и из партии.
Свердлов замер, недоверчиво глядя на Ленина, как словно бы вам сказал родной отец: «собирай свои вещи, неблагодарная скотина, и вали отсюда ко всем чертям», а вы бы стояли, молчали, и сквозь наглую, но ослабленную улыбку смотрели на него – как воспринять это заявление? Он, вероятно, просто блефует. А папа стоит и смотрит на вас, дожидаясь вашей реакции. Ленин был Свердлову скорее, как отец, нежели как товарищ и потому слышать подобные слова было слишком больно.
– Вы мне угрожаете?.. Но вы не сможете меня выгнать. У вас нет подобных полномочий, – опешил он, немного заикаясь.
– На партию есть, а если останешься беспартийным, то и портфеля главы государства тебе не видать, как своих ушей, – добил Ильич, прекрасно видя, как дёрнулись веки на глазах собеседника.
– Владимир Ильич… почему и вам нужно объяснять, что это было необходимо?- с дрожью в голосе пробормотал Свердлов.
– Яков, одного того, что ты не уведомил меня на всё достаточно.