Двадцать и двадцать один. Наивность

11 июля партия левых эсеров была объявлена большевиками вне закона.

7 июля Троцкий лично вручил Вацетису пакет с деньгами, двусмысленно заметив: «Вы разгромили одну из самых больших политических комбинаций и не знаете, кого вы громили». Впрочем, по мнению Ричарда Пайпса, Ленин особой благодарности к Вацетису не испытывал, всё ещё продолжая в нём сомневаться. 31 августа 1918 года он предлагал Троцкому Вацетиса расстрелять, а в июле 1919 года Вацетис всё-таки был арестован по подозрению в измене, и просидел несколько месяцев в тюрьме.

Попытка левых эсеров спровоцировать немцев на возобновление войны также не удалась. Германия никак не отреагировала на убийство своего посла графа Мирбаха, хотя новый посол Курт Рицлер потребовал разорвать дипломатические отношения. Рицлер потребовал от Ленина лично явиться в посольство, и принести извинения.

По свидетельству немецких источников, Ленин действительно явился в германское посольство 6 июля в 17: 00 вместе со Свердловым, однако его интересовали лишь «технические подробности» теракта. Осматривать тело Мирбаха Ленин отказался, и принёс извинения, которые были, по выражению немцев, «холодны, как собачий нос».

Германский дипломат также свидетельствовал, что 7 июля в 5 утра в германское посольство прибыл вооружённый пистолетом «размером с небольшое осадное орудие» Карл Радек с отрядом красногвардейцев, и заявил, что «социалисты-революционеры окопались в отдельных частях города, захватили Центральный телеграф, который, как он надеется, теперь снова отбит. Убийство организовано партией левых социалистов-революционеров и послужило, как он полагает, сигналом к началу выступления, которое, однако, очень скоро окончится для них провалом. Рано утром начнется наступление, убийцам и повстанцам уйти не удастся. Он надеется, что Германия поймет, что русское правительство не только не виновато в случившемся, но само, скорее, является мишенью еще в большей степени, чем мы, немцы».

Тем не менее, советско-германские отношения после убийства Мирбаха испортились, чему также способствовала бурная революционная деятельность, развёрнутая в Берлине советским полпредом Иоффе. Германия требует разрешения на ввод в Москву одного батальона под предлогом охраны своего посольства, однако Ленин отвергает такое требование, заявив, что «подобное требование мы ни в коем случае и ни при каких условиях удовлетворить не можем, ибо это было бы объективно началом оккупации России чужеземными войсками». Положение большевиков в это время сильно осложнилось с началом мятежа Чехословацкого корпуса, и эсеро-белогвардейскими восстаниями в Ярославле, Муроме и Рыбинске. В Ярославле восставшими впервые в истории Гражданской войны была использована баржа смерти, на которую посадили 82 большевика. Гражданская война была начата с белого террора.

Того же 7 июля Ленин телеграфирует Кобе, давая добро на борьбу с эсерами: «Повсюду необходимо беспощадно подавить этих жалких, истеричных авантюристов. Итак, будьте беспощадны против левых эсеров и извещайте нас чаще».

«Будьте уверены: у нас рука не дрогнет, – ответил Коба. – С врагами будем действовать по-вражески. Линия южнее Царицына пока не восстановлена. Гоню и ругаю всех… Можете быть уверены, что не пощадим никого, ни себя, ни других, а хлеб всё же дадим».

====== Глава 37. Три головы ======

Белзацар был убит этой ночью своими слугами

(с) Гейне.

1 июня 2017 г. Москва. Кремль.

Первый летний день, которого все так долго ждали, наступил. В столице, как всегда, разогнали тучи. Площадь едва-едва была приведена в порядок после «Дня победы»: марш на этот раз сопровождали неведомые танки, о которых в дни той войны могли лишь только мечтать. Но гордый голос диктора, навевающий дух неистового патриотизма, озвучил название орудия, и никто даже не повёл бровью.

Теперь же на Красной площади с самого утра кишили люди – семьями, с детьми. Асфальт был расчерчен на множество квадратиков, каждому ребёнку выдавались мелкие огрызки разноцветных мелков, а когда руки малышей стирались в кровь, то у организаторов буквально разом заканчивались все мелки. Разноцветные воздушные шары, дирижабли и вертолёты с плакатами, детский неугомонный плач и рыдания, музыка популярных ныне исполнителей гремит ещё громче через гигантские колонки… Крики, шум, гомон, трёп, телевидение снимает лишь частями первые ряды – пока ещё улыбающихся детей. Все, кто остался за кадром, изнывали от жары, от толпы, которая давит, визжит, если не дай Бог локтём кого-то зацепило… «День защиты детей» был в самом разгаре…

Внутри трехэтажного здания желтовато-медового цвета – главное здание правительства, находящееся на территории Кремля, было тихо и бессуетно. Отголоски истеричного шума с площади почти не были слышны, в коридорах всегда работал кондиционер. Воистину, это был самое спокойное место в Москве.

Ближе к полудню в кабинет Джека Сальвиати зашёл человек – зампред партии «Единая Россия» Константин Мазуревский. Партия, о которой было указано выше, занимала высшее государственное положение и являлась самой крупной в Российской Федерации. Она сформировала в Государственной Думе большинство мест, и уже который год в подряд неизменно побеждала в выборах. Идеология партии с недавних пор стала общегосударственной. Де-юро: центризм и консерватизм – некая промежуточная позиция между левыми и правыми, де-факто – резкий уклон в правую сторону. Загадка этой партии не раскрыта и до наших дней, однако ходят множество слухов о её магическом притяжении неиссякаемой победы.

– Доброго дня, – бросил он с порога. – Медведев звонил и приказал тебе явиться в «Горки».

Джек, как обычно сидевший на своём «троне», лицом к окну, фыркнул: ему было куда проще подняться на два этажа выше, чем ехать за 15 километров от Москвы в «Горки». В правительственном кортеже этот путь мог занять не более получаса, но даже за тридцать минут можно много сделать. Время – деньги, а Джек ценил время гораздо выше капитала.

– Он был здесь сегодня и уже успел вернуться? – нервно спросил он.

– Нет, Джек, не было. Выходной же.

– Выходной, – прошипел он, сощуривая лисьи глаза. – Очередной внеплановый. Как считаешь, долго ли он будет делать вид, что эксплуатирует меня?

– До пенсии, – Мазуревский насторожился и с просьбой посмотрел на Сальвиати. – Он на последнем съезде сообщал о скором собрании ЦИК. Думаю, что он назначит меня председателем, я уже несколько лет зам. Если зайдёт у вас вопрос об этом, то замолви словечко.

– Если бы речь зашла о собрании ЦИК или всего ЦК, он вызвал бы Грызлова или Матвиенко, – с холодом отрезал иллюминат.

– Знаешь, как взглянуть: и тот и другая друг друга стоят – они от славы зажрались, а ты же инкогнито. К тебе доверия больше.

– Глупый! – сапфировые глаза Джека сверкнули, он вскочил с кресла и обернулся. – Напротив: чем меньше ты даёшь славы, тем больше злятся. Подчинённых периодически нужно подкармливать и тогда они будут преданы. Я далеко не раб и известность мне не нужна – этого-то они и бояться.

– Тогда… зачем? – удивился единоросс, почесав затылок.

– Оттого, речь пойдёт о выборах.

– Выборы в следующем году только… А! – воскликнул Мазуревский. – Агитационную программу готовят за год!

– Слава богу, догадался, – Джек картинно подкатил глаза к потолку. – Кортеж уже готов, я видел из окна. Посети Воробьёва и Сабянина, предоставь на подпись документы, что лежат на столе. Им – ни слова, они поймут. Разберутся.

Отпустив актёрский прощальный жест, Джек Сальвиати, не упуская ни минуты своего времени, вышел из здания Кремля и сел в центральную чёрную машину. «Медведев назначит его председателем ЦИК, это даже смешнее, чем сосули дуры-Матвиенко, простачок, – пронеслось у иллюмината в голове, – какова же иная роль у обычной марионетки?»