Двадцать один день неврастеника

— Я тоже так думаю...

— Меня еще более убеждает в этом какое-то особенное сияние, которое по ночам иногда исходит от меня и разливается по комнате.

— Чудеса!..

— И вот, чтобы раз навсегда покончить с этим физиологическим заблуждением, воспроизведением человека человеком... я написал блестящее сочинение, которое я назвал Космогоническими возможностями. Это — трилогия, в которой я пользовался для большей ясности тремя методами изложения: скульптурным, литературным и музыкальным... При помощи скульптурного метода я в геометрических линиях и параллелоидальных кривых изображаю траекторию звездного яйца в тот определенный критический момент, когда оно от соприкосновения с теллурической пылью принимает человеческую форму... Литературный метод дает рифмованную парафразу этой пластики, а музыкальный — ее оркестрованную конденсацию или конденсированную оркестровку... Вы видите, что, несмотря на разнообразие методов, мое сочинение проникнуто единством общей концепции и постоянством символа... Но я не могу найти издателя для него. Другими словами... не одолжите ли мне двадцать франков?“

На этом кончаются мои заметки о Кларе Фистул.

Благодаря этим двадцатифранковым займам, которых он мне никогда не возвращал, мы сделались друзьями... А затем он в один прекрасный день исчез, и я потерял его из виду...

Каким образом мог он упасть с высоты своих грез и дойти до такой позорной действительности? Я выразил ему свое удивление по этому поводу.

— Ты находишь, что я изменился?.. Да, правда... Это целая история... Хочешь, я тебе расскажу?

И, не дожидаясь моего согласия, он рассказал мне необыкновенную историю:

„Лет десять тому назад я заболел и был отправлен на воды в X., который пользуется большей славой, чем другие курорты. И действительно, за шесть лет, в течение которых я лечился его водами, климатом и пользовался советами здешних врачей, я ни разу не слышал ни одного слова о смерти, ни разу не заметил, чтобы кто-нибудь из больных умер. Казалось, что смерть была изгнана из этого уголка французской территории... Правда, ежедневно многие куда-то вдруг исчезали... И когда вы осведомлялись об этом, то получали неизменный ответ: „вчера уехали“... Однажды я обедал с директором курорта, мэром города и арендатором казино. В разговоре я восхищался этим постоянным чудом, но позволил себе также выразить некоторое сомнение в его достоверности.

— Вы можете навести справки, — ответили они все хором... — Вот уж двадцать лет, как у нас не было похорон... и служащие наших похоронных бюро сделались банщиками... крупье... опереточными певцами... Мы даже наше кладбище хотим отвести теперь под голубиный тир...

Только в последний год своего лечения я узнал секрет этого поразительного бессмертия... И вот каким образом:

Однажды я поздно ночью возвращался к себе домой. Все, казалось, спало в этом, блаженном городе бессмертных. Вдруг я услышал в одной из соседних улиц какой-то странный шум... шепот запыхавшихся людей, которые стучали ногами, передвигая какие-то тяжести... Я вошел в эту улицу, которая освещалась единственным тускло горевшим фонарем. И прежде чем я успел что-нибудь разглядеть, я ясно услышал такие слова:

— Молчите же, черт возьми!.. Разбудите туристов!.. Еще вздумают посмотреть, что мы тут делаем... Хорошее дело будет...

Я подошел поближе и неожиданно увидел печальное зрелище: группы людей по четыре человека в каждой несли гробы... Длинная вереница из десяти гробов медленно двигалась вдоль улицы и терялась во мраке... В городе, где никто не умирал, я наткнулся на такое множество гробов... Какая жестокая ирония!

Теперь я понял, почему в X. в течение двадцати лет не было похорон... Покойников увозили тайком!..

Взбешенный таким издевательством над собой со стороны муниципальных властей и администрации казино, я окликнул одного могильщика, рожа которого так и сияла на фоне этой шекспировской ночи.

— Эй, дядя!.. что это такое?.. — спросил я, указывая на гробы.

— Это?.. сундуки, — ответил он... сундуки уезжающих туристов.

— Сундуки?.. Ха! ха! ха!..

— Да, сундуки... на вокзал несем... на главный вокзал.

Ко мне подошел полицейский, который наблюдал за процессией.

— Уходите, пожалуйста, — вежливо обратился он ко мне...— Вы мешаете... И без того запоздали... Сундуки — это сундуки — очень тяжелые... а поезд ждать не станет...

— Поезд?.. Ха!.. ха!.. ха!.. Куда же идет этот поезд?

— Но...

— Он идет в вечность, да?

— Вечность? — спросил холодно полицейский... Я такой страны не знаю...

Ты можешь себе представить, в какой ужас пришли мэр города... директор вод... содержатель казино, когда я им рассказал об этом приключении... Я грозил им разоблачить все... Они мне предложили большую сумму денег и место главного заведующего рекламой на выгодных условиях, и я успокоился... Вот вся история!..

Он хлопнул меня по спине и с добродушной улыбкой спросил:

— Ну, что? хороша?..

— Кстати... — прибавил он затем... — есть у тебя врач?..

— Да.

— Фардо-Фарда?

— Нет... Трицепс... мой друг, доктор Трицепс...

— А! очень хорошо... Потому что Фардо-Фарда... Да... нужно тебе и эту историю рассказать. Ах, и типы же тут водятся!.. Скучать некогда.

И Клара Фистул начал новый рассказ:

Как я уже раньше говорил, меня послали в X. В первый же день своего приезда я отправился к доктору Фардо-Фарда, которого мне усиленно рекомендовали... Это красивый мужчина, небольшого роста, живой, веселый. Несмотря на свою болтливость и смешную жестикуляцию, он внушал к себе доверие.

Он меня очень сердечно и тепло принял и. окинув быстрым взглядом с ног до головы, сказал:

— А! а!.. малокровие... легкие затронуты?.. неврастеник?.. алкоголик?.. сифилитик? Конечно... Посмотрим... посмотрим... Садитесь...

Он стал что-то искать среди беспорядка своего бюро и в то же время с какой-то веселой усмешкой осыпал меня вопросами, не дожидаясь моих ответов:

— Печальная наследственность?.. В семье чахоточные?.. сифилитики?.. Со стороны отца?.. матери?.. Женаты?.. Холостой?.. Женщины, значит... женщины! Ах, Париж!.. Париж!..

Отыскав, что ему нужно было, он начал долго и методично меня расспрашивать, внимательно меня выслушал, измерил мне грудь, как настоящий портной, испытал силу моих мускулов на динамометре и записал в маленькую книжечку мои ответы и замечания. Затем веселым тоном вдруг спросил меня:

— Прежде всего... один вопрос. В случае, если вы умрете здесь... вас бальзамировать?

Я подскочил на своем стуле.

— Но, доктор?..

— Нам еще далеко до этого, — поправился любезный врач... но в конще-концов...

— Я думал... — сказал я, смутившись... — я думал, что в X. никогда не умирают?..

— Конечно... конечно... В принципе, здесь не умирают... Но... какой-нибудь несчастный случай... как исключение... допускаете же вы исключение?.. У вас девяносто-девять шансов из ста не умереть здесь... это само-собой разумеется... Но все-таки?..

— Все-таки... бесполезно говорить об этом, доктор...

— Извините... наоборот, очень полезно... для лечения...

— Во всяком случае, доктор, если бы мне сверх ожидания и пришлось здесь умереть, то я не хотел бы, чтобы меня бальзамировали...