Двадцать один год

– И больше ничего?

– Нет, - вздохнула рыжая Памела. – Может, и говорили еще что-то, но упомнишь ли все? Тем более, я пьяная была.

Грюм тяжело крякнул. Вытащил из кармана еще одну сигарету. Бенджи подал Памеле огоньку. Она обернулась и только тут заметила Лили.

– Пардон, если засмущала невинную барышню. – развязно бросила женщина. – Но каждый зарабатывает, как может. Куда податься бедной сквибке?

Лили захотелось выйти в другую комнату. Соседство этого существа терпеть не было сил. Казалось, что если она продолжит дышать с ней одним воздухом, то непременно подхватит какую-нибудь болячку. По счастью, Памела уже направлялась, чуть пошатываясь на каблуках, к выходу.

– Кто-то из них да заходит почти каждый день. Иногда самых молоденьких и красивых забирают – у них бывают вечеринки своего рода… Но девок после такого только в Мунго.

Лили постаралась не задумываться, что бормочет это полупьяное существо. Затворив дверь, Грозный глаз и Бенджи вернулись в комнату. Фенвик развалился в кресле.

– Аластор, неужели вы не видите, что самое разумное – внедрить в бордель своего человека. И если есть подходящая кандидатура, то почему бы…

– Потому что она дочь моего друга, - отрезал Грюм. – Да будь и чужая мне, не пустил бы. Что это за мерзость – честную девчонку в притон совать?

– На войне, как на войне. Учитывая, что у девочки есть некоторый опыт шпионской работы…

В тот момент Лили хватило одного взгляда, чтобы понять: Фенвик омерзителен Грюму так же, как ей была омерзительна проститутка.

– Ты же с ней живешь, - процедил Грозный Глаз. – Как тебе вообще может в голову прийти подложить её кому-то в постель?

– Мэрион – славная девочка, - пожал плечами Беднжи. – Она сама отдалась мне, и принял её. Но я её не люблю. Ревность – чувство вообще довольно глупое, а ревновать того, кого даже не любишь…

– Жаль, что с тобой приходится иметь дело, - Грюм вздохнул и встал. – Встретишься с Памелой и передашь ей все, что я скажу.

Лили ежилась, отхлебывая остывший кофе. Значит, орден сотрудничает с продажными женщинами. Значит, Мэрион могли бы послать шпионить в бордель. И настаивал на этом человек, которого Риверс любила.

– Почему вы сотрудничаете с Фенвиком? – спросила она Грюма, когда тот вернулся в комнату. И добавила, чтобы он не подумал, будто она подслушивала. – И почему он сотрудничает с вами? Ведь его брат…

– Его брата подставили Пожиратели. Фенвик хочет мести, - Грюм достал табакерку. – Только вот у него с братом общая беда. Неразборчивы оба.

А между тем улицы уже украшались гирляндами и венками остролиста. Праздник близился, оттеняя своей чистотой все происходящее – от мерзкой стороны работы Ордена, с которой Лили случайно соприкоснулась, до новых и новых новостей о бесчинствах Пожирателей. Надо сказать, сведения в последнее время Лили получала только от других орденцев: в газетах писать о Пожирателях почти перестали.

– Шпионы в Министерстве плодятся не по дням, а по часам, - рассказывала забегавшая на огонек Доркас.- Вот уже и на прессу надавили. А Пожиратели нападают на магглов, мучают, насилуют девушек – только и успеваем память стирать. Частенько, правда, нужды в этом нет: беднягам уже и так её почистили, сделав чуть не овощами. Но иногда кое-что удается восстановить… - она усмехнулась, поглаживая белую выпуклую поверхность чашки. – Что ты можешь сказать о Септимусе Берке? Вы ведь учились вместе?

– Он на год старше меня, - ответила Лили, припоминая бледного, красивого и холодного юношу. – Очень способный ученик, говорили, что он поэт магии. А после стали говорить, что стал Пожирателем смерти.

– Стал, - с горечью подтвердила Доркас. – Поэт магии… Он поэт насилия и пыток. Притом, представь, живет с полукровкой. Миранда Фиорелли – итальянка наполовину, по отцу, а мать её – магглорожденная. И вдумайся: ей все равно, что её любимый мучает и убивает таких, как её мать, как её дед и бабка…

Лили словно снова видела перед собой эксцентричную девушку, любившую наряжаться цыганкой: узкая, часто драная кофточка, рукава с воланами, пестрая юбка, черные волосы по плечам и платок вокруг головы… О Миранде и её младшей сестре Эмме многие отзывались ,как об очень талантливых художницах, причем, если Миранда любила писать портреты, Эмма увешала всю спальню иллюстрациями к балладам и легендам.

Интересно, был ли Септимус Берк в числе нападавших на Хогсмид? Неужели даже то, что товарищи любовника ранили сестру, оказалось Миранде безразлично?

А Доркас продолжала:

– Еще засветились Лестрейнджи. Сущие мясники все трое – и знаешь, кто верховодит расправами?

– Беллатриса Лестрейндж, - ответила Лили очень тихо. – Но скажите, неужели мы не в состоянии их победить? Мы столько боремся, почти не бываем дома – но до сих пор я не слышала, чтобы мы захватили хоть кого-то.

– Несколько раз в бою брали мелких сошек, - Доркас нахмурила бледные брови. – Их отправляли прямиком в Азкабан. Что до крупной рыбы… На них собирается досье, но сама понимаешь: пока привлечь к ответу человека, который богат и влиятелен, невозможно.

– А когда станет возможно? – вырвалось у Лили нетерпеливо.

Доркас опустила бледные веки.

– Если Краучу удастся очистить Министерство от шпионов, настроить общество против Пожирателей и уговорить гоблинов заблокировать счета чистокровных в Гринготсе, тогда, возможно…

– Вы сами-то верите, что это произойдет? – у Лили губы дрожали от горечи. Доркас покачала головой.

– Есть один шанс из ста. Маленький шанс, призрачный. Если кто-то убьет неназываемого… В момент ступора можно захватить и перебить его союзников – или, по крайней мере, отправить в Азкабан большую часть из них. Можно предположить, что они растеряются, начнут метаться - знаешь, так мечется обезглавленная курица. Но кто сможет одолеть их главаря?

А праздник близился, великий и светлый, день материнства и невинности, мира и чистоты. Джеймс срубил в лесу и приволок домой ель, раздобыл где-то омелу и закрепил в гостиной. Лили, сидя на дежурстве в Ордене, прикидывала, какими лентами переплести венки и где бы добыть гуся. Вообще сначала Джеймс предлагал устроить в Годриковой Впадине вечеринку со всеми членами Ордена, которые смогут прийти, но Грюм обругал его, заявив, что Пожиратели только и ждут, когда члены Ордена соберутся вместе и расслабятся, чтобы застать врасплох и прикончить всех разом. По совести, Лили была благодарна старому аврору: после пережитого в этом году ей не хотелось шумного праздника. Нет, в доме никого не будет – Ремус не давал о себе знать с тех пор, как ушел с Дамблдором, Питер, кажется, в кои-то веки завел девушку, даже Сириус встретит Рождество не то с семьей кузины Андромеды, не то вместе с Марлин. Они побудут с Джеймсом наедине.

Наступление Сочельника все равно стало неожиданностью. Утром Лили впопыхах наряжала елку, потом на кухне металась между индейкой и пудингом, а когда решила испечь домашнее печенье, то оказалось, что дома закончились сахар и мука. В магазине снова заболталась с Батильдой. А Джеймса дома не было, с утра куда-то убежал.

Когда Лили управилась с приготовлениями к празднику, за окном начинало смеркаться. Оставалось надеяться, что с Джеймсом ничего не случилось. Грюм уже несколько раз предлагал Дамблдору попробовать поставить на дома орденцев чары дальнего оповещения – новое изобретение, весьма трудоемкий обряд, который мог дать знать участвовавшему в нем вместе с тобой человеку, что в твоем доме случилось преступление. Учитывая характер Джеймса и Сириуса, да и не только их (рыжие братья Пруэтты были те еще сорвиголовы), такие чары следовало усовершенствовать и применять к отдельным особенно буйным личностям. Минут пять посидев и сердито посозерцав часы, Лили отправилась в душ. Пусть ей доведется встречать Рождество хоть одной, но выглядеть она должна празднично.