Дважды разыскиваемые
Шрифт:
– Не знаю. Если будет настроение…
Звякнула калитка. В глухой тишине простучали быстрые шаги Милы, потом загремела цепь-наверно, собака побежала по двору, потом послышался скрип дверей.
Тимур медленно пересек дорогу, подошел к дереву и застыл около него, будто слился с ним.
Из-за высокого заводского здания показалась луна. Она зацепилась за длинную тонкую трубу, облила улицы холодным блеклым светом.
– Милка,-прошептал Тимур.-Милка… Какая ты…
10.
Директор автопарка, увидев входящего
– Здравствуйте, Николай Аркадьевич. Что-нибудь случилось?
Сорокин пожал протянутую руку.
– Нет, ничего не случилось. Просто хочу побеседовать с водителями.
– Явятся к вам в отдел. Я же обещал.
– Не ушли еще?
– Пока здесь, в гараже. Пригласить?
– Хорошо бы. Нужна свободная комната.
– Вот мой кабинет. Располагайтесь, Мне так и так ехать в трест.
Рутман стал убирать со стола бумаги. Сорокин присел на диван и тяжело вздохнул. Вчерашний вечер не прошел бесследно - адски трещала голова. Перед глазами мелькали лица Евгения Константиновича, Надежды Михайловны, Клары, Женьки, Майи… Калейдоскоп! В таком состоянии лучше бы отдыхать - не заниматься расследованием! К сожалению, времени для отдыха не было. Дело торопило.
– Сюда, Николай Аркадьевич!-прервал мысли Сорокина директор автопарка.- За мой стол.
Я сейчас пришлю потерпевших.
– Спасибо, Семен Абрамович,- поднялся Сорокин.
Рутман вышел.
Минут через десять в дверях показался Иван Фомич Селезнев. Это был высокий худощавый мужчина лет сорока. Он неторопливо прошел в кабинет, сел на стул против лейтенанта, огляделся, поправил редкие волосы, спадающие на лоб, вопросительно посмотрел на Сорокина. Сорокин представился, объяснил, что будет заниматься розыском грабителей.
– Вспомните, пожалуйста, товарищ Селезнев, о чем говорили грабители в машине?
Селезнев подумал, пожал плечами.
– Не прислушивался я. Думал о другом: как бы не попался на пути милиционер. Эго стоило бы мне прав.
– Было нарушение?
– Да. Посадил лишнего человека.
– Разве вы не слышали о грабителях?-удивился Сорокин.- Мы давно поставили в известность руководителей таксомоторных парков, что преступления в машинах совершала группа из пяти человек. Вы должны были учесть эго.
– К сожалению, я ничего не знал. Находился в отпуске. Это был мой первый рейс в этом месяце.
– Перед выездом вас не предупредили?
– Нет. Забыли, видно.
– Нарисуйте, пожалуйста, устный портрет того, кто сидел рядом с вами.
– Черного,что ли?- нахмурился Селезнев.- Я уже рисовал дежурному по городу. Сколько можно повторять одно и то же.
– Кое-что не сходится, нужно уточнить. Какой же Черный?
– Какой?-скривился Селезнев.- Худой. Смуглый. Картавит как будто… Разве по этим приметам найдешь человека?.. Вот еще что-лоб у него низкий. Скошенный словно…
– Кому принадлежит кепка, которую вы обнаружили в машине?
– Кому-то из них. Прежние клиенты ничего не оставляли. Я всегда машину осматриваю,
когда выходят пассажиры.– Других грабителей не запомнили?
– Сидели они сзади… Вообще - сопляки. Лет по восемнадцати. Тот, что был за мной, наверное, учится в институте. Черный спрашивал его об Эйнштейне.. Сестра у меня,- счел нужным объяснить Селезнев, - заканчивает политехнический. Так она прожужжала мне все уши какой-то теорией относительности. Потом еще что-то заковыристое.
– Что же ответил грабитель?-вернул Сорокин Селезнева к теме разговора.
– Ничего. Рассказал анекдот о том, как Эйнштейн ездил в Японию на съезд ученых… Бандюги, понимаете? Разговаривают о науке! Не поймешь, с кем дело имеешь… Вот однажды у нас во дворе было собрание. Так один воспользовался тем, что все заняты, зашел в калитку, взял детскую коляску и покатил мимо нас, приговаривая:«Не плачь, малыш, не плачь, дорогой. Баю-бай, баю-бай!» Конечно, никто не обратил на «папашу» внимания. Только у самого выхода встретилась с ним хозяйка коляски. Она как раз с базара шла. Видите, как бывает.
– Бывает… Что вы скажете о Чайханщике?
– О Чайханщике?- Селезнев опустил веки, покопался в памяти.- В веснушках весь. Чуб такой гитлеровский. В темном плаще… Черный был в светлом, с погонами.
– Вы не знаете человека, которого ссадили на площади перед тем, как взять этих «пассажиров»?- задал очередной вопрос Сорокин.
– Нет, не знаю.
– Еще один вопрос: не называл ли кто-нибудь из преступников женское имя?
– О женщинах они, по-моему, вообще не говорили… Хотя подождите,- сдвинул брови Селезнев.- Чайханщик как будто упоминал о какой-то Кнопке…
Больше Сорокин ничего не мог «выжать» из таксиста. Селезнев повторял одно и то же: «не помню», «не знаю», «не видел». Когда же вопросы иссякли, тяжело поднялся и, не простившись, вышел.
…Михайлову было лет пятьдесят пять. Он прямо с порога начал разговор с Сорокиным.
– Безобразие! Какое безобразие! Нет, вы только подумайте, какое безобразие!
– Действительно, безобразие,- согласился Сорокин.- Садитесь! Итак?..
– Да что там,- отмахнулся Михайлов. На стул, однако, сел и снял кепку. Положил ее на колени,- Меня ограбили, ладно. Нервы крепкие, перенес… Они, негодяи, с девушки сняли пальто. Совсем юная, лет семнадцати.
– При вас?
– Разумеется! Иначе бы и говорить не стал.
– Лет семнадцати, значит?
– Да. Студентка. Может, ученица еще.
– Вы бы узнали ее сейчас?
– Узнал!
«Интересно, почему она не заявила в милицию?-подумал Сорокин.- Побоялась мести преступников? Земмель предположил, что она связана с ними. Так ли это на самом деле?»
– Как выглядит девушка?
Михайлов, не задумываясь, перечислил приметы:
– Глаза большие. Кажется, серые. Волосы как будто обыкновенные, темные. В нашем городе, кстати сказать, больше брюнеток. Кроме того, у нее на правой щеке родинка. Чуть ли не с копейку… Таких я ни у кого не видел. По этой родинке я бы и узнал ее. Вообще, красивая. Прямо Василиса Прекрасная. Найдете - убедитесь! Жалко бедняжку. Был бы я помоложе, не дал бы девчонку в обиду.