Дважды разыскиваемые
Шрифт:
– Что значит «почти»?
– Это значит, что еще не все преступники установлены,
– Та-а-ак… Скажите, пожалуйста, почему это дело поручено человеку, слабо представляющему себе, что такое наша служба?
– «Таксистами» занимается один из лучших оперативников отдела,- ответил Каримов.- Это вам должно быть хорошо известно. Вы неоднократно бывали на наших оперативных совещаниях.
– Если все работники вашего отдела такие, как Сорокин, то нам с вами совершенно нечего делать в милиции. Нас просто-напросто надо гнать отсюда! Вы знаете, что он натворил?
–
– В этом вся ваша беда, Каримов. Вы слишком доверяете людям. Даже тогда, когда они этого не заслуживают. Неужели вы не помните: доверяя - проверяй!
– Что все-таки… натворил Сорокин?
– Оскорбил Боброва. Это - во-первых. Во-вторых, поднял руку на его жену.
Каримов встал, посмотрел удивленно на Долгова, потом рассмеялся.
– Простите, товарищ полковник. Однако вы действительно меня развеселили. Кто вам сказал, что Сорокин поднял руку на жену Боброва?
– По-моему, это не имеет значения. Важны сами факты! Вот, пожалуйста, полюбуйтесь!- Долгов извлек из стола лист бумаги, протянул Каримову.
Каримов с трудом вник в смысл написанного. Некие Семен Абрамович Зельцман и Анна Львовна Куракина сообщали о том, что вчера вечером работник милиции Сорокин на квартире Боброва избил его жену Надежду Михайловну и оскорбил самого Боброва. Такой человек не имел никакого права работать в органах милиции, делали вывод Зельцман и Куракина. Его необходимо немедленно снять с работы и отдать под суд.
«Принципиальные свидетели,- усмехнулся про себя Каримов. Потерпевшие хорошо их проинформировали!» Каримов был убежден, что Сорокин даже пальцем не тронул ни Евгения Константиновича, ни тем более Надежду Михайловну.
– Ну, что вы скажете?
– Я не верю этой бумажке,- сердито проговорил Каримов.- Это ложь. Сплошная ложь.
– Не будем полагаться на чувства,- улыбнулся Долгов.- Поступим так, как повелевает нам долг. Сорокин, насколько мне известно, член партии?
– Коммунист.
– Отсюда вытекает следующее. Немедленно проверьте жалобу, соберите партийное собрание и разберите его поступок. Не хотелось бы, чтобы все, что здесь написано, подтвердилось. Однако… Думаю, вы хорошо понимаете - таким людям у нас не место. Я сам возьму ордер на арест, если вы, по своей мягкости, не сможете это сделать.
– Ордер?- растерянно проговорил Каримов.- Товарищ полковник, прежде всего необходимо установить степень виновности лейтенанта Сорокина. Иначе наломаем дров. Я не верю этому доносу, заявляю еще раз.
– Верю - не верю… Нужно выяснить и принять соответствующие меры. Лично я очень хочу, чтобы вечером вы доложили о выполнении моих распоряжений. Есть еще вопросы?
– Вопросов нет.
– Вы свободны.
Каримов сделал несколько шагов к двери, затем возвратился.
– Товарищ полковник, разрешите обратиться!
– Да.
– Скажите, пожалуйста, Бойко по-прежнему находится в Москве?
– Странный вопрос! Конечно, где же ему быть… Вы так спрашиваете, как будто я обязан перед вами отчитываться.
– Капитан Бойко состоит у нас на партийном учете.
Он должен был поставить нас в известность.– Ну, зачем так усложнять… Он скоро вернется, снимется с учета. Я не вижу причин для беспокойства. Извините, подполковник, у меня срочные дела. Приходите вечером. С докладом!
2 .
«Дела-а-а-а, дела-а-а! Час от часу не легче… Кто же нанес удар? Сам Бобров, что ли?.. Под заявлением закорючки какие-то. Если верить этому заявлению, то Сорокина нужно уволить из милиции. Причем немедленно. У Долгова в руках документ. Этот документ дает ему право решить судьбу Сорокина самым жестоким образом…»
Каримов подошел к окну и, распахнув створки, подставил лицо рвущемуся в кабинет теплому ветру.
«Загадка за загадкой… Загадка за загадкой… Кто же все-таки так старательно очерчивает круг вокруг дела о «таксистах»? Очевидно, на этот вопрос не ответишь, пока не возвратится из Москвы Воронов. Теперь можно с уверенностью сказать, почему Бойко охладел к этому делу. Он так же, как и Сорокин, докопался, что Бобров-младший замешан в грабежах. Потом пришли в действие скрытые пружины. Бобров-старший, естественно, не стал ждать милиционера с ордером на арест сына…»
Каримов вышел из кабинета, сказал секретарю, сидевшей за машинкой:
– Пригласите, пожалуйста, лейтенанта Сорокина.
Сорокин появился минут через десять. Он прошел к столу и посмотрел вопросительно на подполковника.
– Рассказывайте!-потребовал Каримов.
Сорокин решил, что начальник отдела интересуется «таксистами», поэтому подробно изложил ход дела.
Каримов выслушал лейтенанта, не отходя от окна, закрыл створки и неторопливо вернулся к столу.
– Все?
– Да.
– Вы ничего не упустили?
– Нет.
– Возможно, что-нибудь упустили?
Сорокин наконец понял, что Каримова интересуют не «таксисты». Он помолчал немного, пытаясь угадать, что волновало начальника отдела, потом сам задал вопрос:
– Вас что-то тревожит?
– Не догадываетесь? Вы были вчера у Бобровых?
– Был.
– Кого видели?
– Евгения Константиновича, Надежду Михайловну, Клару…
– Вот и расскажите: что случилось?- сдвинул брови Каримов.- Впрочем, если у вас не хватит мужества, то я могу сообщить вам, что случилось. Вы избили Надежду Михайловну.
– Кого-кого? Надежду Михайловну? Я не совсем понимаю вас, товарищ подполковник.
– Я тоже многого не понимаю, однако хочу понять… Садись!- внезапно потеплел голос Каримова.
– Спасибо.
Сорокин сел, снова остановил на Каримове вопросительный взгляд.
– Вспомни все, что было вчера у Бобровых. Только, пожалуйста, не скрывай того, о чем нельзя рассказывать… ну, начальству, например.
– Я ничего никогда не скрываю.
Сорокин потер пальцами нахмуренный лоб, потом медленно заговорил, боясь пропустить то, что могло, по его мнению, интересовать начальника отдела. Правда, он умолчал о том, что Клара ударила его, когда рядом были незнакомые люди. Собственно, это не имело никакого отношения к делу.