Две силы
Шрифт:
– Это я-то? В тайге? Это в городе заплутаться можно, а тут всё, как на ладошке.
– Я тебе дам подзорную трубу. Умеешь в неё смотреть?
Стёпка слегка замялся:
– В биноклю, это я ещё могу, насчёт трубы не пробовал.
Отец Пётр вытащил из своего вьюка подзорную трубу.
– Для неё нужно бы треногу – очень большое увеличение, но тренога – вещь тяжёлая. Трубу нужно то ли к дереву прижать, то ли на винтовку упереть, вот так. Теперь смотри.
Когда труба была, более или менее, установлена, Стёпка приник к её окуляру.
– Вот это так здорово! Прямо, как под носом!
Отец Пётр достал из другого вьюка маленький воронёный револьвер на каком-то шнурке. Снял с себя куртку, просунул револьвер в правый её рукав, а конец шнурка с мёртвой петлёй, надел на шею. Потом снова надел куртку и через плечо привесил с правого боку тяжёлый крупнокалиберный пистолет. Стёпка смотрел на все эти операции с ясно выраженным недоумением.
– А этот револьвер-то к чему?
Отец Пётр расправил свои плечи и оправил рукава.
– А это, видишь ли, американская штучка. Человек видит, пистолет у меня в кобуре и на боку. И не беспокоится. А я, вот…
Отец Пётр сделал правой рукой малозаметное движение, и воронёный ствол револьвера так неожиданно очутился перед самым Стёпкиным носом, что Стёпка даже отшатнулся.
– А это как же так получается?
– Револьвер на резинке висит, я дёрну рукой, и он у меня в кулаке.
– А ну, отец Пётр, ещё раз, больно уж занятно.
Отец Пётр разжал кулак, и револьвер сам по себе нырнул в рукав. Потом отец Пётр ещё раз дёрнул рукой, как бы стряхивая с неё воду, и револьвер опять очутился в его кулаке и перед Стёпкиным носом.
– Вот, – сказал Стёпка задумчиво, – а вы вот говорили… – Стёпка слегка замялся.
– Что я говорил?
– Говорили, что это, значит, я – жулик, значит…
Отец Пётр весело рассмеялся.
– А на поверку выходит, что жулик, значит, я?
– Нет, это я не к тому, а, всё-таки, тут и крест, и пистолет, и револьвер, со всех, значит, сторон.
– А на тебе креста нету?
– Как не быть, конечно, есть, вот, смотрите.
Стёпка полез рукой за пазуху и достал маленький серебряный крестильный крестик на такой же серебряной цепочке.
– Ну, а кроме креста, есть у тебя и винтовка, и пистолет?
Разницу между крестом отца Петра и своим собственным Стёпка объяснить не мог, хотя и чувствовал, что какая-то разница тут всё-таки есть. Стёпка вздохнул:
– А, всё-таки, как то не охота мне вас, отец Пётр, одного в тайге оставлять.
– Как это я до сих пор без тебя жил? – засмеялся ещё раз отец Пётр.
Но Стёпка, который в пещерке чувствовал себя больным, опекаемым, почти беспомощным, сейчас, в тайге, как-то незаметно для самого себя стал играть роль проводника и даже покровителя.
– А, всё-таки, как-то боязно. Русский-то этот, как есть, шляпа. А китайцы-то, видимо, дошлые. В тайге, как у себя дома. Боязно.
– Хороший ты парень, Стёпка!
– А вы вот говорили, жулик.
Отец Пётр вздохнул:
– Все мы перед Богом жулики.
– Кое-кто и перед людьми, – дополнил Стёпка.
– И перед людьми тоже, – согласился отец Пётр.
– Так вы, отец Пётр двигайтесь помаленьку, как бы они засады не устроили, пустите вперёд вашего сойота.
– Им, я думаю, не до засады,
им бы поскорей выбраться. А я, Стёпка, в тайге тоже не новичок…– Ну, так я, значит, пошёл, – сказал Стёпка, не двигаясь с места. – Как-то боязно, ослабел я, что ли?
– А чего тебе боязно?
– Да вас тут одного в тайге оставлять, мало ли что может тут статься?
Отец Пётр засмеялся:
– Да жил же я без тебя до сих пор в тайге, а?
– Время-то было иное. Вот, сколько годов по тайге хожу и ничего. А тут за, можно сказать, две недели такого было наворочено, как на войне.
– Ничего, Стёпка, выберемся. Вот, только не забыли ли мы чего- нибудь?
– Забыли, так найдём…
– Нет, не в том дело. Может, тебе твоего Лыску лучше с собой взять?
– Ни к чему, я и пешим не хуже. А коня зверь задрать может, и волк, и рысь, и чёрт его знает что.
– Ну, хорошо. Тропу ты увидишь через проток. Перейти через него можно только в двух местах. Но это знать нужно, так не расскажешь.
– А вы расскажите, может, и пригодится, мне же на тропу тоже посмотреть нужно.
Отец Пётр вынул из сумки блокнот и карандаш и начал рисовать план местности. Стёпка смотрел внимательно, но не проявлял видимых признаков понимания. Окончив рисунок, отец Пётр стал иллюстрировать его устными разъяснениями. Устные разъяснения сопровождались новыми дополнительными рисунками ландшафтного типа.
– Вот, смотри, тут, на этом плане вот эта, каменюга. – Каменюгу отец Пётр набросал несколькими очень уверенными штрихами. – Вот, если обойдешь её справа, так будут три кедра.
Таким способом в уме Стёпки был постепенно создан его маршрут.
– Теперь понятно, – сказал Стёпка уверенно. – Теперь-то я уже не собьюсь…
– Мы, значит, поедем потихоньку, валиком. Не нравиться мне этот русский, ох, не нравится… – Несколько непоследовательно сказал отец Пётр.
– А чего ему нравиться, вам с ним не целоваться!
Отец Пётр неопределенно пожал плечами.
– Знаешь что, Стёпка, ты ещё мой самострел с собой возьми, видал ты его?
– Видал. У тунгусов такие есть. Здоровая штука. На медведя ходят. А только он мне ни к чему.
– Вот, Феде пригодился. Да и мне – не один раз. Я тебе его здесь оставлю. Что-то мне кажется…
– Что вам кажется?
– Да всякие вещи. Ну, давай с Богом, только ты не попадись как-нибудь…
– Я то? В тайге-то? – В голосе Стёпки было искреннее возмущение. – От борова с цепи и то сорвался, а тут тайга-матушка! Это вы, отец Пётр, уж будьте благонадежны. К вечеру догоню… Ну, если не к вечеру, так завтра. Хлеб есть, сало есть, патроны есть, чего ещё человеку нужно?
Отец Пётр даже не усмехнулся.
– Так, значит, с Богом. Нам этих трёх тоже далеко отпускать нельзя…
Стёпка помялся, потом почему-то поцеловал руку отца Петра и сразу нырнул вниз в расселину. Отец Пётр поднял руку, чтобы перекрестить его, но из рукава от резкого движения руки выскочил спрятанный там револьвер. Досадливым жестом отец Пётр запихал револьвер обратно и всё-таки перекрестил то место, в котором уже скрылся Стёпка. Расселина поросла густым, почти непроходимым кустарником, и уже шагах в десяти ничего не было видно.