Две жизни

— За родину, за Сталина, вперед! За мной, ребята, не отставать!

Борис, пригнувшись, бежал за комбатом, готовый в любую минуту, услышав нарастающий вой снаряда, уткнуться носом в землю. Но немцы молчали. Пулеметные очереди, разрывы снарядов были слышны только на флангах, где дрались другие батальоны. Бежать тяжело. Весь склон изрыт воронками. Хорошо еще, что к вечеру земля подмерзла, и ботинки не утопают в грязи. Катушка больно бьет в правое бедро, приходится поддерживать. А в левой руке карабин. Москалев отстал, тянет нитку. Вот и первый пригорок. Никогда еще его не переваливали. А немцы молчат. Значит, действительно их связали на флангах. Перевалили через пригорок. Комбат в двух шагах впереди остановился, махнул рукой.

— Ложись, ребята. Отдышись пару минут. Здесь мертвая зона, не простреливается. Москалев, дай связь, вызывай подполковника.

Москалев упал возле комбата, быстро подсоединил аппарат, протянул комбату трубку.

— Орел, Орел, я Ласточка. Говорит двадцать второй, дай десятого. Товарищ десятый, перевалил первый рубеж, сейчас пойду дальше. Конечно, все хозяйство здесь, никто не отстал. Встретимся на Волчьей, в деревне.

Отдал трубку Москалеву.

— Кривошеин, ты где? Комроты ко мне! Ты где околачиваешься?

— Я отставших подгонял, товарищ капитан. В третьем взводе бойцы пожилые, не успевают.

— Слышь, Кривошеин, надо дальше идти, пока немцы не расчухались. Видно крепко их первый и второй прижали. Метров пятьсот до вершины осталось. Но подъем крутой. Ты с политруком сзади иди, а то расползутся все по склону. Сейчас подниму ребят. Освободим место отдыха Нечипоренко и Яковлеву.

Комбат встал во весь рост. И уже на бегу, во весь голос:

— Подъем! За Родину, за…

"За Сталина" комбат крикнуть не успел. Сплошная стена пулеметного огня преградила путь. Москалев, шагнувший за комбатом, упал на колени и медленно, как бы нехотя, лег на левый бок. Отчаянный крик комроты:

— Ложись! Назад!

Высоко над немецкими окопами беззвучно поднялись несколько ослепительно белых ракет. На секунды стало совсем светло. Борис увидел — десять бойцов, успевших выскочить за комбатом из мертвой зоны, распластаны темными пятнами на припорошенной белым инеем земле. Комбат и Москалев лежали почти рядом. Борис сбросил через голову лямку катушки, положил рядом карабин и пополз, вжимаясь в землю, к Москалеву. Один немецкий пулемет перенес огонь на пригорок за мертвой зоной. Он стрелял трассирующими пулями, и прерывистые красноватые нити красиво прорезали черное небо над Борисом. Москалев лежал на боку, поджав ноги, обхватив обеими руками живот. Он тихо стонал. Борис подполз, заглянул в лицо. В широко открытых глазах Москалева тоска. Еле слышно сказал:

— Все, Борька (в первый раз назвал Бориса по имени). Кончился Москалев. Брюхо разворотило. Жжет.

— Что ты, сержант. Потерпи немного. Сейчас я тебя дотяну до роты, а там санитары в тыл снесут. В госпитале залатают, будешь, как новый. Подожди, я только до комбата доползу.

Москалев молчал. Комбат лежал чуть впереди, без шапки, уткнувшись лицом в землю. Борис подполз поближе и увидел — у комбата не было половины головы. Ошметки мозгов красно-серыми пятнами на шинели. Борис с трудом сдержал подступившую к горлу рвоту. Попробовал снять с комбата планшет, не смог. Вытащил нож, перерезал лямки. Вернулся к Москалеву.

— Держись, сержант. Я осторожно. Дай я мешок сниму. Я тебя, как на санках, за шинель.

Дотянул до комроты.

— Товарищ старший лейтенант, комбат убит, я его планшет взял. Сержант Москалев тяжело ранен. Его бы в тыл.

— Куда в тыл? Ты что, не видишь? Немец пулеметами нас отрезал. Заранее пристрелялся, гад. Нам еще хорошо. В первой и третьей носом в землю лежат, головы поднять не могут. Проверь, есть ли связь.

Связи не было.

— Слышь, связист, давай до бугра. Если до бугра перерезало, соедини. Если до бугра цело, дальше не надо. Все равно не доползешь.

Через пять минут Борис вернулся.

— До бугра все цело, товарищ лейтенант. Дальше перерезало. Там все снарядами перекопано.

— Ну и хрен с ним. Отдыхай, связист. Пусть Яковлев почешется. С ним командир полка. У него, небось, связисты есть. Захочет с нами по телефону поговорить, пошлет. А нам и так ясно, что делать. По цепи передай, взводных ко мне. И санинструктора.

Борис наклонился над Москалевым. Сержант лежал на боку и тихо стонал.

— Дай попить, Великанов. У меня в мешке фляжка с водой, мочи нет пить хочется.

— Нельзя тебе пить. Если в живот ранило, нельзя пить.

— Все равно мне конец. Помру быстрее, мучиться меньше. Дай напиться, Борис.

— Не дам, сержант. Сейчас санинструктор придет. Комроты позвал. Она тебя перевяжет, даст что-нибудь, дотянешь до санбата.

Вокруг Кривошеина собрались взводные.

— Дела наши, ребята, хреновые. Комбат убит, связь накрылась. Назад пути нет. Значит, только вперед. Обождем. Надоест немцу ракеты разбазаривать, — и вперед. По-пластунски, незаметно. А там в атаку. Наше дело правое, либо грудь в крестах, либо голова в кустах. Только тихо, без геройских криков. Я по цепи передам, когда поползем. Наше счастье, что перед нами у немцев минометов нету. А то дал бы пару раз Ванюшей, все бы в этой "мертвой зоне" остались. Ну, докладывайте. Первый взвод?

Потерь немного. Борис думал, больше. Три убитых, пятеро раненых. Санинструктор сказала — не очень тяжело.

— Ты, Неделина, посмотри сержанта Москалева. Связист говорит, плохой он.

Москалев уже не стонал. Хрипло дышал широко раскрытым ртом.

— Ну-ка, миленький, я тебя на спину переверну. Вот так. И мешок под голову. Что же связист твой сам не догадался? Сейчас посмотрю, куда тебя угораздило. Да лежи спокойно, я сама все расстегну. Слышь, связист, давай сюда поближе. Тебя как звать-то?

— Борис. Борис Великанов.

— Приподними его, Боря, я штаны спущу. Да ты лежи спокойно, чего стесняешься. Что я, мужиков не видала? Сколько крови запеклось. Сейчас почищу малость и перевяжу.

— Когда кончила, отозвала Бориса в сторону.

— У тебя водка есть?

— Есть, товарищ старшина. Сейчас достану.

— Да не мне, дурак. Ты ему дай хлебнуть побольше. Чтобы опьянел совсем. Зачем ему последние часы мучиться? Не жилец он. Печень ему повредило. Никакой госпиталь не поможет.

— Он очень пить хотел. — Ты ему сперва водку дай.

За ночь четыре раза рота пыталась пойти вперед. Немцы ракет не жалели. Сплошная стена пулеметного и орудийного огня отбрасывала людей назад в "мертвую зону".

Начало светать. Впереди на пригорке черными пятнами на белом снегу — убитые. Кривошеин, голова перевязана, слегка царапнуло, созвал взводных.

— Все, ребята. Будем здесь конца войны ждать. Доставайте энзе, пусть люди поедят.

Москалев к утру умер. Умер тихо, не стонал. Борис несколько раз поил его водкой, пол-фляжки ушло.