Дворцовые тайны. Соперница королевы

— Я слышала… — ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно и спокойно. Я никогда особо не верила в пророчества. Мой опыт подсказывал мне, что они редко сбываются.

— Говорят, что падет великая империя. Троны зашатаются под всеми правителями, а одна из династий может прерваться, — гнула свое мистрис Клинкерт.

— Благодарю вас, Маргарет, — обратилась я к няньке. — Оставьте нас, пожалуйста.

Смысл слов мистрис Клинкерт был достаточно прозрачен, и мне не хотелось, чтобы слуги слышали такие высказывания, которые можно было бы счесть изменой королеве.

Елизавета в последнее время немного оттаяла по отношению к Роберту и даже, возможно, ко мне. Роберта сейчас в поместье не было — он, как это часто бывало в тот год, был занят на королевской службе. Но перед тем, как оставить двор, чтобы отбыть со своей дипломатической миссией, он получил разрешение от королевы послать ко мне мистрис Клинкерт, зная, что она будет мне подмогой и утешением, так как я печалилась и тревожилась по поводу малыша Денби и его здоровья. Я расценила этот поступок как жест дружелюбия со стороны королевы после того, как Роберт честно рассказал ей о том, что наш малыш не может ни ходить, ни говорить. Денби уже исполнился год, и стало очевидно, что он страдает от какого-то таинственного недуга, точную причину которого ни один из врачей не смог определить.

Сесилия сочла, что я уже слишком стара для того, чтобы выносить здорового ребенка, и не преминула мне об этом сообщить, а другие винили болезни и возраст Роберта. Мой отец что-то мрачно бормотал о грехах и воздаянии за них, но об этом он толковал по любому поводу. Его взгляд на жизнь, по мере того как он старел, делался все более и более мрачным. Интересно, что он думает обо всех пророчествах напастей и конца света, которые заполонили Англию.

— Неисчислимые бедствия падут на нас в год Страшного суда, — продолжала меж тем мистрис Клинкерт. — В год тысяча пятьсот восемьдесят восьмой от Рождества Христова [161] .

161

В 1588 г. в Европе ожидали исполнения пророчества кенигсбергского математика, астронома и астролога Йоганна Мюллера (1436–1476), известного также под латинизированным именем Региомонтан. Этот умерший еще за сто с лишним лет до описываемых событий ученый уверял, что наиболее важные вехи истории после смерти Христа наступают через определенные промежутки времени и что такие циклы связаны с движением звезд. Придворный астролог и доктор Елизаветы Джон Ди (1527–1608) пришел к убеждению, что второе затмение луны в 1588 г. может предвещать кончину королевы. Королевский совет строго запретил публикацию столь опасного вывода из проведенных исследований. Но предсказания Региомонтана все равно стали достоянием гласности, и пришлось по распоряжению правительства издавать памфлеты с целью опровержения его пророчеств.

— А разве великая империя уже не пала? — спросила я скорее для того, чтобы поддержать разговор, чем для того, чтобы спорить с мистрис Клинкерт. — Я имею в виду империю индейцев в Новом Свете?

— Ха! Разве ж это империя… горстка раскрашенных дикарей, пляшущих у костра. Нет! Беды ждут Англию, а возможно, и весь мир.

Она продолжила свою работу как ни в чем не бывало, а я глаз не могла отвести от моего сына. Как же он был похож на Роберта! Те же рыжеватые волосы (хотя шевелюра Роберта уже начала седеть), тот же твердо очерченный рот, те же длинные ресницы…

— Королева уж точно верит в то, что я вам тут толкую, — вновь оседлала своего любимого конька мистрис Клинкерт через некоторое время. — Она, ясное дело, утверждает обратное, но я-то вижу, в какой она тревоге. Она завела себе книгу предсказаний и читает ее почти каждый день. Иногда она даже читает ее вслух, но тихо, думая, что никого нет рядом. Своими ушами слышала, что грядут голод и засуха, что золото утратит свою цену, на наши голову падут неисчислимые бедствия и всем людям придет конец.

— Да, мрачные пророчества! Но, мне кажется, на памяти каждого поколения такие слухи обязательно возникают, но мы все еще здесь — никуда не делись и населяем лицо земли.

— В этот раз звезды сошлись против нас. Я слышала, как об этом говорил Уэффер, а уж он-то свое дело знает. Он сказал, что слыхал о конце света и Страшном суде, когда был еще ребенком. Правда, он надеется, что помрет раньше.

— Милый старый Уэффер! Да живет он вечно! — смеясь, воскликнула я.

Но мистрис Клинкерт торжественно воздела руки:

— Вот увидите, мадам, день придет, когда вы уверуете в то, что я сейчас говорю. Помяните мои слова, День Гнева Господнего близок!

Я не придавала должного значения предупреждениям мистрис Клинкерт, которая старела и делалась все более и более легковерной. И еще мне не хотелось поддаваться общему поветрию страха и паники. В конце концов, мне и без Судного дня хватало поводов для беспокойства. Что-то было не в порядке с моим маленьким сыном, одна моя дочь Пенелопа уже вполне вошла в брачный возраст и оказалась еще более упрямой и независимой, чем я в ее годы, а вторая моя дочь Дороти — всегда такая милая и послушная девочка — выказывала совершенно неуместную привязанность к простому моряку. Мне нужно было срочно подыскать дочерям хороших мужей из благородных семейств, найти средство против недуга моего малыша. Еще только не хватало мне того, чтобы боязнь конца света затуманивала мой разум.

Однако же, когда Роберт во время одной из наших коротких встреч почти слово в слово повторил то, что я считала досужими домыслами мистрис Клинкерт, я вынуждена была воспринять его слова серьезно.

— Это правда, Летти, — устало произнес он, отдавая должное холодному жареному фазану, пирогам с дичью и домашнему пиву.

Он скакал всю ночь, чтобы иметь возможность провести со мной всего один день. Королева засыпала его поручениями, но он, по его собственным словам, «урвал» день и ночь, которые желал провести со мной в Уонстеде. Прибыв на рассвете, падая с ног от усталости и голода, он был очень рад тому, как быстро ему накрыли на стол.

— Хотелось бы мне думать иначе, но эти пророчества слишком многие повторяют, и они слишком похожи на правду, — продолжал он. — Помнишь предсказания о Короле-Кроте, который придет и свергнет нашу святую церковь? Ах нет, ты слишком молода, чтобы о них помнить… Вообще-то, если вдуматься, это пророчество сбылось. Король Генрих VIII и оказался таким роковым правителем…

Роберт сделал паузу, но не стал развивать эту опасную тему, а вернулся к более близким временам:

— Помнишь пророчество о том, что будет великое сотрясение тверди земной и обрушится некий высокий дом? Так вот — шпиль на соборе Святого Павла сгорел дотла, и земля в тот день содрогнулась — и все это произошло как раз в тот год, когда и предсказывалось [162] .

162

В 1561 г. шпиль собора Святого Павла в Лондоне был уничтожен молнией и так и не восстановлен. Протестанты и католики, каждый со своей стороны, посчитали это событие знаком Божьего гнева.

— Помню, милый, помню. Кажется, это случилось тогда, когда наша семья вернулась из Франкфурта. Помню, Лондон был тогда полон слухов. Да, шпиль собора загорелся, а с ним и много зданий вокруг.

Роберт закончил трапезу, и слуга убрал со стола.

— Боюсь, что мы должны готовиться к худшему, что бы нас ни ждало. Наступает тысяча пятьсот восемьдесят восьмой год. Год Страшного суда… Войны, мор, глад… ах да, и падение империи.

Внезапно лицо его просветлело. Тревога, притаившаяся в усталых глазах и складках вокруг рта, исчезла, и появился давно забытый огонек озорства, который я так любила.

— Ну что ж! — воскликнул он. — Если империи суждено пасть, то пусть это будет величайшая в мире империя — Испания!

Глава 35

Сказать, что Роберт и я были счастливы, значило сильно преуменьшить правду, — на целую добрую английскую милю [163] . Мы радовались каждой минуте, проведенной вместе. Год за годом наши тела дарили друг другу наслаждение. Любовь наша не увядала, а взаимная преданность только росла. Лишь те, кому ведомо такое счастье, могут в полной мере понять, о чем я говорю. И знают, как недостаточны слова для передачи великой и всепобеждающей силы любви.

163

В описываемую эпоху длина так называемой английской мили варьировалась, и лишь чуть позже в 1593 г. она была закреплена специальным актом Парламента как составляющая 1760 ярдов или 5280 футов (то есть примерно 1609 м).