Двойная взлётная
Шрифт:
— Сережку потеряла, минет будете сами себе делать. Или шлюх от Якута ждите.
— Ох и зубастая девочка. Тебе, случаем, не прилетало по ним никогда?
Шульгин шутит, откидывается на спинку дивана, Громов тоже, оба смотрят, как я ползаю под столом, натыкаясь на их ноги в дорогих туфлях. Нахожу свою пропажу, но вылезаю с другой стороны.
Золотая молодежь Южно-Сахалинска накидывается согласно графику, музыка в ресторане становится громче. Двое мужчин за столом смотрят на меня, а я поправляю волосы.
— Далеко собралась, птичка?
— Поздно уже,
— Так ты иди стели кроватку, мы скоро будем.
— Очень смешная шутка.
— А кто здесь шутит. Громов или я? Или, может, те пацаны?
Как же он меня выбешивает. До такой степени, что трясти начинает. Прекрасно понимаю, что сейчас наговорю кучу плохих слов. За них могу получить, но ведь меня это не останавливает, потому что я, как сказал Громов, борзянки обожралась.
— Шлюх в сауне будешь веселить, а мне не смешно.
— Крис, ну хорош ревновать, дались тебе эти шлюхи. Громов, тут есть хорошая сауна? Поехали туда, я тебя попарю, а потом отжарю.
Громов молчит, я как дура стою и выслушиваю эту ересь. Разворачиваюсь и иду, просто иду, лишь бы подальше от них. Внутри все кипит от возмущения, хочу, чтоб уже скорее наступило завтра. Восемь часов полета, и я дома.
Забыть. И не вспоминать никогда. Уйти на больничный, перевестись на другой борт, разобрать сервиз.
— Постой.
Меня хватают за локоть, шарахаюсь в сторону. Полутемный коридор, прижимаю руки к груди.
— Какого хрена? Напугал меня.
Тот самый хорошенький мальчик, смазливый сын мэра, стоит рядом.
— Извини.
Не хочу с ним даже разговаривать, хочу в номер, хочу в душ, нет, лучше принять ванну и выпить успокоительных. Почему во мне так много противоречий и сомнений? Ведь мне нравятся, на самом деле нравятся эти наглые мужики. Но то открытое хамство, что лезет и из них выбешивает, провоцирует меня на ответное хамство.
Продолжаю идти по коридору. Куда вообще я зашла?
— Где выход?
— Да постой ты.
— Ну что тебе?
Парень и правда хорошенький, наверное, все девочки выскакивают из трусов автоматически или режут вены от неразделенной любви.
— Те мужики московские, они обидели тебя?
— А ты что, благородный принц? Решил спасти несчастную девицу от двух драконов?
— Ты всегда такая?
— Какая?
— Наглая.
— Нет, по четвергам.
— Я Всеволод.
— Сева, где выход?
— Пойдем.
Он берет меня за руку, я без какой-то задней мысли иду за ним по темным длинным коридорам. Ну что мне может сделать пацан? В сравнении с двумя драконами он комнатная болонка.
Мы какими-то путями выходим в холл, справа ресепшен, слева лифт, а у него стоят мои пилоты. Курапов смотрит на меня, потом на руку сына мэра, в которой он сжимает мою ладонь.
Сейчас у первого пилота есть уникальная возможность все-таки назвать меня шлюхой. Но он молчит, в глазах грусть. Да господи, как же вы меня все достали.
Я все еще помню его слова о любви ко мне. И то, как он ждал хоть какого-то ответа, но я молчала.
— Кристин, ты себе поклонника нашла? Или он тебя нашел? Не слишком
молод? — Олег в хорошем настроении, прячет телефон в карман, смотрит с интересом.— Спасибо, Всеволод, — освобождаю ладонь, хочу просто уйти. — Было приятно познакомиться, дальше я сама.
Курапов молчит, заходит в приехавший лифт, уже не смотрит, а мне до того мерзко, хотя, по сути, я ему ничего не должна и ничего не обещала. Он сам выдумал себе любовь, если бы не этот полет, может быть, я о ней никогда бы и не узнала.
Мне ведь реально не нужна ничья любовь. В любви мужчины слишком много просьб и претензий. Устала от них.
Иду к лестнице, слышу только стук своих каблуков по ступенькам. Вскрикиваю от неожиданности, когда меня снова разворачивают, но теперь уже прижимают к стене.
— Снова ты?
— Кто?
Прохладные пальцы на шее, щетина царапает щеку, а губы скользят по виску.
Шульгин. Он что, бежал за мной?
Прижимает к себе, а я упираюсь руками в грудь.
— Скажи, кого ждала птичка?
— Отпусти.
— Я с трудом отпустил тебя утром.
Целует шею, именно там, где бьется сонная артерия. Стискивает руками талию. Вот его губы уже на моих, прохладные, со вкусом крепкого виски, а мне жарко.
Он просто целует на лестнице, царапая щетиной, а я, вцепившись в лацканы его пиджака, пытаюсь отстраниться, но выходит плохо. Сопротивляюсь с ним, но больше с собой.
— Остановись.
— Почему?
— Потому что я не хочу, — голос эхом по лестничному пролету.
— Я сделаю так, что захочешь.
— Нет.
— Нет? Кто-то обидел?
— Еще один рыцарь хочет спасти непутевую принцессу?
— Насилие?
Изучает, склоним голову. Вот психологи мне не нужны точно.
— А что вы делали в самолете? Это было обоюдное согласие? По-твоему, я так сильно хотела, что сама залезла на ваши члены? Отпусти меня.
Поздно играть в недотрогу и строить из себя обиженную девочку, надо было сразу, но что сделано, но сделано.
Хочу задеть больнее, не зная даже, дойдет до него или нет. Не понимаю, почему я отыгрываюсь только на нем? К Громову нет такого.
Может, потому что именно Шульгин все начал тогда. Артем стал прессовать и давить, и в клубе именно он инициатор моего грехопадения, точнее, моего молчаливого согласия на секс. Стоило только подтолкнуть, а он взял за руку и повел.
Артём все еще удерживает меня, заглядывает в глаза, губы плотно сжаты.
— Извини.
Извини? Нужно ли мне его «извини»? Нет.
— Забей. Я знаю, тебе все равно.
Глава 16
Медленно просыпаюсь, открываю глаза, в номере полумрак, задернуты все шторы. Переворачиваюсь на живот, смотрю на разбросанную на полу одежду.
Мой пиджак, белье, мужская рубашка и брюки, долго разглядываю этот бардак, но потом накрываюсь одеялом с головой. Перед глазами события минувшего вечера, после моего «забей» Шульгин медленно целует. Я его не остановила, а он и не думал этого делать, целовал, лишая воздуха и разума.