Двойной без сахара

Мальчик почти доставал матери до плеча, а она была чуть выше меня. Не тощий, как Рэй, но и ноги, затянутые в светло-бежевый лосины, не назвать окорочками. Высокие сапоги, котелок на голове, и на темной жокейской курточке красная медалька из ленточки. Он далеко не копия отца. В нем прекрасно смешались черты обоих родителей, но каштановые волосы, выбившиеся наружу, можно легко, наверное, уложить отцовской волной. Жаль, что я не увидела их встречи. Наверное, Джеймс тоже прыгнул Шону на шею, как делали остальные дети.

Мы церемонно раскланялись друг с другом. В отличие от сестры, Джеймс не стал меня рассматривать, а нашел что-то интересное у меня за спиной. Шон забрал у меня Элайзу, но Кара велела дочке обуться.

— Я приведу их через четверть часа, — сказала она, глядя мимо нас обоих. — Пожалуйста, не задерживайтесь после шоу. Карен приготовила ужин, ее яблочный пирог и так стоял в духовке восемь часов. Можешь взять детям по пирогу, но больше ничего — Джордж скупил, кажется, весь сыр, так что дегустировать будем дома. И вот еще, Джеймс, Элайза, никакого мороженого, помните?

Кара строго взглянула на детей, и у меня сжалось сердце.

— Если отец узнает, что вы нарушили запрет, не будете есть мороженое еще две недели. И никаких «дядя Шон не скажет», — Она уставилась в лицо Шона с нескрываемой злостью. — Ты меня хорошо понял?

Шон кивнул.

— Шевелитесь! — прикрикнула Кара на детей. — Пожалейте отца и меня. Если он простоит на своей больной ноге еще полчаса, мне придется вести машину, а вы знаете, как я ненавижу его «Пендровер».

И Кара наконец увела детей.

— Элайза выпросила у меня мороженое, — прошептала я упавшим голосом, и Шон тут же потерся носом о мою щеку.

— Ожидаемо. Она не невинное английское дитя. Она наполовину ирландка.

Я подняла глаза и, заметив, что рубашка так и осталась расстегнутой, потянулась к пуговицам, но у самой шеи в моих пальцах появился зуд — желание придушить Шона.

— И еще Элайза рассказала про кролика…

Шон не изменился в лице.

— Я подумываю купить второго, мальчика. Они быстро плодятся. Только боюсь, тогда ее отец запечет меня вместе с кроликом в пироге.

— Шон, что ты сказал ребенку?

Мои пальцы остались лежать на застегнутом вороте, и Шон сумел поцеловать их.

— Я сказал «когда-нибудь». Как я еще мог утешить ребенка?

Я отпустила его, и Шон тут же взял меня за руку и повел в огромный белый шатер, уставленный столами с всевозможными яствами.

— Пироги с олениной я не предлагаю…

— Отчего же, я хочу!

— Они еще и с клюквой. Не советую. Может, по-простому? Баранина?

— А что любит Джеймс?

— Мороженое, — Лицо Шона стало серым. — Я не знаю, что они натворили, и не хочу спрашивать. Временами я ненавижу Джорджа.

Временами? Думаю, всегда! И как Кара могла променять такого теплого Шона на этого ледяного джентльмена! Неужто ради дома в Лондоне и Лендровера?

Я набрала побольше салфеток, кое-как уместила в руках баночки со спрайтом и поковыляла к скамейкам у эстрады. Там пели фолк, без волынки, но с флейтой. Очень красивой. А рядом бабушки в пышных национальных юбках продавали разнообразные чулки для деревьев. Сумасшествие какое-то! Интересно, Кейтлин довязала свой?

Дети вернулись одни, чинно взявшись за руки — наверное, мистер Вилтон приказал им так идти всю дорогу. Джеймс переоделся в брюки и джемпер и стал очень походить на Шона, хотя оставался жутко скованным. Он поблагодарил за угощение и сел на самый край скамейки, хотя сестра чуть ли не влезла мне на колени. Наверное, чтобы похвастаться новыми розовыми колготками. Прямо под цвет моего джемпера.

— Дядя Шон, почему ты никогда не привозишь волынку? — спросил вдруг Джеймс, глядя на сцену.

Шон пожал плечами.

— Твоя мама не любит мою волынку.

— А какое мне дело, что она любит! Я хочу услышать, как ты играешь.

— Такое дело, приятель, что она твоя мать, и ты не хочешь, чтобы она расстраивалась. Мужчина никогда не должен расстраивать женщину, даже если ему очень хочется сделать что-то против ее воли.

— Тогда поиграй, когда ее нет рядом. Когда мы одни. Или мы никогда больше не будем одни?

И Джеймс взглянул на меня так зло, что я чуть пирогом не подавилась. Хорошо, что не пила — иначе газировка была б вся на мне.

— Лана любит мою волынку, — ответил Шон слишком быстро и очень резко. — Доедай, а то пропустим шоу.

Смотреть собрались гонки на траках-монстрах, позаимствовавших колеса у тракторов. Они рыли землю, резко разгонялись и тормозили, но гвоздем программы было иное — они давили легковушки — заезжали на них колесом и прессовали. А под конец несчастный французский «Ситроен» привязали тросами к двум монстрам и разорвали пополам. Особенно аплодировали заявлению ведущего, что ни одна английская машина в шоу не пострадала. Все были французскими. Я смотрела на лица детей — неописуемый восторг. Перевела взгляд на Шона — тоже улыбка. Я скрестила руки на груди, будто могла защититься от чуждого мне мира, ногой распахнувшего дверь в мой крохотный мирок.

Глава 47 "Добро пожаловать…"

— Light travels faster than sound. That’s why some people appear bright before they speak. (Скорость света больше скорости звука, потому люди кажутся ярче, пока не откроют рот. (Игра слов))

В глазах Джеймса промелькнули отцовские задорные огоньки — наедине со мной он сразу скинул напускной английский лоск и принялся раскачиваться на диване, как неваляшка, обхватив руками колени.

— Это точно про меня, — улыбнулась я, хотя и понимала, что он не сумел бы так тонко подколоть. Просто пересказывал какую-то шутку, чтобы порисоваться, играя во взрослого. Я не ожидала, что он прокрадется за мной в гостиную. Но вот он здесь. И не собирается никуда уходить.

— Нет, что ты! — Джеймс вскочил и вытянулся передо мной по струнке. — Это просто шутка такая. Но ты действительно говоришь смешно. Даже смешнее дяди Шона.

— Джеймс!

Мы вздрогнули оба. Без трости и в тапочках на войлочной подошве мистер Вилтон двигался по паркету абсолютно бесшумно. Я даже удивилась, что под ним скрипнул диван, когда он опустился рядом со мной на то место, где секунду назад сидел Джеймс. Сейчас бедный шутник стоял перед папочкой навытяжку, и в глазах его читался страх.

— Ты не должен говорить подобное женщине, — отчеканил своим громогласным шепотом мистер Вилтон.

— Почему? — спросил Джеймс неожиданно бодрым голосом. — Ты же говоришь такое маме…

Я впервые увидела на лице мистера Вилтона улыбку.

— Понимаешь, сын, женщина и жена — это не совсем одно и то же. Жена

— это не просто женщина. Это та женщина, с которой мы порой можем совершать ошибки, и она нам их простит, потому что любит. Обычная женщина не прощает, когда ей хамят. Запомни это и извинись перед Ланой.