Двойной без сахара

— Слушай, Флэнаган, проверь, есть ли что-то на арт-факультете для Ланы. Может, тьюторское? Или в школе какой-то, у нее опыт работы с детьми. Не так важно, даже волонтерская позиция подойдет. Ага, ты верно догадался. Это мое условие, так что подсуетитесь там, мои дорогие коллеги…

— Шон, что это было? — выдохнула я, когда он опустил телефон рядом с полупустой чашкой.

— Ты сказала, что если бы тебе предложили работу, ты бы, не задумываясь, подписала контракт. У меня хорошая память, — Шон поднес чашку к губам и улыбнулся.

— Я уже сказала тебе «да», зачем ты это делаешь…

— Фирме невыгоден годовой контракт, но люди боятся подписывать двухгодичный. Потому фирма сразу берет клиента в оборот, присылая ему разные «специальные предложения»… Лана, пей чай, а то пропустим корабль и промокнем до нитки.

Я сделала еще один обжигающий глоток остывшего чая. Шон поднялся со словами:

— Мы обнулили свою жизнь. Отсчет пошел по новой.

Шон предложил мне руку, и я приняла ее рукой с кольцом дружбы, в котором две руки крепко держали общее сердце.

Глава 46 "Гвоздь сельской программы"

— The man who has luck in the morning has luck in the afternoon, — Шон отбросил пустую упаковку, не найдя в ней то, что нам требовалось. Комичность моменту добавляла серьезность голоса, которым он озвучил пословицу. Я не сдержала улыбки, хотя была раздосадована не меньше его, но пришлось смеяться в голос, когда Шон развил свою мысль: — If you’re enough lucky to be Irish… You’re lucky enough! (Если человеку повезло утром, ему повезет и вечером. Если тебе посчастливилось родиться ирландцем, тебе уже достаточно посчастливилось.)

Он схватил подушку и швырнул в меня. К счастью, я не отклонилась, потому что за мной была лампа.

— Черт тебя дери, Лана! Теперь мне придется разбить чужую машину! Лампа обошлась бы дешевле!

Я прикрыла грудь подушкой и уткнулась в нее носом, не в силах прекратить смеяться. В полумраке спальни Шон казался намного моложе, потому что не видно было ни морщинок, ни седины, а как только открывал рот — сразу можно было отправлять в школу!

— Скажи, ты и вправду веришь в ирландскую невезучесть?

— В свою везучесть не верю точно. Иначе купил бы новую пачку!

— У меня безопасные дни, чего ты нервничаешь?

— И сколько раз за последние пять лет ты ими пользовалась? — задал Шон вопрос голосом обвинителя, и пришлось сознаться, что я не пользовалась ими даже до развода. — И мы тоже не будем рисковать. Нет, так нет… Вообще пора вставать. Ты обещала готовить завтраки, но раз сегодня у нас ничего нет, то я, так и быть, достану из холодильника йогурты и заварю чай. А ты пока собери нам на пару дней одежды в мой рюкзак.

Он взял чистую рубашку и ушел в ванную. Я же улеглась на две подушки и с закрытыми глазами слушала шум льющейся воды, не желая думать про предстоящую встречу с Джеймсом. На месте Шона я, наверное, тоже перестала бы верить в удачу.

— Лана, — Шон, уже одетый, вырос в дверях спальни. — Сколько дней у тебя обычно цикл? — Я подняла голову с подушки и беззвучно открыла рот. — Я просто хочу знать, как долго мне еще нервничать.

Теперь был мой черед швырнуть подушку.

— Иджит! Мы с тобой покрывало стирали!

Шон поймал и отправил обратно, не целясь в лампу.

— Так трудно ответить?

— Я не слежу. Не было необходимости. Но скоро узнаем. Ты ведь помнишь первый день?

— Помню. У меня хорошая память на цифры.

— Говорят, музыка и математика взаимосвязаны… Но что ты тогда в бухгалтерию не подался, раз такой счетовод?

— Я не люблю цифры, — ответил Шон абсолютно серьезно. — Просто иногда необходимо считать. И не только, хватит ли денег до конца месяца. Если бы я не знал, когда у Кары должны были начаться месячные, я бы и про сына не узнал.

— Шон, прошу… Я и так слишком много про вас знаю. Не надо. Это как в замочную скважину подглядывать, я не хочу этих подробностей. И, главное, ничего ж не изменить. Джеймс…

Но Шон не дал мне договорить:

— Изменить! Твой отношение ко мне. Не думай, что я отказался от Джеймса без боя.

— Я уверена, что у тебя были веские причины это сделать, — Ия действительно нисколько в этом не сомневалась. — Все, хватит! Если тебе надо об этом говорить, иди к психологу!

Шон развернулся и вышел. Я схватила его вчерашнюю рубашку, завернулась в нее и побежала догонять.

— Я все понял! — отчеканил Шон, шарахнув дверью холодильника.

Плитка на кухне под босыми ногами казалась ледяной, но я стояла перед Шоном, скрестив на груди руки, чтобы превратить рубашку в халатик, и ждала, что он заговорит. Однако не дождалась.

— Шон, извини! — Я, видимо, сильно его обидела. — Это было грубо. Я не хотела. Просто пойми, нельзя трясти грязным бельем людей, с которыми мне предстоит познакомиться. Это нечестно. Позволь им самим себя представить. Это не незнакомцы, с которыми видишься один раз, это люди, с которыми завязан на всю жизнь.

Под тяжелым взглядом Шона я осеклась.

— Ты хоть поняла, что только что сказала?

Я поджала губы. Это вылетело само.

— Ну… — Надо как-то справиться с неловкостью и не сгореть под его испепеляющим взглядом. — В январе я к ним поеду точно и в июне… А потом, кто знает… Шон, не придирайся к словам! — почти закричала я. — Пожалуйста, думай о нас, о нас в будущем, а не о себе и Каре в прошлом. Мне неприятно, понимаешь? Будто ты сравниваешь меня с ней, и я ей проигрываю, потому ты и рассказываешь о Каре только плохое, пытаясь забыть то хорошее, что у вас, конечно же, было. Как-то так, Шон. Мы же вчера поставили точку. Я надеялась на это…

— Мне тоже больно, — Шон сжал мне плечи. — И будет еще больнее, если ты узнаешь это от Кары или Джорджа. Они могут видеть это немного иначе, чем это было для меня, а мне важно не упасть в твоих глазах. Дорога дальняя. Нам все равно надо будет о чем-то говорить. Выслушай, и я обещаю после говорить только о нас. Мне безумно хочется употреблять в разговорах местоимение «мы». Ты мне веришь?

Я кивнула. Мы позавтракали. Мы прибрали чужую квартиру. Мы закрыли окна и дверь. И он положил ключ себе в рюкзак. Что-то Шон все равно собирался делать сам, без меня.