Двойной без сахара

Я обернулась и встретилась с Лиззи взглядом. Она все это время изучала мою сгорбленную спину. О, да — мне не расправить плечи под тем грузом, что она своей фантазией скинула на меня!

— Лиззи…

Я не сумела ничего сказать. От ее горящего взгляда в горле пересохло. Я вспыхнула. Она поднялась с кровати и, оставив одежду на полу, вышла в коридор. Под звуки льющейся воды я скомкала тряпки и отнесла в гараж. Меня трясло от своей словесной беспомощности. Шарахнув дверцей стиральной машины, полная решимости я вернулась в дом. Лиззи уже сушила полотенцем волосы. Вот и отлично — не придется перекрикивать ни воду, ни фен.

— Я прямо сейчас позвоню родителям и расскажу о нас, — выдала я речитативом, прислонившись к дверному косяку.

Лиззи опустила полотенце. Я спрятала глаза в узел полотенца, перетянувшего ей грудь.

— Не вмешивай родителей в наши отношения, — отчеканила Лиззи голосом, которым обычно перечисляла требования к новому проекту.

— Уж лучше их, чем Шона.

— Если Шон сумеет разбить наши отношения, то они ничего не стоят.

Лиззи потянулась за кремом и окончательно отвернулась от меня. Она с таким ожесточением наносила его на лицо, будто давала себе пощечины на брошенные мне в лицо обвинения — если я не лесбиянка, то какого черта столько лет грею ей постель и даже глазом не веду в сторону мужиков? Какая вожжа попала под хвост многоуважаемой мисс Брукнэлл?

— Иди в душ, пока там тепло. Я специально берегла для тебя воду.

Какая забота! Лучше бы добрые слова приберегла! Вода не согрела, а только больше заморозила мне голову. Что делать? Как быть? Как показать Лиззи, что она важна для меня?

Хватая с крючка полотенце, я заметила на крышке унитаза ровную стопочку одежды. Девочку раздеть, девочку одеть — это Лиззи умеет. Еще и чай заварить. К яблочному пирогу. И добавить ложечку дегтя:

— На ужин получишь только салат. Но он картофельный. Мы же в Ирландии, чтобы ты не забывала.

Я вжала живот, и резинка спортивных штанов перестала касаться пупка.

— Лиззи, я ничего не забываю. И главное — помню, что отпуск когда-нибудь закончится.

— Когда-нибудь все закончится.

Она отвернулась к шкафчику и достала бокал. Один. Передо мной дымился чай.

— Лиззи…

— Хватит! — шарахнула она бокалом по столешнице, даже не дав мне времени, чтобы сформулировать мысль. — Мы договорились. И я не желаю поднимать эту тему вновь. Поговорим с тобой уже по факту.

Лиззи налила себе вина и сделала большой глоток. Я последовала ее примеру и сожгла язык. Ничего. Говорить мне все равно больше не разрешают.

— Когда мистер Мур возвращается?

Тон Лиззи был абсолютно деловым. Будто она собиралась обсудить с ним продление съема, а не то, в какой позе лучше отыметь ее любовницу. Я отставила чай в сторону:

— В деревне траур. Умер фермер. Не думаю, что мистеру Муру будет до меня!

И я оказалась права. Шон не вернулся в понедельник, как обещал. Я специально отправилась к Мойре, чтобы пройти мимо его дома. Видно, его не отпустили из теплых объятий, и после них ему, возможно, не будет до меня никакого дела. Так даже лучше — не предложит же Лиззи мне вместо него медвежонка Падди?! У него ж на лице написано, что даже влей в него весь виски, что есть в пабе, ни одной топ- модели не удастся совратить этого добропорядочного семьянина. Не то, что мне! Без юбки. Без каблуков. Без прически. Без косметики. На меня можно было запасть только изголодавшемуся кобелю. А нынче этот кобель вернется сытым и довольным. И, возможно, действительно расстроится из-за смерти соседа. Остается только молиться, чтобы все так и вышло.

— Не приехал, — скрипела Мойра, трепя собаку за ухом.

Она явно включила старушечью неуемную фантазию.

— Да ничего с ним не случится, — попыталась я приободрить ее. — Он же не играет в перегонки с тракторами.

Мойра подняла на меня глаза, и улыбка сползла с лица без моего разрешения.

— Сколько бы в нас не пихали счастья, оно тухнет вдали от его источника. Он не должен был к ней ехать. Я должна была его остановить.

Я перехватила под столом ошейник и подтянула Джеймс Джойс к себе.

— Шон не маленький мальчик…

— Вот именно!

Даже Мойра не дает мне говорить. Надо научиться быстрее обличать мысли в слова.

— Я пойду порисую.

Из собаки вышла плохая модель. Она ласкалась ко мне, звала играть, наступала на доску с листом. Не верилось, что этой вертлявой сучке больше десяти лет. Каким же несносным щенком она была! Но я сумела сделать пару набросков и вечером создала шедевральную карикатуру. Лиззи минут пять глядела на рисунок и наконец выдала:

— Ну и где же твой ненаглядный водопроводчик?

— Я рисовала собаку!

Я так резко подскочила со стула, что Лиззи пришлось отпрыгнуть.

— Я не про рисунок…

Я выдохнула и покачала головой.

— Прости, Лиззи, ему не до меня. У него в Лондоне живет любовь всей его жизни. После нее он даже не посмотрит в мою сторону.

— У кобелей не бывает чувства сытости.

Я стащила со стола рисунок и запихнула в папку. Поскорей бы Шон уже вернулся и показал Лиззи спину. И поскорей бы она дописала последнюю картину для выставки, и мы собрали чемоданы. Мне не нужен ирландский водопроводчик, чтобы доказать Лиззи, что я хочу быть с ней. Что я сделала не так, чтобы заставить ее в себе усомниться?

Голову разрывало от мыслей. Я прокручивала в памяти последние месяцы и не находила за собой никакого криминала. Бессонница не выпускала меня из своих когтей даже под одним с Лиззи одеялом. Я уснула лишь под утро и встала ближе к полудню, когда Лиззи во всю уже работала. Завтрак в одиночестве встал поперек горла. Даже варенье Мойры показалось кислым. Весь день пошел наперекосяк. Я вытащила наброски собаки, но меня начало от них тошнить после первого же мазка. Я думала об ее хозяине и ненавидела бедное животное. Так и солнце сядет, а я ничерта не нарисую.

Я схватила этюдник и решила догулять до Мойры. Хотелось зеленой малины, хотелось обратно в детство, когда должны только тебе. Полная ненависти ко всему миру я распахнула дверь. Хорошо, что не ногой, а то бы точно сорвала с петель. Но закрывала я ее уже тихо, заметив в конце дорожки Шона. Мое шумное появление оторвало его от созерцания почтового ящика, но он не сделал ко мне шага, только повысил голос:

— Я просто зашел спросить, что еще раздражает тебя в моем доме?

Я стиснула пальцы, лежавшие поверх этюдника, хотя стоило закрыть ими вспыхнувшие уши. Я реально забыла про неприкосновенность частной собственности.

— Это стирается. Не беспокойся. Шон улыбнулся своей прежней наглой улыбкой, которая идеально подходила к бежевым слаксам и щегольскому джемперу болотного цвета. Неужто первым делом он заскочил к нам? Не вырядился же он так ради меня? Ответ — точно нет.

— Вот я и переживаю из-за недолговечности краски, доверяя твоему артистическому вкусу, — он улыбнулся шире, и я покраснела сильнее. Дернуло же меня разрисовать эту железную мусорку для писем! — Я боюсь спросить, сколько будет стоить настоящая роспись?