Двойной без сахара

— Мы договорились, что я буду читать роман, разве не так?

— Так. Но теперь я передумала. Ты почитал его до и дочитаешь после…

— Лана, я спросил тебя, пока ты была трезвой, ты ответила — нет. Ответ «да» от пьяной я не принимаю. Я не мальчик, который бегает за каждой пьяной теткой в надежде, что может эта его не скинет.

Я отвернулась. Молча. Вот так живешь и не знаешь, какими принципиальными могут быть водопроводчики. Завтра трезвая тетка тебя на пушечный выстрел не подпустит, а Лиззи я так и скажу — он отказался со мной спать. Не пойдет же она к мистеру Муру за объяснениями! Это же жизнь, а не мыльная опера. Так что даже хорошо, что все так хорошо закончилось. Моя совесть перед всеми чиста, как виски.

— О чем ты думаешь?

А я и не заметила, как вновь перекатилась на спину. Думала я, увы, не о побелке потолка, но правду ему знать необязательно.

— Ты будешь смеяться. Я думаю об этой русской официантке, — Шон даже сделал заинтересованное лицо. — Вернее, о том, что она подумала о нас… Точнее обо мне.

— И что она подумала?

Ну, не свинство ли, висеть над пьяной теткой в полуобнаженном виде после того, как зачитал ей кодекс чести и морали ирландских водопроводчиков?

— Скорее, что она почувствовала. Зависть… Или наоборот превосходство, что никогда не опустится до того, чтобы спать с кем-то в отеле. С кем-то, кому посчастливилось родиться в лучшей стране…

— Лана, ты сама возвращаешься к запретной теме. Выходит, я прав, и тебя это гложет. Ладно, — бросил он через минуту моего молчания. — Что б там она ни подумала, она никогда не догадается, чем мы тут в действительности занимаемся. Читать дальше?

— Читай, если хочешь. Я ее почти дочитала, хотя местами засыпала. Думаю, под твой голос я усну еще быстрее.

— Спасибо.

— Не обижайся, — я даже за локоть его схватила, но тут же отдернула руку, будто обожглась. — Это комплимент.

— Я знаю. Я продавал свой голос. И было время за него платили гораздо больше, чем за мои руки.

Я произнесла нечто нечленораздельное, что заставило Шона продолжить фразу:

— В отделе по работе с клиентами Водафона. На меня переключали тех, кто желал отказаться от нашего сервиса — интернета или телефона. Моя задача была убедить их остаться нашими клиентами.

— И какими были твои успехи?

— Три года мне исправно платили зарплату, пока я сам не ушел.

— А почему ушел?

— Потому что уехал из Корка, а в нашей деревне мой голос никому не нужен, нужны только руки. Да и то нечасто.

— Жалеешь?

— О чем?

— Ну, о том, что уехал из Корка и… Ну… В общем, ну… возишься с кранами.

— Нет, не жалею. Я ехал в Корк для Кары. Без нее мне там нечего было делать. Из-за нее я и микрофон на себя надел. Ей надоели мои грязные футболки, ей хотелось, чтобы я выходил из дома в костюме и в нем же возвращался, даже галстука не ослабив. В общем, я если и жалею о чем-то, то лишь о том, что даже в костюме не сумел стать тем, кем она хотела меня видеть, — Шон замолчал, но лишь на пару секунд. — Если у нас нынче ночь откровений, то да, в какой-то момент в своей жизни я чувствовал себя полным ничтожеством, не способным дать любимой женщине то, что она от меня ждет.

Теперь Шон замолчал окончательно. Я наконец-то отыскала на потолке пятно и выдала:

— Я думаю, что она просто слишком многого от тебя требовала.

— Так и должно быть, — не дал он мне закончить начатую мысль. Наверное, думал, что я стану его жалеть, а я не собиралась этого делать. — Мы всегда требует больше, чем рассчитываем получить. Специально ставим высокую планку, чтобы было к чему стремиться. Правда, пытаясь допрыгнуть до нее, можно выпрыгнуть из штанов. Ладно, книга интереснее моих соплей. Слушай.

И я слушала, только недолго, а сколько проспала, не знаю. Ночь промелькнула яркой вспышкой — вернее, я проснулась от солнца, бьющего в незашторенное окно. Дождя как ни бывало. Дорога безопасна. Насколько ирландские дороги вообще могут быть безопасными.

Шон читал. Он вообще спал? И если рано проснулся, желая прочитать продолжение любимой маминой книги, мог бы заодно и одеться. Или хотя бы повесить скомканную рубашку на плечики отвисеться. Мне, конечно, плевать на его внешний вид, но все же в нем осталось немного хороших манер от образа жизни клерка, потому он и выпадал малость из привычного образа водопроводчика. Даже выуживать из собеседника истории не разучился. Только бы не стал убеждать меня остаться с ним. И не успела я подумать, как Шон навис надо мной. К счастью, я была одета, хоть и успела скинуть одеяло.

— Ты все еще хочешь этого?

Шон почти коснулся моих губ. Дрожь волной прокатилась по телу, и я не могла понять ее причину: отсутствие одеяла или близость самца. И если последнее, то это точно не желание слиться с ним в первобытном экстазе. Только и отвращения от близости мужского тела я не испытывала. Или не успела испытать, потому что Шон отпрянул, не дожидаясь ответа, или прочитал отказ в моих трезвых глазах. Он свесил с кровати босые ноги — когда успел снять носки? Когда я засыпала, они на нем точно были.

— Я не обижаюсь, — сказал он, оставаясь ко мне спиной. — Изменить первый раз для женщины сродни лишению девственности. Страшно ошибиться в выборе партнера. Потом начинаешь относиться к этому проще. Как и к отказам.

Только сгорбленная спина говорила об обратном. Даже стало жалко его, захотелось провести рукой между лопаток, утешить, как ребенка, но страх в ту же секунду оказаться между матрасом и его телом быстро взял жалость под контроль.

— Надо было ехать в дождь, — выдала я и вскочила с кровати.

Шон тоже встал и босиком дошлепал до двери, где, стоя на одной ноге почти не шатаясь, натянул носки.

— Пойду гляну, что у них на завтрак.

И вышел так стремительно, что я не успела поблагодарить за возможность воспользоваться ванной комнатой в одиночестве. Да я бы держалась руками и ногами за такого работника. Неужели не нашлось нормального менеджера, чтобы объяснить молодому красивому парню, что на одной бабе свет клином не сходится. Кто-то ведь надоумил его перебить татуировку. Или все-таки сам решил стереть следы былого чувства?

Пусть вопросы остаются без ответов. Пора прекратить копаться в душах друг друга. Особенно за завтраком. Ирландским. Который еще надо постараться полностью в себя впихнуть. Бекон, яйцо, картошка, колбаски…

— Черный пудинг можешь не есть.

Как будто мне требовалось его разрешение, чтобы не есть жареную кровь! Непонятно, как вообще эта гадость попала на ирландский стол! Но спрашивать я не стала — вдруг у Шона и на это имеется ответ.

— Лана, пообещай больше никогда не платить, когда ты со мной.