Двойня после развода

– Что? – переспрашиваю шепотом.

– Я все проверю, нужно убедиться, что там никого нет. Марин, послушай меня, пожалуйста. Идите наверх…

– Но… – цепляюсь за крохотные ручки малышек, не в силах разжать пальцы.

Кто-то из дочек громко всхлипывает, и я отмираю. Конечно, мне сейчас надо думать не о своем страхе, а о своих малышках. Наиль соображает быстрее меня и падает перед дочками на колени, прижимая их к себе. Упирается подбородком в макушку Милки и целует Миру.

– Мои хорошие, побудьте с мамой, папа не даст вас в обиду, кудряшки.

У меня в груди гулко громыхает сердце.

– Марин, – Наиль поднимается и кивает на лестницу.

– Ты думаешь, там кто-то есть до сих пор? – я не рискую повысить голос, потому что мало ли…

Вдруг волнение Наиля не пустое…

– Я проверю и выйду. Хорошо? Ангел…

Он переводит на девчонок обеспокоенный взгляд, и я выдыхаю.

Беру в кулак свои страхи и киваю. Дочки в приоритете. А шмотки и квартира – это мелочь.

Сгребаю Милку и Мирку в охапку и поднимаюсь. Прячусь в тень, но сама поглядываю на дверь своей квартиры. Наиль дергает ручку и скрывается внутри, плотно прикрыв дверь, слышу звук закрывающегося замка. Шумно выдыхаю, сосредотачиваюсь на дочерях. Они стоят, не моргая, смотрят на меня с такой надеждой, что в сердце трещина образовывается.

Они так беззащитны, а я посмела дать слабину.

Да и за Таранова я переживаю сильнее, чем могла ожидать. Хотя я никогда не думала, что могу угодить в такую ситуацию.

– Ну что, мои лисы, кто-то устроил у нас небольшой бардачок. А может, это мама просто так утром собиралась?

Стараюсь заболтать их, чтобы отогнать от них весь негатив.

– Мама… – это Милка.

– Папа… – Мира показывает пальчиком на нашу квартиру.

– Да, малышка, папа пошел просто посмотреть, все ли хорошо с нашим домом, и сейчас вернется.

И стоит мне договорить эту фразу, как замок щелкает, и я подскакиваю как от электрического разряда.

Страшная мысль молнией поражает мозг: «А если это не Наиль?!»

Прячу девчонок за себя и перестаю дышать.

– Мариш, это я, – знакомый голос, от которого меня накрывает облегчением, – там никого нет. Но вы туда не вернетесь.

И, судя по его тону, спорить бесполезно. Да я и не стремилась. Нет никакого желания сейчас заходить в дом, где рылся посторонний человек. От одной этой мысли по телу расползается липкий страх. Ужас сковывает ноги.

– Вы едете ко мне. Завтра я вызову ментов и разберусь, что тут, мать его, произошло. Но это не ограбление, – добивает последними словами. Перевожу на него непонимающий взгляд.

– Что ты имеешь в виду, Наиль? – губы пересыхают, и я с трудом ими шевелю.

– Деньги и украшения валяются, словно ненужный мусор.

И тут на меня обрушивается откат. Меня начинает колотить так, что тело ходуном. Наиль тут же оказывается рядом. Дергает меня на себя, и я погружаюсь в его объятия.

– Ну что ты, родная? Я же рядом, с тобой. Я никогда не дам тебя в обиду. Землю перерою, но найду урода, который позарился на вас.

Утыкаюсь лбом в его рубашку и вою.

– Ну, Маришка, ты чего? Ангел, я от вас никуда теперь. Можешь орать, кричать, ножками топать, но теперь вы только со мной будете. Поняла меня?

С готовностью киваю. Потому что сама никуда от него не отлипну. Только рядом с ним я чувствую себя в безопасности. И уже не так важно, что там было в том прошлом.

Вот он, рядом в трудную минуту, и я не сомневаюсь ни секундочки, что он останется с нами.

– Девчонки испугаются, – утыкается мне в волосы и целует в макушку. – Маришка, ты меня слышишь? Я рядом.

Сглатываю комок в горле и неуверенно киваю. Заставляю себя отлипнуть от него и делаю шаг назад. Серые глаза внимательно изучают, словно Таранов боится, что я снова пущусь в истерику.

– А вещи девчонкам? – смотрю с досадой на дверь квартиры.

Мотает головой.

– Там не стоит ничего трогать, мало ли…

Ну да… отпечатки и все дела. Боже, ощущение, что я попала в детектив какой-то, где мы с Наилем в главной роли.

– Да, ты прав, – запрокидываю голову, и по щеке стекает слеза.

Быстро смахиваю её, не сразу сообразив, что я стою и плачу.

Наиль подхватывает девчонок и чмокает их в щечки. Мои лисы непонимающе хлопают глазками. Ну ещё бы, не часто они видели, как мама плачет, а папа её успокаивает.

– Ну что, кудряшки, готовы ехать к папе в гости?

– Так, может, – начинаю неуверенно, – ты нас просто отвезешь к моим?

Меня пронзает темный серьезный взгляд, и я без слов понимаю, что ни за что он этого не сделает.

– Мариш, я пока не буду уверен, что вас не ожидает опасность, никуда вас не отвезу, кроме как к себе.

Прикусываю губу и киваю.

– Дверь запри, только не трогай ручку. Хотя, – он недовольно кривится, – поздняк уже, наверное. Но лучше воздержись. Сильно не лапай.

Киваю и дрожащими руками закрываю замок, не притронувшись ни к чему. Мысленно одергиваю себя. Надо как-то умудриться успокоить нервы, вон Таранову удается оставаться спокойным.

Возвращаемся в машину к Наилю, и я сжимаю ледяные руки между коленками, наблюдаю в зеркало, как Наиль усаживает дочерей и целует их.

Усаживается за руль и поворачивается ко мне лицом.

– Ты как?

Выдавливаю улыбку, от которой тут же сводит скулы. Таранов обхватывает меня за шею и притягивает к себе. Жадно целует, пока я пытаюсь вспомнить, как дышать.

Он будто пытается вложить в этот поцелуй все эмоции, которые мы пережили, когда увидели бардак в квартире. А у меня жар в животе, сердце с ума сходит от боли или от чувств к этому мужчине. Пульс то замедляется, то ускоряется, а я пропускаю вдохи. Отвечаю, не торможу себя.

Мне это нужно так же, как и ему. Потом я себя отругаю за то, что поддалась, а сейчас…

Таранов со стоном отодвигается от моего рта, но продолжает держать меня за шею и медленно водит большим пальцем по коже. Глаза в глаза.

– Я же никогда тебя не бросал, да?

Облизываю губы.

– Вообще-то, было, – голос слабеет, а Таранов в ответ хмурится, – после выпускного.

Он усмехается и качает головой.

– Я тогда не бросал. Я временно самоустранился, чтобы чего-то в жизни добиться и завоевать тебя. Чтоб не с голой жопой, как в школе.

Не сдерживаюсь и смеюсь.