Дядька... с небеси

Головная боль немного отпустила, и Николай рискнул пошевелить глазами, а потом — чуть головой, чтобы рассмотреть окружающую обстановку.

Человек, ноги которого он рассматривал, оказался низкорослым японцем в военной форме и, судя по наличию сабли, являлся офицером. Да уж, если японские морские офицеры были с саблями, то офицеру сухопутному велел сам их японский бог. Этот напыжившийся человек стоял и наблюдал, как двое солдат в такой же, как у него обуви, устанавливают недалеко от Николая небольшой раскладной столик и раскладной стульчик.

Как только это было сделано, они положили на столик бутылку кока-колы, пачку галет и сверток, завернутый в целлофановый пакет. Солдаты, исполнив задание, пристроились к шеренге, стоящих навытяжку группе солдат в такой же обуви с отделёнными большими пальцами.

Николай был красноармейцем и ему приходилось стоять по стойке «смирно» в примерно такой же шеренге красноармейцев. Но такого исполнения команды «смирно» он никогда не видел и даже не подозревал, что ее можно так исполнить. Солдаты стояли, как каменные истуканы и даже было непонятно — дышат ли они. На их лицах не дрогнул ни один мускул, не моргнул ни один глаз, не пошевелился ни один палец.

Офицер тем временем уселся на стульчик, и стал рассматривать вещи, вытащенные из карманов Николая. Первым делом он открыл бутылку с кока-колой, понюхал, сморщился и вылил содержимое на землю. Затем вскрыл пачку галет, тоже понюхал и убрал в сторону. Затем, развернув целлофановый пакет, достал зажигалку, проверил ее срабатывание и, удовлетворенно хмыкнув, положил ее в свой карман. Раскрыв удостоверение личности Николая, он несколько раз переводил взор с фотографии на удостоверении — на лицо лежащего рядом с ним Николая, и убрал удостоверение в сторону.

Следующим пунктом его изучения оказались Заявление и Расписка Николая, которые были заполнены коротким ругательным словом. Судя по реакции японца, он не знал ни русского, ни английского языков, но, тем не менее, что-то привлекло его внимание, и после его распоряжения двое солдат тотчас подскочили к Николаю и посадили его так, чтобы он мог устойчиво сидеть, и вытащили кляп изо рта.

Офицер вскочил со своего сиденья, подошел к Николаю и, держа перед ним листок с распиской, ткнул пальцем Николая в грудь, в имя и роспись на расписке, и задал вопрос, разумеется, по-японски.

Николай вопроса, конечно, не понял, но то, что японец распознал символ американского доллара и пришел к выводу, что Николай получил очень крупную сумму денег, было абсолютно понятно, и теперь японец хочет знать — где эти деньги?

— Деньги остались на американском корабле, — ответил Николай, а затем повторил это по-английски. — То, что написано в этом документе тремя буквами от руки, означает не мою личность, а совсем другое, и это просто была моя шутка, а денег нет, ну, ни копейки. — «Как хорошо, что я не стал брать эти дурацкие доллары», — подумал Николай, — «иначе бы наличие небольшой суммы подтвердило, что я ее полностью получил».

Ответ Николая японского офицера не устроил и он, не размахиваясь, ткнул Николая в живот, да так, что у него все померкло в глазах от дикой боли. Когда он смог их открыть, и немножко отдышаться, офицер снова повторил вопрос, и Николай ответил, что денег у него — нет. Офицер, выхватив свою саблю, замахнулся ей, и нанес удар, и так быстро, что Николай даже не успел испугаться. Сабля просвистела точно по-над его головой, срезав донышко шапки и волосы на макушке, так как Николай почувствовал, как лезвие скользнуло по ней. — «Какой острый клинок! Чуть бы пониже…» — подумал Николай.

Офицер, не теряя времени, отдал какой-то приказ и стоящие, как истуканы солдаты, моментально рассыпавшись в цепь, стали прочесывать берег, внимательно осматривая каждую складку местности. Несколько солдат стали приносить охапками сухие водоросли и разбрасывали их тонким слоем перед офицером, который внимательно наблюдал за происходящим, а Николай сообразил, что он спал именно на этих водорослях.

Увлеченный офицер оставил Николая в покое, но эта идиллия продолжалась недолго, так как водоросли вскоре закончились, а солдаты вернулись и доложили, что ничего не нашли. Николай же, вспомнив рассказ Энди Тумми о том, как он готовился к смерти, мысленно попрощался со своей мамой и, конечно, с Галей, побранив себя за то, что так и не удосужился написать письмо матери с тех пор, как был назначен в конструкторское бюро.

Офицер снова подошел к Николаю, и повторил свой вопрос, нарисовав в воздухе пальцем вопросительный знак. Раздраженный Николай, которому чуть не отрубили голову, просто послал его по адресу, записанному им в Расписке о получении денег, а офицер, очень аккуратный человек, сложил бумаги и удостоверение Николая в целлофановый пакет, положил его на столик и прижал пачкой галет. Затем, ухмыльнувшись, покачал своим пальцем лицом Николая, и отдал очередной приказ, выслушав который, трое солдат сорвались с места и бегом куда-то отправились.

— «Ну и нация!» — подумал Николай, — «какая дисциплина, какая исполнительность, но действуют, как заводные игрушки, не рассуждая. Вот бы эту энергию использовать в мирных целях. Вот, солдаты стоят, как истуканы, по стойке смирно, уставившись в одну точку, а когда проходят мимо своего командира, делают отработанное движение головой — вперед и вниз, не меняя положения торса, проявляя почтительность. Мой командир, комбат Верховцев, никогда бы такого не допустил. Он не стал бы держать людей по стойке смирно, а обязательно назначил бы наблюдателей, чтобы враги не могли незаметно подобраться. Возможно, японцы чувствуют себя здесь хозяевами, но, тем не менее».

Солдаты вернулись довольно быстро, доставив несколько длинных, довольно толстых бамбуковых палок, пилу-ножовку, сетку и какие-то, то ли ремешки, то ли веревки, и сразу приступили к делу. Они подняли сидящего на земле Николая на ноги, приставили одну из палок рядом с ним, сделали заметку над его головой, а затем отпилили бамбук по заметке. Когда они отпилили вторую палку такой же длины, и уложили их на землю, параллельно друг другу, можно было понять, что они собираются сделать раму длиной с рост Николая.

— «Да они же собираются распять меня на этой раме!» — подумал Николай и вспомнил рассказ Петра Юрьевича о японском «гуманном» способе пытки молодыми побегами бамбука, но вспомнить до конца этот рассказ он не успел.

Что-то грохнуло, как несколько одновременных выстрелов из винтовки, а на лице надменно улыбающегося японского офицера, расцвело красное пятно, из которого что-то брызнуло во все стороны, и он начал валиться, пытаясь ухватиться за свою саблю, но сделать этого не сумел. Солдат с ножовкой так же начал заваливаться набок, а все остальные солдаты продолжали изображать собой истуканов, так как никакой команды не получали.