Дядя Сайлас. В зеркале отуманенном

Безлюдные комнаты первого этажа жутковато темнели, и скептически настроенная судомойка оставалась сейчас единственным бодрствующим человеком во всем доме. Она что-то мурлыкала себе под нос некоторое время, на минуту переставала, прислушиваясь, затем опять возобновляла работу. В конце концов ей было суждено испытать ужас, какого она отродясь не испытывала.

В доме была черная кухня. Из этой-то кухни ей и послышался некий тяжелый звук, идущий из подвала, вроде ударов молота, которые, казалось, сотрясают пол под ее ногами. Сначала было двенадцать ударов подряд через равные промежутки, потом поменьше. Она тихо вышла в коридор и с удивлением увидела багряные отблески, будто из горнила с тлеющими углями.

Казалось, что комната была полна дыму.

Приглядевшись, она заметила расплывчатые очертания чудовищной фигуры над топкой. Эта фигура мощным молотом ковала кандалы и заклепки для них.

Несмотря на то, что удары казались спорыми и мощными, звучали они глухо и отдаленно. Мужчина остановился и указал рукой на пол, где лежало нечто, показавшееся ей сквозь дымную завесу мертвым телом. Больше она ничего не заметила, но слуги в соседней комнате, вздрогнув и проснувшись от ужасного крика, нашли ее лежащей в обмороке на плитах, у самой двери, где ей предстало это отвратительное видение.

Напуганные бессвязными клятвенными заверениями служанки, что она видела труп судьи на полу, двое слуг, обыскав сначала нижнюю часть дома, пошли, порядком испуганные, наверх узнать, здоров ли их хозяин. Он был не в постели, но находился в своей комнате. Сбоку от постели стояла тумбочка с горящими свечами, и он уже одевался для нового дня. В свойственной ему манере он ругался и проклинал их, сообщив заодно, что занят и что не сходя с места уволит всякого негодяя, который посмеет снова его потревожить.

Итак, больного оставили в покое.

Утром там и сям по улице поползли слухи, что судья умер. Из третьего дома, считая от судейского, советником Трейверсом прислан был слуга, чтобы справиться об этом в приемной судьи Харботтла.

Слуга, который открыл дверь, был бледен и скрытен и говорил только, что судья болен, что с ним произошел несчастный случай и что доктор Хэдстоун побывал у него в семь часов утра.

Опущенные взгляды, односложные ответы, бледные и нахмуренные лица — обычные признаки некой довлеющей над сознанием тайны, время для обнародования которой еще не наступило. Это время наступит, когда приедет коронер и слухи о смерти больше невозможно будет сдерживать. Потому что в то утро судья Харботтл был найден в верхней часта большого лестничного пролета подвешенным за шею к перилам и без всяких признаков жизни.

Не было никаких следов борьбы или сопротивления. Не слышно было ни крика, ни другого шума, который хоть в малой степени указывал бы на насилие. Провели медицинское освидетельствование, и оно показало, что в том раздраженном состоянии, в каком пребывал судья, он с большой вероятностью мог покончить с собой. Присяжные при коронере соответственно определили, что это был случаи самоубийства. Но для людей, ознакомившихся со странной историей, в которой был замешан судья Харботтл, — по меньшей мере для двух человек — тот факт, что катастрофа случилась утром именно десятого марта, показался поразительным совпадением.

Спустя несколько дней пышная похоронная процессия сопроводила его к последнему приюту. Вот так, говоря языком Священного Писания, «умер богач, и похоронили его» {147} .

КОМНАТА В ГОСТИНИЦЕ «ЛЕТЯЩИЙ ДРАКОН» {148}

Пролог

Любопытный случай, который я намереваюсь здесь изложить, не единожды упомянут и достаточно подробно описан в превосходном сочинении доктора Гесселиуса о тайных снадобьях средневековья.

147

…«умер богач, и похоронили его». — См. примеч. 74 к т. 2 «Дяди Сайласа».

148

Рассказ впервые опубликован в сборнике «В зеркале отуманенном» («In a Glass Darkly», 1872).

В этом очерке, озаглавленном «Mortis Imago» [155] , детальнейшим образом разбирается действие Vinum letiferum, Beatifica, Sommus Angelorum, Hypnus Sagarum, Aqua Theccalliae [156] и еще двадцати разнообразных настоев и извлечений, хорошо известных ученым мужам еще восемь веков назад; два из них, утверждает автор, используются и по сей день — и с особым удовольствием по, свидетельству полиции, воровской братией.

«Mortis Imago», по моим примерным подсчетам, должен занять в собрании трудов доктора Мартина Гесселиуса два тома, девятый и десятый.

155

«Видимость смерти» ( лат.).

156

«Смертоносное вино», «Зелье, дарующее блаженство», «Сон ангела», «Колдуньин сон», «Фессалийская вода» ( лат.).

Замечу в заключение, что очерк изобилует цитатами из средневековых романов и баллад, из коих наиболее замечательные происходят, как ни странно, из Египта.

Среди множества описанных доктором Гесселиусом случаев я выбрал именно этот, поскольку остальные — ничуть не менее поразительные — теряют свои достоинства вне научного трактата. Этот же, напротив, кажется мне весьма поучительным именно в форме простого рассказа. Его-то я и предлагаю вашему вниманию.

Глава I На дороге

Летом 1815 года, когда случилось со мною все нижеописанное, мне как раз стукнуло двадцать три и я только что унаследовал весьма значительную сумму в консолях и прочих ценных бумагах. Первое поражение Наполеона {149} распахнуло континентальную Европу пред толпами английских экскурсантов, гонимых в чужие края неутолимой жаждою познания. Меня ненадолго удержали известные Сто дней, но, едва гений Веллингтона при Ватерлоо устранил это незначительное препятствие {150} , я также влился в философический поток.

149

Первое поражение Наполеона… — После поражения в войне с Россией войска антифранцузской коалиции вступили в Париж в 1814 г.; Наполеон отрекся от престола и был сослан на о. Эльба.

150

Меня ненадолго удержали известные Сто дней, но, едва гений Веллингтона при Ватерлоо устранил это незначительное препятствие… — После отречения от власти и ссылки Наполеон вернулся во Францию 1 марта 1815 г., высадившись с полком гвардии в Каннах и быстро дойдя до Парижа. 16—18 июня произошла знаменитая битва при Ватерлоо, в которой объединенными войсками союзников командовал Веллингтон (см. также примеч. 38 к т. 1 «Дяди Сайласа»). Наполеон потерпел поражение и был вновь отрешен от власти 22 июня 1815 г.

Я ехал на перекладных из Брюсселя в Париж. По всей вероятности, этим самым маршрутом лишь несколько недель назад продвигалась армия союзников; теперь же по дороге тянулась длиннейшая вереница карет и экипажей — впереди и сзади, насколько мог видеть глаз, плыли над землею облачка пыли от их колес. По пути то и дело встречались нам пары или четверки запыленных потных лошадок, которые, отработав, возвращались к своим постоялым дворам. Воистину тяжелые времена настали для этих многострадальных тружениц почтовой службы: казалось, весь свет вознамерился вдруг ехать на перекладных в Париж.

Голова моя так полна была Парижем и сопряженными с ним надеждами, что глядеть на проплывавшие мимо пейзажи у меня недоставало ни терпения, ни любопытства. И все же, полагаю, я не очень ошибусь, сказав, что милях в четырех от живописного городка, название которого вкупе с более важными пунктами моего путешествия я запамятовал, и примерно часа за два до захода солнца мы поравнялись с потерпевшей крушение каретою.

Сама карета, впрочем, не опрокинулась; однако обе передние лошади упали наземь. Форейторы спешились, двое слуг с видом заправских кучеров суетились рядом. В окне кареты, оказавшейся в столь плачевном положении, мелькнул волан прелестной шляпки и женское плечико. Совершенно очарованный, я решился играть роль доброго самаритянина: {151} остановил лошадей, выпрыгнул из кареты и передал через моего слугу, что рад буду оказать любую необходимую помощь. Дама обернулась, но — увы! — лицо ее скрывала густая черная вуаль, так что я не увидал ничего, кроме узора брюссельских кружев.

151

…играть роль доброго самаритянина. — См. примеч. 46 к «Дому у кладбища».