Дьявол в музыке

Контрада-дела-Меравигли – то есть Улица чудес – лежала в тени Кастелло, древней миланской крепости, в которой австрийцы расположили свои казармы. Каза-Мальвецци сам по себе казался крепостью – его мраморный фасад был увенчан островерхим фронтоном, а крыша – усеяна шпилями. Брокер энергично позвонил в парадную дверь, и привратник пустил их внутрь.

Они оказались в просторном дворе, окружённом гранитными колоннами. Привратник провёл гостей к двум лакеям в выцветших и заплатанных домашних ливреях. Один из них проводил Брокера в людскую за закусками, а второй послужил Джулиану проводником в левое крыло.

Они прошли через промозглые, продуваемые и скверно освещённые комнаты, увешанные хмурыми фамильными портретами и исполинскими, побитыми молью гобеленами, изображавших сцены охоты. В каждой комнате стоял огромный стеклянный канделябр с развесистыми «ветвями», похожими на змей. Некоторые из резных деревянных дверей были сорваны с петель; другие вовсе отсутствовали. В углах стояли мрачные деревянные статуи святых; из ваз торчали нелепые красно-коричневые цветы. Кресла с высокими спинами стояли навытяжку, отбивая всякое желание на них сесть. Джулиан не видел в обстановке ничего, что говорило бы о маркезе. Это была крепость Мальвецци, и здесь всюду были видны рельефные изображения семейного герба.

Гостиная маркезы была похожа на весь дом, но содержалась намного лучше. Стены здесь была недавно окрашены и позолочены, а окна – защищены от сквозняков. Здесь нашлось даже несколько просторных, обитых шёлком кресел и диванов. Над каминной полкой висел большой конный портрет Лодовико – манерой письма он напоминал картины, на которых Веласкес запечатлел испанскую королевскую семью. Маркез гордо восседал на коне, высоко держал голову, а его глаза сверкали золотом.

У камина стоял человек, которого можно было принять за воскресшего Лодовико. У него была та же повелительная поза, широкие плечи, кудрявые тёмные волосы и орлиный нос. Отличались глаза – вместо золотого, они имели глубокий карий оттенок, что смягчало их выражение, а на всём лице будто главенствовал не лоб, а рот – этот человек был склонен улыбаться, а не гневаться.

Маркеза сидела на диване. Она опять была в белом – в простом хлопковом платье она выглядела ещё более чарующей, чем в шёлке, если это возможно, – роскошь и драгоценности играли в её красоте очень малую роль.

Джулиан поцеловал её руки.

– Добрый день, маркеза.

– О, боже, - она улыбнулась с весёлым сочувствием, - боюсь, вы повстречали не меньше двух вымокших незнакомцев.

– Это пустяки – лишь лёгкий насморк, - Джулиану было досадно хрипеть и самым неромантичным образом использовать носовой платок перед ней, но делать было нечего.

– Я благодарна вам за решение прийти сегодня, несмотря на то, что разумнее было бы оставаться в постели.

– Маркеза, мужчину, который хотел бы оказаться где-либо, кроме как в вашем обществе, разумнее поместить не в постель, а в сумасшедший дом.

Она улыбнулась.

– Позвольте представить вам моего деверя.

– Синьор Кестрель! – Карло Мальвецци вышел вперёд и сжал руку Джулиана. – Очень рад познакомиться с вами, и вдвойне рад узнать, что вы решили взяться на расследование смерти моего брата.

– Я польщен тем, что маркеза Мальвецци попросила моей помощи в деле такой важности. Я сделаю всё, чтобы оправдать её и ваше доверие.

– Я не сомневаюсь, друг мой, - ответил Карло.

– Карло любезно согласился сопровождать нас на виллу, - объяснила маркеза, - я думаю, мы могли бы отправиться послезавтра, если это не слишком скоро для вас, синьор Кестрель – и, конечно, если вы будете в добром здравии.

– Это не слишком скоро, - уверил её Джулиан, - и я позабочусь о том, чтобы быть в достаточно добром здравии.

– Это в руках Божиих, - сказала она с улыбкой. – Я помолюсь, чтобы Он не разочаровал меня. Очень хорошо – мы выезжаем утром в пятницу. Мы с Карло заедем за вами в моём экипаже, - объявив это, она добавила, – Я отправила с посыльным письмо к Франческе, в котором приглашаю её и синьора Валериано присоединиться к нам. Я написала и комиссарио Гримани.

– Ты ведь не говорила ему о расследовании синьора Кестреля? – Карло распахнул глаза.

– Почему нет? – хладнокровно возразила та. – Я сообщила, что ты, я и синьор Кестрель ненадолго уедем на виллу, так что он может писать мне туда, если потребуется.

– Не пройдёт и часа, как он ворвётся сюда, - предсказал Карло.

– Ничего не могу поделать. Нельзя дать ему возможность сказать, что мы делали что-то у него за спиной. Это даст ему слишком хорошее оружие.

– Я всё равно хотел встретиться с комиссарио, - сказал Джулиан. – Синьор граф, вы можете предположить, когда вернётся маркез Ринальдо?

Карло покачал головой.

– Он не писал уже какое-то время. Я даже не знаю, где он сейчас, - граф повернулся к маркезе, - Эрнесто не знает его намерений?

– Эрнесто – это бывший слуга Лодовико, - объяснила маркеза Джулиану. – Он служил моему мужу около сорока лет, так что Ринальдо не мог прогнать его, хотя он ему не нравится. Ринальдо никогда не брал его с собой в путешествия.

– А Эрнесто не сопровождал маркеза Лодовико на озеро Комо? – спросил Джулиан.

– Да, но он никогда не встречался там с Орфео, - отозвалась женщина. – Он лишь говорил с ним один раз, в Милане, в тот вечер, когда Лодовико с ним познакомился.

– Значит он всё-таки сможет опознать его?

– Почему бы не спросить об этом его самого? Карло, ты позвонишь?

Карло потянул на верёвку звонка, что висел у камина. Появился лакей, и маркеза велела ему послать за Эрнесто.

– Мне нужно поговорить и с вами, синьор граф, - сказал Джулиан.

– Где и когда вы пожелаете, - отозвался Карло.

– Я боюсь, мне предстоит задавать неделикатные и, возможно, оскорбительные вопросы.

Карло криво улыбнулся.

– Я итальянский либерал, синьор Кестрель. Я привык к тому, что меня считают опасным преступником.

Вошёл слуга и поклонился Карло и маркезе. Этому человеку было около шестидесяти, а его сутулые плечи и лицо казались такими же серыми как его седые волосы. В знак своего положения Эрнесто носил не ливрею, а простой серый фрак, а сорочка под ним была штопанной и пожелтевшей от времени, но кристально чистой.

– Эрнесто, - обратилась к нему маркеза, - это синьор Кестрель, тот самый англичанин, о котором я говорила. Он хочет задать тебе несколько вопросов об Орфео. Прошу тебя, будь с ним откровенен и ничего не скрывай.