Дьявол в музыке
Шрифт:
«И там его нашла смерть», – подумал Джулиан. Думал ли об этом Карло? Чувствовал ли он удовлетворение, сознавая, что вилла – его творение, которое он так любил и которым так гордился – погубила брата, что отнял её у него? Понять невозможно – на лице Карло была лишь грусть.
– И каковы были ваши отношения после того, как маркез купил виллу? – спросил Джулиан.
– О, они значительно потеплели, - Карло иронично улыбнулся, - Лодовико всегда стремился победить, а победив, не таил обид. Мы не были близки и редко виделись. Но приезжая в Милан, я останавливался в Каза-Мальвецци – там
Когда Франческа ушла от Ринальдо, я предложил себя в посредники. Я сочувствовал юноше – уход жены и презрение отца наполняли его жизнь несчастьем. Лодовико предпочёл по-своему решить это дело, но мы с Ринальдо успели подружиться. Совсем недавно я пытался убедить его с умом распорядиться наследными богатствами. Он может многое улучшить в жизни своих арендаторов и осовременить методы сельского хозяйства.
– Я полагаю, он больше всех выиграл от смерти отца, - задумчиво сказал Джулиан.
Карло надел маску вежливой, патрицианской сдержанности.
– Он унаследовал собственность. Да, это принесло ему преимущества.
– И немалые, я думаю. В Англии наследник большого поместья при жизни отца обычно получает твёрдо установленное содержание. Здесь же молодые люди, вроде маркеза Ринальдо, зависят от отцов до самой их смерти.
– Это не значит, что Ринальдо убил своего отца из-за денег!
– Да, это маловероятно. Я никого не обвиняю, синьор граф. Я лишь пытаюсь понять, как смерть маркеза Лодовико повлияла на близких ему людей.
Карло помрачнел.
– Беатриче предупреждала, что вы будете подозревать членов семьи. Я вынужден сказать, что считаю болезненным и оскорбительным предположение, будто кто-то из моих родственников запятнал руки кровью Мальвецци.
– Я понимаю, синьор граф. Я очень благодарен, что вы готовы помогать мне, так полно отвечая на мои вопросы.
– У меня нет выбора, синьор Кестрель. Мы с Беатриче знаем о вашем уме и опыте в подобных делах, но ещё вы – единственный, кому мы можем доверить такое расследование. Никто из итальянцев не рискнёт наступать на пятки австрийской армии и полиции. Это небезопасно даже для вас.
– Вы пытаетесь отговорить меня, синьор граф?
Карло рассмеялся.
– Если бы пытался, то всем сердцем бы надеялся потерпеть неудачу! Послушайте, нет толку говорить в таком духе. Вы любезно решили помочь нам, и действуете так, как считаете лучшим. Когда я служил в правительстве, я понимал, что лучше вовсе не обращаться к знатоку, чем потом отмахиваться от его советов. Allora[29], что ещё я могу вам поведать?
– Поскольку мы начали обсуждать деликатные темы, скажите, где вы были в ночь убийства вашего брата?
– А, - Карло медленно откинулся на спинку, - когда Лодовико поехал на озеро Комо к своему тенору, у меня были денежные трудности. Долги намного превосходили возможности. У меня три сына и три дочери, и всем старшим уже пора осваивать профессию или выходить замуж. Говоря вашим жаргоном, я проживал на Улице невыплаченных долгов. Я мог попросить денег у Лодовико, но должен признаться, что моя гордость восставала против этого. Единственная надежда была на ту ценную
собственность, что у меня оставалась.Я всё ещё владел ложей в «Ла Скала» – покинув Милан, я стал сдавать её в аренду. Ложа, пара лошадей и последние драгоценности жены позволили бы нам продержаться. В начале марта… или, быть может, в конце февраля, не могу припомнить – я тайно приехал в Милан, чтобы устроить продажу. Стань я продавать столько в Парме, наши заимодавцы поняли бы, как плохи мои дела, и слетелись бы на нас en masse[30].
Я пребывал в Милане уже две недели, когда услышал о смерти Лодовико. Я остался, чтобы помочь Ринальдо и Беатриче, чем бы смог, а ещё, чтобы встретиться с нашим поверенным Пальмиери и обсудить завещание Лодовико.
– А где вы были непосредственно в ночь убийства?
– Это было четыре или пять лет назад, мистер Кестрель. Я думаю, что был дома в постели – в Великий пост не бывает опер, и вряд ли я кутил в миланских кофейнях.
– Может ли кто-нибудь помнить, где вы были той ночью?
– Я не думаю. Я жил очень уединённо. Я снимал комнаты на окраине города и старался оставаться незаметным. Так что никто не сможет присягнуть, что я не ускользнул из своего жилища той ночью, если только мой слуга этого не помнит. В Милан я взял с собой только его.
– Он всё ещё состоит у вас?
– Да. Его зовут Гвидо Дженнаро. Он здесь, в Милане, если вы хотите с ним поговорить.
– Благодарю вас, сейчас я не стану его беспокоить, - Джулиан предпочитал, чтобы со слугами говорил Брокер, если речь не шла о каком-то выдающемся откровении, - Поскольку вы были душеприказчиком маркеза Лодовико, я бы хотел узнать, как он распорядился своим имуществом.
– Майорат ушёл к Ринальдо – городской дом, замок и земля вокруг него. Беатриче унаследовала виллу и всё её содержимое пожизненно – потом всё отойдёт Ринальдо или его наследникам. Также Лодовико оставил ей свою ложу в опере и почти всё, что не входило в майорат, если не считать отказы слугам и церкви.
– А вы, синьор граф? Вам было что-то отказано?
– Пустячок, - на лице Карло появилась ироничная улыбка – несколько тысяч лир на заупокойные мессы по брату. Шиллинг на свечки, как говорят у вас в Англии.
– Вы знали заранее о том, как ваш брат распорядится своим имуществом?
– О, да. Он говорил мне несколько лет назад, когда просил стать его душеприказчиком.
«Тогда к чёрту версию о том, что граф Карло убил брата, чтобы поправить свои дела», - подумал Джулиан и спросил:
– Эрнесто рассказывал вам об анонимной посылке, что оставили для маркеза Лодовико у ворот замка?
– Да. Он сказал Беатриче и мне. Ни я, ни она не представляем, откуда она могла прийти и что в ней было.
Джулиан прижал платок к носу и чихнул.
– Если бы маркез Лодовико перед смертью писал музыку, вы бы об этом знали?
– Нет. Почему вы спрашиваете?
– Эрнесто думает, что он писал.
– Я помню, что Лодовико пытался писать музыку, когда мы были молоды, но у него не было никакого таланта. Он горько разочаровался. Я никогда не слышал, чтобы он возвращался к этому творчеству.