Дьявол в музыке

– Беатриче, - сказала Франческа, - слышали ли вы о… о….

– Маркез Ринальдо здесь? – пришёл ей на выручку Валериано.

– Нет, - заверила его Беатриче, - мы не получали вестей от Ринальдо уже несколько недель.

Франческа выдохнула, потом опустила глаза, будто стыдясь своего облегчения. Джулиан ещё никогда не видел женщины, меньше подходившей на роль изменницы.

Вслух он сказал:

– Я очень благодарен вам. Как вы знаете, маркеза Мальвецци попросила меня разузнать об убийстве её мужа, а мне очень поможет беседа с вами – особенно, о его последних днях.

Франческа посмотрела на Валериано, будто ожидая какого-то жеста, а потом сказала:

– Мы будем счастливы поговорить с вами, синьор Кестрель. Мы хотели бы помочь вам, как сможем. Но к тому дню, когда маркез Лодовико был... был…

– Убит, - тихо подсказала маркеза.

Франческа покраснела. Её маленькая рука потянулась к Валериано, тот сжал её и спросил, как будто всё это время говорили с ним:

– Но к тому дню, когда маркез Лодовико был убит, мы не виделись с ним уже больше года. И мы никогда не встречались с певцом Орфео. Так что я боюсь, мы не слишком многим можем помочь вам.

– В этой части расследования, - ответил Джулиан, - ещё сложно сказать, какие сведения могут помочь. Возможно, вам покажется, что мои вопросы случайны. Я заранее прошу у вас прощения, если покажусь назойливым.

– Я понимаю, - сказал Валериано. Для Джулиана было очевидно, что тот понимал смысл сказанного. Вопросы могут показаться оскорбительными, но Кестрелю нужны ответы.

– Когда вы хотите расспрашивать нас? – поинтересовалась Франческа.

– Я готов подождать, когда это вам будет удобно. Возможно, когда вам покажут ваши комнаты, а вы отдохнёте с дороги, вы будете добры сообщить мне, - и он добавил, чтобы немного их поторопить. – Конечно, если вы хотите, мы можем подождать до вечера, когда комиссарио Гримани вернётся из Комо.

– О, я не хочу говорить с полицейским, - быстро сказала Франческа.
– Лучше я буду говорить с вами.

Джулиан почувствовал, что обязан всё прояснить:

– Комиссарио Гримани может также захотеть вас расспросить. Но его более всего заботят поиски Орфео.

– Я уже говорил, что мы не знаем о нём ничего, - тихо и взвешенно напомнил Валериано. – Могу я спросить, почему вы, в отличие от полиции, не ограничиваете себя поисками Орфео?

– Мой дорогой Валериано, - вступила маркеза, - я попросила синьора Кестреля заняться убийством Лодовико именно потому что он делает то, чего не делает полиция.

Джулиан пристальнее взглянул на маркезу. Он знал этот тон – она оборачивала свой голос в шёлк, чтобы скрыть резкость. Точно так же она говорила с Гримани. Но при чём тут Валериано? Она не любит его, потому что он встал между Ринальдо и Франческой? Или между ними тоже было что-то, никак не касающееся Франчески?

Через полчаса Франческе и Валериано показали их комнаты, а слуга последнего сообщил, что гости готовы поговорить с Кестрелем. По просьбе Джулиана они встретились в гостиной. Занетти, заявивший, что обязан присутствовать и делать записи для Гримани, устроился в углу за видавшим виды секретером, внутри которого нашлась стопка бумаги, чернильница и связка перьев.

– С кем из вас мне поговорить первым? – спросил Джулиан.

– А мы не можем остаться вместе? – испуганно ответила Франческа.

– Я боюсь, что нет. Это необходимо, чтобы я мог понять, как каждый запомнил события сам.

– В таком случае, начните с меня, - предложил Валериано.

Франческа ничего не сказала, лишь немного опустила глаза. Но Валериано немедленно спросил:

– Или ты хочешь быть первой, любовь моя?

– Я… Я думаю, что хотела бы быстрее с этим покончить.

Джулиан ещё тверже вознамерился говорить с ними по отдельности. Пару, что могла понимала друг друга без слов, невозможно допрашивать вместе.

– Тогда я выйду, - предложил Валериано. – Я буду в своей комнате, если понадоблюсь тебе, Франческа. Синьор Кестрель, я к вашим услугам, когда вы меня пригласите.

Он поклонился с тем усталым, выученным изяществом, что проявлялось в каждом его движении. Это неудивительно – он провёл на сцене годы. Валериано явно был кастрирован в детстве, до того, как его голос сломался, и с той самой поры, он учился ходить, стоять и двигаться перед зрителями. Всё естественное ушло из него, когда он потерял возможность быть мужчиной. Но всё же, когда Валериано, обернувшись, бросил последний взгляд на Франческу, его красивые глаза потеплели, из-под маски выглянул мужчина. Как она это сделала – эта тихая, непритязательная женщина, что рядом с маркезой выглядела просто невзрачной? Джулиан мог судить о её силе лишь по результату.

– Пожалуйста, садитесь, - Джулиан указан на бело-бирюзовый полосатый диван, сидя в котором Франческа не будет видеть Занетти. Достаточно и того, что секретарь станет скрипеть пером всё это время разговора. По крайней мере, Франческу не будет пугать его вид.

Она села на краешек дивана и тесно сплела пальцы рук. Джулиан устроился на стуле напротив неё.

– Синьор Валериано сказал, что ко времени смерти маркеза Лодовико, вы не видели его уже больше года. Вы подтверждаете это?

– Да, - тихо ответила она.

– Когда и где вы в последний раз его видели?

– Когда мы с Пьетро ещё были в Милане. Это должно было быть в начале 1820-го… быть может, в январе? – она посмотрела на Джулиана, будто он мог это подтвердить.

– Тогда был Карнавал? – предположил он.

– Да, - благодарно ответила она, - значит, это был январь.

– А Пьетро – это синьор Валериано?

– Да. Его настоящее имя – Пьетро Брандолино… Брандолин по-венециански.

Джулиан кивнул. Большинство кастратов выступали под сценическими именами.

– При каких обстоятельствах вы встретились с маркезом Лодовико в последний раз?

Она опустила глаза и принялась мять свою юбку.

– Я неделями пыталась с ним увидеться. Понимаете, я приехала в Каза-Мальвецци, когда его не было, чтобы увидеть Никколо и Бьянку. Когда он узнал об этом, то пришёл в ярость. Он приказал никогда не принимать меня, и грозил выгнать без рекомендаций любого слугу, что хоть что-то скажет мне о детях. Я пришла молить его не отрывать меня от детей, но он не принял меня. Я приходила день за днём, но его слуги не пускали меня.

Губы Франчески задрожали.

– Наконец, я добилась встречи с ним. Сначала он не был зол. Он думал, я пришла просить прощения и хочу вернуться к Ринальдо. Когда он понял, что это не так, то рассвирепел. Он кричал на меня. Он называл меня всеми ужасными словами, какими можно назвать женщину, - она поднесла руку тыльной стороной в глазам, будто желая прогнать воспоминания.

– Что произошло потом? – мягко спросил Джулиан.

– Я умоляла не наказывать моих детей, лишая их матери. Он сказал, что лучше не иметь матери вовсе, чем иметь такую, как я. Я ушла, когда он стал грозить, что слуги выставят меня вон. Вскоре мы с Пьетро уехали жить в Венецию.