Дьявол в музыке

Нина сокрушённо опустила глаза. Розе неловко переминалась с ноги на ногу.

– Я жду вас обеих в церкви для исповеди и епитимьи сегодня до заката, - сказал священник, - а пока что не собираюсь портить праздник, уделяя вам больше внимания – если только вы не дадите новых причин!

Он вернулся в алтарю, оставив Нину приводить корзинку в порядок, а Розу – собирать рассыпанное ожерелье, метая обжигающие взгляды на Брокера.

Джулиан предусмотрительно отвёл его чуть в сторону.

– Ты думаешь, здесь скучно, и нас всех очень развлечёт второе убийство?

– Нет, сэр. Я это прохлопал – чтоб мне лопнуть, если я думал, что Роза так увлечётся.

– Интересно, как ты мог это пропустить. Ты много с ней разговаривал.

– Я просто был вежлив, сэр.

– Ты настоящий дьявол. В Италии со времён Наполеона никто не совершал столько завоеваний. Впрочем, не бери в голову. К счастью – или несчастью – убеждать в своей правдивости тебе придётся не меня.

– Ты любишь её! – причитала Нина.

– Вовсе нет, - ответил Брокер.

– Ты думаешь, она красивее меня.

– Она тебе и в подмётки не годится.

– Ты думаешь, я маленькая и тощая, как она и сказала!

– Это значит только то, что я могу как следует тебя обнять, - он перешёл от слов к делу на тот случай, если она неправильно поняла его ломаный англо-миланский.

Девушка всхлипнула, не отнимая от лица носовой платок. Брокер видел, что слёзы эти непритворные. Эти итальянки всё принимают близко к сердцу.

– Ну же, - уговаривал он, - всё хорошо, что хорошо кончается, не так ли? Церковь была разукрашена в пух и прах, торги прошли, как по маслу, а вечером будет фейерверк, - он сунул руку в её корзинку, за которую немало заплатил. – Возьми пирожное. Ты ничегошеньки не съела с тех пор, как мы вернулись из церкви.

– Я не голодна. Как я могу есть, зная, что ты думаешь о ней прямо сейчас и хочешь быть с ней, а не со мной! И после того, как я отдала тебе то, что не отдавала никому!

Опыт Брокера подсказывал, что последнее не совсем так, но он считал, что девушки имеют право на такую ложь, а мужчинам стоит делать вид, что верят.

– Кому нужно обжиматься с такой девчонкой, как она, когда можно обнимать такую тонкую как ива, с волосами как шёлк и глазами, мягкими как бархат?

Нина чуть прижалась к Брокеру и посмотрела ему в глаза.

– Поклянись, что любишь меня.

– Я люблю тебя, - Брокер говорил это множеству девушек и зачастую не кривил душой, как и сейчас.

– Нет, поклянись Мадонной… Нет, нет, поклялись своим Богом, Богом еретиков.

– Я клянусь.

Он обнял её и поцеловал. Нина обвила его руками и пылко прижалась.

– Ты должен сдержать своё слово! – прошептала она. – Ты должен! Если ты мне солгал, я не знаю, что сделаю!

Маркеза не вернулась в Соладжио на вечерние празднования, а предпочла наблюдать за фейерверками и слушать музыку на террасе виллы Мальвецци. Слуги получили свободный вечер и быстро отправились в деревню. Маркеза предложила гостям веселиться в Соладжио, но большинство отказалось. МакГрегор не хотел участвовать в итальянских деревенских развлечениях, Донати не чувствовал там себя в безопасности, а Гримани вовсе не проявлял интереса к подобным глупостям – он только предупредил местных жандармов, чтобы они не дали кутежам выйти из-под контроля. Карло, Франческа и Валериано также решили остаться с Беатриче. Лишь у де ла Марка нашлись иные намерения.

Он перехватил Джулиана в Мраморном зале на закате, как раз, когда Кестрель шёл на террасу к остальным.

– На пару слов, mon vieux. Не хотите ли вы отправится со мной в деревню и посмотреть, какие примитивные развлечения она может нам предложить?

– Я боюсь, что вынужден отказаться. Я ещё не закончил письмо моему другу на Боу-стрит, а хотел бы отправить его со следующей почтой.

– Вы напишете его утром.

– А вы, кажется, предлагаете мне провести вечер так, что утром я не смогу ничего писать.

– Тогда чёрт с ним. Вы же понимаете, что это письмо – ерунда.

– Что вы хотите сказать? – с любопытством спросил Джулиан.

– О, mon vieux, - де ла Марк посмотрел на него с дружеским упрёком, - они никогда не найдут Орфео в Англии. Для них это будет пустой тратой времени, а для вас – тратой этой великолепной ночи, которую вы проведёте, черкая по бумаге и якшаясь с слишком старыми и малокровными мужчинами, которые не смогут оценить тех черноглазых богинь, что я приметил сегодня в толпе. Мы же с вами достаточно молоды, чтобы отдать им дань поклонения со всей тщательностью и решительностью, что они заслуживают. Разве вы хотите, чтобы они томились от отсутствия кавалеров?

– Я более чем уверен в вашей способности утешить их. Почему вы так уверены, что Орфео не найти в Англии?

– Я уверен, что разговоры об Орфео становятся скучными, - лаконично отозвался де ла Марк. – Так я не смог убедить вас пойти со мной?

– А вы полагаете, что я буду томиться скукой здесь и не найду, о чём поговорить с маркезой весь вечер?

На лица де ла Марка появилась широкая улыбка.

– Одна из тех черт в вас, что я нахожу восхитительной и приводящей в замешательство одновременно, – это то, что вы можете сказать так мало, но передать так много. В таком случае оставляю Ла Беатриче на ваше попечение. Ко мне взывают Вакх и Венера.

Они вышли на террасу. Де ла Марк попрощался с маркезой и пошёл вдоль берега. Джулиан и остальные стояли у перил, с нетерпением глядя на гавань Соладжио и ожидая фейерверка. Ночь для такого развлечения была идеальной – мягкое чёрное небо, усыпанное звёздами, ласкающий ветер, восхитительно тёплый воздух. Обрывки музыки со всех берегов озера сплетались в дикую, прекрасную симфонию.

Внезапно в небо взмыла ракета и выпустила в озеро дождь искр. За ней последовали другие. На причалом появилось крутящееся огненное колесо, изрыгающее языки пламени. Маркеза смеялась и хлопала в ладоши. Джулиан никогда не видел её такой беззаботной и уязвимой.

Ему ужасно не хотелось расставаться с ней, когда фейерверк отгремел. Он ещё никогда так не хотел остаться с ней наедине. Но расследование важнее – проклятое расследование, что всё время вставало между ними. У него был долг, и его надо было исполнять.

Джулиан извинился и вернулся в дом. В Мраморном зале он взял масляную лампу из шкафа и зажёг от одного из стенных светильников. На пути в библиотеку он прошёл мимо Амура и Психеи, замерших и вечных объятиях, и отвёл от них взгляд.

Джулиан устроился за письменным столом у окна, откуда открывался вид на террасу и озеро. Оконные стёкла ловили сияние его лампы, добавляя света, но не позволяя увидеть, что происходит на улице. Он нашёл лист писчей бумаги, очинил перо и начал:

Вилла Мальвецци

8 октября 1825 г.

Мой дорогой Вэнс

Я надеюсь, это послание застает вас в добром здравии, как вы того и заслуживаете – иными словами, в более добром, чем можно ожидать в Лондоне осенью. Впрочем, не думайте, что я купаюсь в солнечном свете. Туманы, что собираются в местных горах, могут пристыдить лондонские.

Я пишу это, чтобы попросить вас об услуге и одновременно посвятить вас в самое примечательное убийство, что мне доводилось встречать…