Дьявол в музыке

– Что синьор Валериано сказал об этой ссоре? – с любопытством спросил Джулиан.

– Он был расстроен. Он страдает от того, что я в разлуке во своими детьми. Он всегда убеждал меня покинуть его. Но я не могла, - её глаза умоляли Кестреля понять.

Он не понимал. Как говорила Беатриче, Франческа легко могла жить с Ринальдо, оставив Валериано любовником.

– Вы не любите своего мужа?

– Это не так. Ринальдо не был добр ко мне, но я его не виню. К нему тоже никто не был добр, кроме его матери, которая боялась защищать его от Лодовико. Ему нужна была жена, как Беатриче – та, что будет направлять и наставлять его и поможет оставить след в мире. Я ничего не знаю об обществе, или политике, или любовных интригах. Я бесполезна для него – я могла только рожать детей. Я не думаю, что он скучает по мне – он чувствует лишь унижение.

– Тогда почему вы не вернётесь к нему?

– Потому что я не могу видеть Пьетро только время от времени – кататься с ним по Корсо, или сидеть рядом в опере или, - она густо покраснела, - приглашать его в Каза-Мальвецци, когда Ринальдо уезжал бы, и прогонять из моих объятий утром, боясь, что нас поймают вдвоём. Любая женщина могла бы сделать это для него. Но когда мы полюбили друг друга, он никогда не знал, что такое иметь дом. Он всегда был в пути, пел, то в одном городе, то в другом. Он был знаменит и любим, но я никогда не видела никого столь одинокого. Я хотела, чтобы он знал, что куда бы он не пошёл, всегда есть та, которая любит его и ждёт… кто полностью принадлежит ему. Вы понимаете?

– Да, - теперь он многое понимал и уже не совершит ошибку, сочтя эту женщину скромной или слабой. – Как вы приехали на озеро Комо в марте 1821-го?

Она опустила глаза и снова принялась комкать складки своей юбки.

– Ринальдо был в путешествии, когда Лодовико запретил мне видеться с детьми. Через год мы с Пьетро узнали, что он вернулся в Милан, а Лодовико – уехал на озеро с юным тенором, которого готовит для оперы. Я безнадёжно надеялась, что Ринальдо смягчится и позволит мне увидеться с Никколо и Бьянкой или хотя бы расскажет что-то о них. Они были так юны – Никколо было всего четыре, а Бьянке только два. Если он заболеют, если они навредят себе, если они скучают и спрашивают обо мне, я этого не узнаю… - её голос затих.

Джулиан привстал.

– Если вы хотите, я могу позвонить, чтобы принесли стакан воды или вина…

– Нет… нет, спасибо. Я в порядке, - она виновата посмотрела на него. – Мне тяжело это вспоминать.

– Мне жаль. Если бы это не было необходимо, я бы не просил вас оживлять это в памяти.

– Я верю вам, синьор Кестрель, - она ободряюще прикоснулась к его рукаву. – Я знаю, что вы не хотите причинить боль.

Как, черт побери, получилось, что она утешает его за то, что он причинил ей боль?

– Спасибо, синьора Аргенти. Я хотел бы сделать вашу задачу столь же простой, какой вы делаете мою. Пожалуйста, продолжайте. Вы говорили, что надеялись, будто в отсутствие отца Ринальдо уступит и позволит вам увидеться с детьми.

– Да. Это было глупо – я должна была знать, что он никогда не станет прекословить отцу. Но я так хотела увидеть детей, что убедила себя, будто это возможно. Я сказала Пьетро, что хочу поехать в Милан и увидеть Ринальдо. Тогда он согласился, но решил, что мы не должны оставаться в Милане, где меня хорошо знают, и наш отъезд тогда вызвал скандал. Он боялся, что меня будут оскорблять и дразнить, а я боялась, что то же самое будет с ним, так что мы одолжили виллу на озере Комо у одного из его друзей.

– Вы знали, что ваша вилла была точно напротив виллы Мальвецци?

– Нет. Я… Мы не знали точно, где она.

– Вы не планировали встретиться с маркезом Лодовико, пока были на озере?

– Я не хотела видеть его. И я знала, что ничего этим не добьюсь.

– И синьор Валериано не пытался увидеться с ним?

– Нет.

– Вы уверены?

– О, да. Он сказал бы мне. Он ничего от меня не скрывает. Мы ничего… - она замолчала.

«Не скрываем друг от друга?» – продолжил он за неё. Но Франческа не смогла этого сказать.

Он спросил:

– Что вы сделали, когда приехали на озеро?

– Я написала Ринальдо письмо, умоляя дать мне увидеться с детьми и приехать в Милан самой молить его об этом. Я ждала ответа, как на иголках. Наконец он пришёл… но не от Ринальдо, а от Лодовико. Ринальдо передал моё письмо отцу. Маркез написал, что если я не вернусь к мужу, то никогда не увижу своих детей. Что они будут для меня так же мертвы, как если бы я похоронила их своими руками.

– У вас осталось это письмо?

– Нет. Пьетро сжёг его.

– Почему?

– Почему? – эхом переспросила с нотками страха. – Потому что оно сделано меня несчастной. Потому что ужасало меня. Почему его нельзя было сжигать?

– Этому нет причин, - успокоил Джулиан. – Я лишь поинтересовался. Когда вы получили его?

– За день или два до того, как узнали о смерти Лодовико.

– А как вы узнали о ней?

– Я не знаю. Все внезапно стали говорить об этом.

– Вы и синьор Валериано тогда уехали с озера?

– Нет, только через несколько недель, - она повесила голову. – Я пыталась испытывать сочувствие, но для меня его смерть значила лишь то, что Ринальдо может стать добрее, когда отец больше не требует наказывать меня. Я написала ему снова, и была такой смиренной, как могла. Я предлагала всё, что угодно, кроме как оставить Пьетро, если он позволит мне хотя бы один взгляд издали… - она покачала головой. – Но всё было тщетно. Он отказал мне так же, как Лодовико.

– Что случилось потом?

– Ничего. Мы с Пьетро вернулись в Венецию.

Джулиан задумался.

– Я кое-чего не понимаю. Вы сказали, что получили письмо Лодовико за день или два до его смерти. Почему вы сразу не вернулись в Венецию?

Франческа не смотрела ему в глаза.

– Я не хотела. Я надеялась, Ринальдо будет добрее или Лодовико смягчиться.

– Это было не очень вероятно, не так ли?

– Я была в отчаянии. Я жила надеждой.

– А синьор Валериано? Что думал он?

– Он не пытался убедить меня покинуть его. Он знал, сколько для меня тогда значила возможность увидеть моих детей.

– Тогда? – переспросил Джулиан. – Не сейчас?

– Сейчас прошло много времени, - осторожно сказала она. – Я смирилась с тем, что никогда их не увижу. Это часть такой далёкой жизни, что мне кажется, будто её жила какая-то другая женщина.

– Должно быть, это стало облегчением, - заметил Кестрель, - перестать скучать по ним.

Она бросила на него быстрый взгляд, и в её глазах было такое горе, что у Джулиана защемило сердце.

– Мне жаль, - он накрыл её руки своими. – Я хочу знать ваши истинные чувства. Почему вы пытаетесь прятать их?