Дьявол в музыке

– Теперь я всегда прячу их. Но это не имеет отношения к делу, которым занимаетесь вы. Я не хочу, чтобы Пьетро знал, сколько это для меня значит. Я годами убеждала его, что оправилась от этой потери. Пожалуйста, не выдавайте меня. Я не знаю, что он сделает, если поймёт, как с скорблю о моих дорогих детях… И как всегда буду скорбеть!

– Я ничего никому не скажу, если расследование не потребует этого. Но сейчас я не могу представить, почему оно может этого потребовать.

– Мы закончили? – с надеждой спросила она.

– Ещё нет. Я должен спросить вас о той ночи четырнадцатого марта – когда Лодовико Мальвецци убили. Где вы тогда были?

– Дома… на вилле, где остановились мы с Пьетро.

Она задержала дыхание, готовясь к следующему вопросу. Но Джулиан лишь выжидающе смотрел на неё, подняв брови. Он знал по опыту, что это заставляет человека говорить дальше куда лучше, чем расспросы. Разумеется, Франческа не могла молчать:

– Я легла в постель… Я не помню, когда, но, наверное, ещё до полуночи. Пьетро… он выехал на лошади. Он не мог уснуть. Когда он пел в опере, он бывал на ногах всю ночь – сначала на сцене, потому в кафе или на праздниках. Иногда он не мог заснуть так рано, как я, и тогда шёл гулять или ездить верхом или тихо играл музыку, чтобы беспокоить меня. Та ночь была такой, - её лицо просветлело. – Но я помню, что прошлой ночью он тоже выезжал, так что в ночь убийства не было ничего необычного.

«Вот это чрезвычайно интересно», - подумал Джулиан. Потому что кто бы не убил Лодовико, он был в Кастелло-Мальвецци в прошлую ночь, чтобы оставить посылку в перчаткой и запиской, назначающей встречу в беседке. Отъезды Валериано в эти важные ночи требовали ещё одного вопроса:

– Когда он выезжал, вы оставались одни?

– Конечно, - она произнесла это как любая жена, чья верность поставлена под сомнение. – А с кем я могла быть, когда Пьетро уезжал?

– Я не имел в виду ничего недостойного. Я лишь предположил, что ваша камеристка могла оставаться с вами.

– Нет, она спала наверху.

– Вы когда-нибудь видели дамскую оперную перчатку, украшенную зелёными листьями мирта, вышитыми шёлком, и рубиновым сердцем, что пронзено бриллиантовой булавкой?

– Нет, - она была озадачена.

– Вы не знаете никого, кто мог быть носить такую?

– Нет. Почему вы спрашиваете?

– Кто-то доставил такую перчатку маркезу Мальвецци в ночь перед убийством. Вместе с ней была записка, угрожающая раскрыть некую правду о владелице перчатке, если маркез не придёт в беседку следующей ночью на встречу.

– Как странно.

– Да. В ночь, когда маркеза убили, вы покидали свою виллу?

Её лицо запылало.

– Я… да… Я… Я выходила. Это было поздно… после полуночи… около двух часов. Я проснулась и увидела, что Пьетро ещё не вернулся. Я обеспокоилась. Я накинула шаль и спустилась вниз. Его не было на вилле. Я оделась, взяла фонарь и вышла, крича его имя и осматривая окрестности.

– Вы не разбудили слуг?

– Нет. Я была глупа. Я не подумала. Я испугалась и хотела найти его. Они проснулись, когда услышали, как я зову Пьетро и пришли узнать, в чём дело.

– Почему вы так боялись за него? Вы говорили, что это была обычная ночная прогулка.

– Но обычно он возвращался раньше. И он не знает окрестностей. Он мог упасть с лошади или… я не знаю.

– Он падал с лошади прежде?

– Я так не думаю, - признала она.

– Вам не приходило в голову, что синьор Валериано может поехать к маркезу Мальвецци в надежде убедить его смягчиться?

– Нет! Зачем ему делать это? Лодовико ненавидел меня из-за него. Почему он бы стал к нему прислушиваться?

– Тогда синьор Валериано мог бы поссориться с ним, вызвать на дуэль…

– Он не убивал его! Он никогда бы этого не сделал! Он честен и чист. Убить должен был тот певец.

– A propos^[56], об Орфео. Вы не можете предположить, кем он мог быть?

– Я ничего не знаю о нём. Я знала, что Лодовико часто заводил друзей-певцов. Так познакомились я и Пьетро.

– Давайте вернёмся к ночи убийства. Синьор Валериано всё же вернулся?

– Да, вскоре после того, как я пошла его искать. Он был очень расстроен, когда нашёл меня снаружи, – я думаю, он подумал, что я могу простудиться. Было сыро и ветрено, моё платье промокло, а туфли были все в грязи.

– Он рассказал, где был?

– Я не думаю, что он был где-то конкретно – просто ездил верхом.

– Он так вам сказал?

– Я не помню, что он мне сказал, - жалобно ответила она, - если он вообще что-то сказал.

– Мы почти закончили, - Джулиан знал, что должен держать Франческу в напряжении, чтобы она оставалась тревожна, а потому говорила много, пытаясь скорее положить конец испытанию, не сознавая, что чем больше подозреваемый говорит, тем больше поводов задавать себе вопросы создаёт. Но, как это уже случалось не раз, его рыцарственность взяла верх над инстинктами сыщика. – У синьора Валериано на озере был с собой пистолет?

– Он всегда возит с собой пистолеты. Здесь все так делают.

«Это правда», - признал Джулиан. Дороги здесь кишели разбойниками и контрабандистами.

– Вы знаете, где он их хранит?

– Кажется, я никогда об этом не задумывалась. Я не стреляла из пистолетов уже годами.

Её брови взлетели.

– А почему вам вообще приходилось стрелять?

– У меня пять братьев, - она улыбнулась своим воспоминаниям. – Когда я была юной, мы росли немного дикими. Она научили меня ездить верхом, грести, лазать по деревьям и стрелять, - она испустила тихий, покорный вздох. – Конечно, сейчас никто из них со мной не разговаривает.

Джулиан посмотрел на неё с тихим сочувствием. Но в то же время он осознавал, что эта женщина умеет управляться с лодкой и пистолетом, а потому могла незаметно пересечь озеро и убить Лодовико. Её слуги могли бы сказать, что нашли её на улице, ищущей Валериано, но кто бы поручился что она покинула дом не только для этого? Конечное, непросто представить Франческу, хладнокровно убивающей кого угодно. Но она была женщиной, которой правило её сердце, и которую подхватили страсти, как порыв ветра – листок. Кто знает, как она могла бы поступить с человеком, что отнял у неё детей?

Одно оставалось ясным, и это лишь усложняло всё расследование. Франческа могла быть простодушной и неуклюжей, защищая себя, но Джулиан верил, что она скажет, что угодно и сочинит любую ложь, чтобы спасти своего возлюбленного.

Глава 20

После беседы Джулиан проводил Франческу наверх. Она казалась благодарной Кестрелю за внимание, что вызывало в нём чувство вины, ведь он просто хотел помешать ей поговорить с Валериано до того, как он сам расспросил его. Джулиан провёл её до дверей угловой комнаты, в которой недавно жил сам. Из дверей соседней комнаты появился Валериано. Он ничего не сказал Франческе – только взял женщину за руку и пытливо посмотрел. Она улыбнулась ему более весело, чем Джулиан мог представить, зная о том, что её довелось пережить, но Валериано эта весёлость не обманула. Он обернулся к Джулиану и холодно на него посмотрел.