Дьявол в музыке

– Синьор комиссарио… - начал Джулиан.

Гримани оборвал его.

– Лючия Ланди, я – комиссарио Гримани из миланской полиции. Я получил доклад от моего сержанта. Когда ты услышала, что за тобой едут мои люди, ты сбежала в горы, и им пришлось преследовать тебя, - он бросил взгляд на Карло. – Вот почему, синьор граф, она в наручниках. Это не просто свидетельница, а сообщница.

– Но теперь вы можете снять наручники, - заметил Джулиан. – Больше нет опасности, что она уплывёт. И в любом случае…

Лючия повернулась к нему.

– Держитесь от меня подальше, чёрт возьми! Я могу сама за себя постоять!

– Тише, тише! – сказал Карло. – Моя дорогая девочка, дай мне взглянуть на тебя. Какой красивой женщиной ты стала!

– Спасибо, ваше сиятельство, - сказала она более мягко и сделала книксен. Джулиан понял, что они с Карло должны помнить друг друга с тех дней, когда вилла принадлежала ему, а её отец был садовником.

Карло повернулся к Гримани.

– Синьор комиссарио, подозревать эту девушку как сообщницу Орфео просто нелепо. Мы знаем, что она не имеет отношения к убийству моего брата. В ту ночь она была в замке, заботилась о больной служанке.

– Это не лишает её возможности быть сообщницей, - возразил Гримани. – Она могла рассказать об Орфео сразу после убийства, а прошлой ночью она сбежала, не желая помочь полиции с опознанием, - комиссарио впился в Лючию жёстким, пристальным взглядом. – У теюя большие проблемы. Если ты будешь обвинена в соучастии, ты проведёшь свою молодость, а быть может, и всю жизнь, в стенах тюрьмы. Но ты молода и явно была влюблена этого негодяя, которого и сейчас так опрометчиво защищаешь. У тебя есть возможность искупления. Расскажи всё, что вы знаете об Орфео, и я смогу спасти тебя. Если ты что-то скроешь, ты пропала.

– О, да, - тихо ответила Лючия, – я расскажу вам об Орфео. Я расскажу всё, что вам нужно знать.

Джулиан глубоко вдохнул. Маркеза, кажется, вовсе перестала дышать. Гримани холодно и напряжённо улыбнулся.

– Снимите наручники, - скомандовал он сержанту жандармов.

Тот подчинился. Лючия с облегчением размяла запястья и начала:

– Я познакомилась с Орфео, когда маркез Мальвецци привёз его и маэстро Донати на виллу, - она посмотрела на композитора, что сидел чуть поодаль. – Рада видеть вас снова, маэстро.

– И я рад слышать твой голос, малышка Лючия, - отозвался Донати.

– Продолжай, - велел комиссарио.

– Орфео был постоянно заперт на вилле, ему было не с кем поговорить из ровесников, кроме Тонио и меня. Тонио был злым и грубым – какой из него друг – так что оставалась только я. Он гулял со мной в саду или приносил нужные вещи из дома. Он всегда хотел помочь мне с работой, даже если это не годилось для джентльмена. Отчасти – потому что был добр, отчасти – потому что скучал. Он много трудился над пением, но не мог занимать этим каждую минуту.

– О чём вы говорили? – спросил Гримани.

– Он рассказывал о пении и расспрашивал о том, что я знаю больше него – рыбалке или садоводстве. Но часто мы вовсе не говорили.

Гримани изогнул губы.

Она вздёрнула подбородок.

– Я знаю, о чём вы подумали, но это не так. Он никогда не прикасался ко мне. О, иногда он смотрел на меня и думал об этом. Девушки понимают, когда мужчины об этом думают. Но я была очень юна, и никогда не знала мужчины, так что он был очень осторожен. Вы не поймёте. Мы были друзьями – насколько крестьянка может быть подругой такому господину. Он называл меня Барбариной.

– Барбариной? – переспорил МакГрегор, с трудом поспевающий за её крестьянским миланским выговором.

– Барбарина – это дочь садовника из «Женитьбы Фигаро», - пояснил Джулиан по-английски.

Лючия резко повернулась к нему.

– Что он сказал? Синьор, что вы сказали?

Джулиан повторил по-милански.

– Я вам не верю, - проговорила она, сверкая глазами. – Вдруг вы пытаетесь обмануть меня, говоря у меня на спиной на своём языке. Если вы сделаете так ещё раз, я больше не скажу ни слова – ни вам, ни кому-то другому.

– Ты будешь говорить, когда я потребую этого, - сказал Гримани. – Со мной, не с синьором Кестрелем. Орфео когда-нибудь говорил о политике?

– Нет, синьор комиссарио.

– Он когда-нибудь выражал своё отношение к маркезу Мальвецци?

Она опустила глаза.

– На словах – только благодарность.

– Что значит «на словах»?

– В его глазах я видела и другое. Но что он мог поделать? Маэстро Донати любил Орфео и называл «сынок». Но для маркеза он был просто голосом. Он чувствовал это. Это был один источник его тёмных мыслей.

– Один источник? А были и другие?

– Я не знаю, синьор комиссарио. Я знаю, что у него были тёмные мысли, и он пел, чтобы прогнать их.

– Всё это очень интересно, - сказал Гримани. – Расскажи о ссоре с Тонио в гроте. Это ведь ты нашла их ссорящимися и позвала отца, дабы он их разнял?

– Я нашла их не ссорящимися. Я была там с самого начала. А ссора была из-за меня.

Все обменялись удивлённым взглядами.

– Из-за тебя, Лючия? – изумлённо спросил Донати.

– Да, маэстро. Тонио давно меня хотел. Он никогда не говорил об этом, но я знала, как он пялится на меня – следит за мной глазами. И Орфео знал. Он хотел, чтобы я держалась от Тонио подальше и не оставалась с ним наедине. Но я не обращала на его предупреждения внимания. Я так мало думала о Тонио, что не боялась его.

В тот день, когда убили маркеза, Господь упокой его душу, я пошла в грот за вином. Тонио спустился за мной. Сначала он что-то бормотал и боялся меня больше, чем я его. Но потом он понял, что я в ловушке, и стал наглее. Он схватил меня, а я не могла вырваться.

Тут появился Орфео. Он знал, что я пойду в грот, и когда не смог найти Тонио, то забеспокоился. Он оттащил Тонио от меня, и они начали хватать и колотить друг друга на полу. Орфео был быстрее и умнее, но Тонио – крупнее и злее. Я побежала звать на помощь. Спасибо благословенной Мадонне, мой отец был рядом и сумел их разнять.

– Орфео и Тонио сказали маркезу Мальвецци, что поссорились из-за карт, - возразил Гримани.

– Орфео выдумал это в нужный миг, - объяснила Лючия. – Он заботился обо мне. Он знал, что для меня будет плохо, если люди узнают, что двое юношей подрались из-за меня в гроте. Все бы решили, что я любовница кого-то из них.

– Но почему Тонио промолчал и позволил Орфео лгать? – спросил Карло.

– Но что бы он сказал, ваше сиятельство? «Простите, не было никаких карт. Я пытался погубить добродетель этой девушки, а синьор Орфео остановил меня». Ему бы это не помогло.