Дыхание Голгофы

– А вам бы надо повенчаться. Но ему нельзя. Он не захочет.

Так и вышло. Наверное, что-то почувствовал.

– Да, Анюта, у него не глаза, а какая-то расплавленная слеза.

– Что ты сказал? Господи. Ну как точно! – воскликнула Анюта.

– А ты-то сама истинно верующая?
– вдруг спросил я.

– Не знаю. Еще не поняла. Но очень хочется верить. Ты же знаешь, как нас воспитывали? По ленинским заветам. Верь во что хочешь, только не в Бога. А ты?

– После Афгана все верующие, кто в живых остался.

Потом мы обедаем в кафе. А потом идем домой к Анюте.

– Скоро праздник. День Победы, - говорит Анюта, а потом у меня будет день рождения, а потом уже лето. Скучно мы с тобой живем, военный. Ты хотя бы один раз свозил меня на море. Вроде и не жадный.

Тут мне становится стыдно – в самом деле, почему я ни разу не повез ее на море. Неужели только Галина, эта страсть, мне глаза затмила. Стыдно, офицер.

– Вас понял, виноват. Этим летом обязательно. Это будет мой тебе подарок, хочешь - на день рождения, хочешь - на наш пятилетний юбилей.

– А он у меня почти совпадает – майская я, ты не забыл? Только в Сочи в мае делать нечего. А я хочу только в Сочи!

– Согласен, значит любой месяц лета? Да? Ну, а после отдыха окончательно подведем черту.

– Да неужто ты созрел, капитан?

– Уже перезрел. И вообще хочу тебя, наконец, с родителями познакомить…

– Попробуй.

Мы выходим из кафе. Анюта берет меня под руку.

– Ну что, ко мне? Я так хочу, чтобы нас с тобой встретила твоя бывшая. – Счастливо смеется Анюта.

И мы идет в мой бывший дом и, конечно, не встречаем Галину. Так, по заказу, бывает только в кино. А на душе тревожно. Перед глазами этот живой колумбарий рук и лиц нищих и калек, тянущих руки. Да еще эти слова отца Олега: «Берегите своего мужчину».

12

В последних числах апреля позвонил Батищев, как всегда ближе, к полуночи. Я так и напрягся. Но, слава Богу, никакого ЧП. Просто в это время нормальные люди спят, а у него «мысля», не требующая отлагательств.

– Извини, старик, но я тут прикинул что-то, к чему-то и решил. Будем отмечать День Победы и широко. Так скажем вечер двух поколений. Через две войны.

– Руслан, у меня сегодня был очень груженый день. Устал, честное слово. Давай на утро.

– А на войне ты не уставал? – обиделся майор.

– И на войне уставал, ну давай что там? – тут мне стало неловко.

– Ну, если мысля, Гаврюш? Она ж не придет опосля, - взмолился Руслан.

– Ну давай, давай, я весь внимание, - поощрил я его, черт возьми все-таки любопытно.

– В общем так, арендуем дворец культуры, лучше машиностроителей – он почти в центре. Приглашаем толковую ведущую – есть у меня на примете. Расписываем торжественную часть. Пионеров ставим на встречу ветеранов у входа с цветами и т.д.

– С пионерами будет напряг. Они сейчас в подполье, - пошутил я.

– Тут все у меня схвачено. Не боись. Так вот, приглашаем ветеранов самых-самых…

– А ты когда собираешься это мероприятие делать? – Кажется, на седьмое мая общегородское торжество в театре. Тут времени всего – ничего.

– Ну и что?! А мы восьмого. Я знаю, что у них там будет. Скукота. Знамя внесут, знамя вынесут. Духовики. И грамоты в зубы. Военком два слова скажет. Может, еще Витек покормит в театральной кафешке стариков. Фронтовые сто граммов нальет.

– Значит ты хочешь удивить?! – то ли спросил, то ли согласился я, отметив себе, что надвигающийся сон как рукой сняло.

– Я хочу сделать оригинально. Типа от всей души, понимаешь? Как бы встретились два поколения. Представляешь – две войны, два мира. Глаза в глаза.

Черт возьми, кажется меня начинает увлекать его идея.

– Да все отлично, Руслан. Но времени почти нет, - сказал я.

– Ты меня еще не знаешь, я завтра всех на уши поставлю. Но мы сделаем такой праздник – Витьку и не снилось.

– Не понял, ты для кого делаешь праздник?! Для Витька?

– Да это так, от досады. Я уже и начало придумал. Вообрази. Открывается занавес под революционный этюд Шопена…

– Ты меня удивляешь, ты даже классику знаешь, - перебил я его.

– Я музыкалку заканчивал по классу фоно. И в училище в оркестре играл. У меня мама преподаватель музыки, а отец военный. Сейчас инвалид. Чернобылец.

– Извини. Как мало мы знаем друг о друге, - сказал я.

– Ничего, революционное время нас сблизит. Ну так вот – открывается занавес. На нем просто задник – вид города. Предвосхищаю твой вопрос, такой есть! Опять-таки звуки революционного этюда и выходишь на сцену ты.

– Не понял. Я-то тут с какого бодуна? – едва не рухнул я.

– Не перебивай. Это уже решено. Выходишь ты, скромно с палочкой и просто от души приветствуешь ветеранов. Скажешь, что я военный врач, и я это видел. Кровь, страдания. Покажешь свои руки. Вот мол этими руками я давал жизнь, как впрочем и закрывал глаза. Вот такой пролог. Ну а дальше все по сценарию. Так же закончим подарками, фронтовой соткой. Ну а после торжественного собрания выступления ансамбля Северо-Кавказского военного округа.