Еда. Отправная точка. Какими мы станем в будущем, если не изменим себя в настоящем?
Шрифт:
Поварам был дан приказ пропагандировать новые идеи и убедить японских матерей, что еда «по-армейски» укрепляет здоровье нации.
Но японская кухня стала таковой, как мы ее знаем, только через несколько лет после Второй мировой войны. Япония сильно зависела от импортных продуктов, поэтому особенно пострадала, когда война урезала поставки. Но уже в 1950-х годах страна оправилась, встала на ноги и смогла построить новую систему питания, отличную от старой.
Незнакомый японцам прежде азарт в отношении еды был частично спровоцирован американской послевоенной продовольственной помощью. В 1947 году американские оккупанты ввели новую программу школьных обедов, чтобы снизить уровень голода среди японских детей {439} . До этого дети приносили еду из дома: рис, немного солений, иногда несколько кусочков скумбрии, в целом ничего белкового. Из-за нехватки
439
Квиртка (2006).
440
Коллингэм (2011).
441
Исиге (2001).
В 1955 году среднестатистический японец съедал всего 3,4 яйца и 1,1 кг мяса в год, но 110,7 кг риса; к 1978 году потребление риса значительно уменьшилось, до 81 кг на душу населения, в то же время увеличилось потребление до 14,9 яйца и 8,7 кг только свинины, не говоря уже о говядине, курице и рыбе. Но дело было не только в изобилии еды. Это был переход от антипатий к пристрастиям.
Если когда-то в Японии подавать более одного или двух блюд к вечернему рису считалось чем-то экстравагантным – благодаря новому влиянию достатка, – то теперь стало нормальным подавать три и более блюд, а еще рис, суп и соленья.
Газеты впервые начали публиковать колонки с рецептами и, спустя столетия молчания за столом, японцы стали разговаривать с большим интересом о еде {442} . Они полюбили зарубежные блюда вроде корейского барбекю, западных креветок в панировке и жареных в воке по-китайски овощей и мяса. Только готовилось все это на особый лад, так что когда иностранцы приезжали в Японию и пробовали блюда, они казались специфическими японскими {443} . Вероятно, благодаря долгим годам кулинарной изоляции, когда японские повара сталкивались с новыми западными блюдами, они не принимали их целиком, а придавали ту форму, которая соответствовала традиционным японским представлениям о размере порции и времени приема пищи. Например, когда подавали омлет, то к нему предлагали не жареную картошку, как на Западе, а суп мисо, овощи и рис. Япония стала питаться разнообразно, правильно и с удовольствием.
442
Кушнер (2012).
443
Исиге (2001).
Это отнюдь не было каким-то врожденным или неизбежным качеством японцев – некой особенностью, в результате которой у них сложилась почти идеальная диета. Вместо того чтобы завидовать белой завистью тому, как замечательно питаются японцы, лучше вдохновиться их примером. Япония показала, до какой степени способны эволюционировать пищевые привычки.
Иногда кажется, что итальянцы рождаются с любовью к макаронам, а новорожденные французы впитывают любовь к артишокам с молоком матери.
Элизабет Розин, изучающая проблемы питания, рассказала о «вкусовых принципах», которыми пропитана национальная кухня: часто они остаются практически неизменными на протяжении веков – например, как «лук, сало и паприка» в Венгрии или «арахис, перец и помидоры» в Западной Африке. Розин пишет: «Китайцу кажется таким же странным приправлять лапшу сметаной и укропом, как для шведа приправлять сельдь соевым соусом и имбирем» {444} . Но Япония показывает,
что все же случаются подобные необычные вещи. Принципы вкуса меняются. Диеты меняются. И люди, питающиеся в соответствии с этими диетами, тоже меняются.444
Розин (1994).
Оказалось, что откуда бы люди ни были родом, они могут изменять не только то, что едят, но и то, что они хотят есть, а также свое поведение во время питания. Удивительно, что Япония, страна, в которой «вкусовые принципы» не включали почти никаких специй, кроме имбиря, влюбилась в соус кацу-карри с тмином, чесноком и чили. Страна, где люди когда-то ели молча, превратилась в такую страну, где народ горячо обсуждает еду и шумно втягивает ртом лапшу для пущей радости. Поэтому, возможно, правильнее было бы задать вопрос: если японцы смогли измениться, то почему мы не можем?
Тот факт, что перемены в питании могут происходить в масштабах целой нации, еще не означает, что начать изменения в масштабах одного человека будет проще простого.
Люди с лишним весом в Японии испытывают на себе сильнейшее социальное давление: им дают прозвище «метабо» (от сокращенного словосочетания «метаболический синдром»), а незнакомцы могут подходить и хлопать их по животу. Все это не располагает к похудению. Нельзя ускорить личные перемены в употреблении пищи таким способом.
Журналы о похудении, в которых преображение поставлено во главу угла, специализируются на фото «до» и «после». Цель таких фото – показать читателям, что похудение возможно, но при этом обратный эффект может заставить их чувствовать себя еще хуже из-за того, что не они изображены на этих счастливых фотографиях. На фото «до» изображен некто в лосинах великанского размера, стыдливо прячущий взгляд от камеры. На фото «после» – тот же некто, похудевший в два раза, в сверкающем облегающем платье из лайкры или в купальнике. Предполагается, что мы вдохновимся на похудение после фотографии «после», но отрезок времени между двумя фотографиями слишком большой. Когда вы застряли в стадии «до», состояние «после» может казаться совсем другой галактикой.
Когда я была семнадцатилетней толстушкой, мы с подругами садились (причем не раз) на диету и вместе занимались спортом. Мы начинали с большими надеждами, но обычно слишком усердствовали в первые несколько дней, худели из-за голода и аэробной нагрузки и бросали диету в конце первой недели. Непросто бегать на публике, когда мы чувствуем себя неловко из-за веса; вы не получаете удовольствия от «перекуса» сельдереем, когда мечтаете только о шоколадном батончике. Одним из препятствий является то, что мы не очень верим, что когда-нибудь сможем попасть на фото «после». Раньше мы обсуждали между собой тех девочек, которых природа наделила красотой: тех, кто выглядел, как супермодели с фарфоровой кожей, которые предпочитали есть крошечные порции «энергетических мюсли» и йогурт, а не пять тостов с арахисовым маслом и вареньем. Нам казалось крайне подозрительным то, что эти девочки, начав есть что-нибудь, останавливаются на середине блюда, заявив, что уже сыты. Мы считали их пришельцами с других планет, как и японцев. Мы не могли стать такими, как они. В нашем понимании способность хорошо питаться была каким-то врожденным и естественным качеством – чем-то, в чем невозможно притворяться.
Только теперь, когда я наладила отношения с едой, мне стало понятно, в чем состояла наша ошибка.
Здоровый способ питания, которого придерживались девочки, не был врожденным, как цвет волос. Это были привычки и предпочтения, которые они приобрели благодаря сочетанию обстоятельств и воспитанию. Точно так же, как мы привыкли баловать себя тостами, поднимать настроение сладким и доедать все с тарелки, даже если наелись.
Я обнаружила, что вполне можно превратиться в человека, которому хочется съесть салат больше, чем бутерброд. Особенно если салат приготовлен из ассорти вкусных зеленых овощей, приправленных какими-нибудь анчоусами, оливковым маслом и лимонным соком, с гарниром с моцареллой из буйволиного молока.
За последние годы произошло вдохновляющее развитие в приготовлении домашней еды. Появилась новая версия «здорового питания» как реакция на современную культуру, которой недостает аскетизма, если сравнивать ее с принципами здоровой еды 1970-х. Эта новая кухня, состоящая из овощей, грамотно опирается как на вкус, так и на питательную ценность хрустящих проростков, вьетнамских рулетов с начинкой из мяты и арахиса, копченых перцев, сытного нута и чеснока, сладких картофельных оладий. Автор книг о еде Диана Генри использует фразу «изменение аппетита» для описания привлекательности такого способа питания {445} .
445
Генри (2014).