Эдуард Лимонов

В 1980 году Лимонов переезжает во Францию. Здесь он наконец находит издателя для франкоязычного варианта «Эдички», который вышел под эпатирующим названием «Русский поэт предпочитает больших негров». Именно с этого издания началось триумфальное шествие книги по миру. Правда, более отражал суть книги заголовок немецкой версии — «Fuck off, Amerika».

В 1982-м, находясь по делам в Лос-Анджелесе, он знакомится в ресторане с уехавшей в Америку из Ленинграда и ставшей там моделью и ресторанной певицей «сумасшедшей русской» Натальей Медведевой. Во Францию они возвращаются уже вместе, Наталья станет третьей женой Лимонова. Безусловно, из всех женщин Эдуарда только Медведева представляет собой фигуру под стать ему. Это союз равных, как в личных отношениях, так и в творчестве, хотя влияние мужа весьма ощутимо в ее книгах, статьях и песнях.

В Париже Лимонов пишет трилогию — «У нас была великая эпоха», «Подросток Савенко», «Молодой негодяй» — о своем харьковском детстве-отрочестве-юности. Многих читателей, привлеченных бунтарством и скандальностью его первых книг, удивили весьма теплые воспоминания о советском детстве героя и апология послевоенной сталинской «великой эпохе».

Здесь мы сталкиваемся с вечным вопросом, насколько написанное литератором от первого лица можно считать достоверным и стоит ли отождествлять автора с его героем.

Если говорить о харьковском периоде, то, наверное, лучший эксперт в этом случае — Раиса Федоровна Савенко. «Он вообще фантазер страшный, — говорила в середине нулевых годов мама Эдуарда интервьюировавшему ее Дмитрию Быкову. — Вы, когда читаете “Молодого негодяя”, все делите на два: там фантазий очень много. Он с детства придумывать любил».

Впрочем, как свидетельствуют дожившие до наших дней товарищи юности Лимонова, а также харьковские краеведы, в целом он оставил вполне близкий к жизни портрет города и горожан тех лет. Более того, именно с Лимоновым теперь связан славный образ советского промышленного центра, города пролетариев, гопников и поэтов, который сейчас старательно пытаются ликвидировать киевские власти. Когда-нибудь, вероятно, увидит свет путеводитель по лимоновскому Харькову, как сейчас по пушкинскому Петербургу или ленинскому Симбирску-Ульяновску. Что Александр Сергеевич, что Владимир Ильич, что Эдуард Вениаминович — люди весьма активные, много перемещались в пространстве, жили по разным адресам, а значит, материала для такого издания найдется немало.

Кстати сказать, Украиной город своей юности Лимонов никогда не считал. Украиной для него были села где-нибудь на Полтавщине или Житомирщине, куда его ребенком возили отдыхать летом. Или далекий Львов, откуда периодически приходили похоронки на боровшихся с бандеровским подпольем сослуживцев отца. Харьков же однозначно был для него Россией.

Книги американского периода сделали Лимонова знаменитым, однако принесли ему такую славу, о которой временами приходится жалеть. Нет проще приема для врагов и недоброжелателей, чем обратиться к эпизоду с негром Крисом. К примеру, в конце 1990-х годов Марк Дейч в «Московском комсомольце» вперемешку с цитатами из программы НБП воспроизводил известные сцены из «Эдички», дабы вызвать эффект отвращения у публики. И добился своего — в результате той публикации распался союз НБП с «Трудовой Россией» Виктора Анпилова. Автор прекрасно помнит, как в 1990-е годы приходилось чаще отвечать публике на различных собраниях левой или националистической оппозиции на выпады по поводу этого романа, нежели спорить о политике.

«Главное действующее лицо моих книг — Лимонов, — говорил в начале 1990-х годов журналисту Евгению Додолеву сам наш герой. — Но ведь такого человека не существует в природе. По паспорту я Савенко Эдуард. Точка. А Лимонов, значит, это и герой, и автор. Автобиографические приемы были важны для меня при показе эпохи, среды. Например, в романе “У нас была великая эпоха” маленький сын лейтенанта Эдик — только предлог, чтобы показать время конца сороковых. А “Молодой негодяй” — это Эдичка в Харькове шестидесятых. Понимаете, это страна через героя, это эпопея… И чтобы упредить возможные вопросы, повторю еще раз: не следует отождествлять меня с Эдичкой. Я не ругаюсь в обществе женщин, я не наркоман и не гомосексуалист».

С дальнейшим литературным творчеством Лимонова все проще. В случае его совместной жизни с Натальей Медведевой мы имеем уникальную возможность сопоставить произведения обоих супругов об их отношениях (соответственно «Укрощение тигра в Париже» и «Моя борьба»), А после возвращения в Россию вся жизнь Лимонова протекала на виду у общества, и его биография задокументирована как им самим, так и множеством других источников. Тут уж что-то придумывать не было никакого смысла, тем более что сами повороты судьбы Эдуарда выглядели круче любого качественного сериала.

Но вернемся в 1980-е. Во Франции Лимонов заводит массу новых знакомств среди политиков, интеллектуалов и разного рода культовых личностей. Так, он знакомится с «королем наемников», бывшим диктатором Коморских островов Бобом Денаром, основателем «Национального фронта» Жаном Мари Ле Пеном, адвокатом Жаком Вержесом, дружившим с красными кхмерами и защищавшим множество удивительных людей — от алжирских террористов из Фронта национального освобождения и того же Карлоса Шакала до бывшего гестаповского палача Клауса Барбье. Здесь он впервые попытается реализовать ту идею, которую потом принесет на российскую почву, — объединение ультралевых и ультраправых, бунтарей и радикалов разного толка против буржуазной системы. Единомышленников он нашел в газете Жана Эдерна Аллье «Идиот Интернасьональ», в которой стал постоянным автором. Впрочем, это вызвало мощнейшее сопротивление среди французского истеблишмента, и до создания какой-то политической структуры дело не дошло. Для Европы, где со времен Великой французской революции правые и левые четко делили места в Конвенте и знали свою нишу, это было невозможно.

Уточняет свои взгляды он в эссе «Исчезновение варваров» (1984) и «Дисциплинарный санаторий. Этюды социальной ментальности обществ» (1989–1991), где, развивая принятую в США и Европе концепцию «СССР = ГУЛАГ», уподобляет западные общества санаториям закрытого типа, своего рода психбольницам с облегченным режимом.

«— Когда я перебрался во Францию, то тотчас же установил связь с ФКП — французской компартией. Я был первым русским, который посетил этот знаменитый бункер на улице Колонель Фабьен и почти сразу стал писать для журнала “Революсьен” — идеологического органа Компартии. Я написал большую разгромную статью о перестройке году, наверное, в 1987-м, и “Юманите” хотела ее опубликовать. Если бы они ее опубликовали, это был бы программный поворот во всей политике компартии. Там в Центральном комитете целый ряд людей решали, обсуждали это, но, когда газета уже практически версталась, испугались.

Тогда же, в 87-м году, я оказался в Будапеште на конференции писателей, еще наши войска были там. Однажды нас возили на экскурсию, Ален Роб-Грийе сидел сзади меня, французы, кого только нет. И вот мы едем, а рядом едет открытый советский “газон” и сидят офицеры, курят. Все шушукаются, испугались, перебежали к этому борту, на них смотрят. Я посмотрел и у меня такая гордость: “Вот мы везде, полмира”. И вскоре после этого ушли советские войска…

— Уместно ли будет сказать, что именно опыт жизни на Западе сформировал вас как антизападного политика?

— Конечно. Это постепенно нарастало, и ни одна деталь уже не была в пользу Запада. Потом, во Франции, я стал читать всякие умные, интересные книги. У нас по сей день в России такие книги не изданы. Я вдруг выясняю, к примеру: 1947 год, свободная французская армия подавляет восстание мальгашей на острове Мадагаскар. По моим тогдашним сведениям, 70 тысяч человек погибло, а сейчас я нашел в одной книге переводной, что якобы до полумиллиона. Это, конечно, такие зловещие противоречия. Никто об этом не знает. Мы знали вот фасады, выкрашенные свежей краской, — как все прекрасно и здорово, а вот таких деталей не знали. Или то, что во вьетнамской войне погибли миллионы людей. Нам никогда не давали эти цифры, а сейчас они появились: четыре миллиона гражданских и миллион сто тысяч вьетконговцев.

— Ну как же вы говорите, что плюсов нет. Вы сами говорите, что советское общество значительно отставало от западного в интеллектуальном развитии, не были прочитаны вовремя нужные книги…

— В СССР как раз не прочли те книги, которые по сути своей были скорее антизападными.

— Но на Западе они свободно циркулировали…

— Это ничего не значит. У нас они тоже свободно циркулируют, и что, у нас есть демократия и свобода? Нет. Это культура, не надо ее путать с политикой. Западное общество, его верхушка трезво и умно считают, что не нужно всю культуру подчинять. Сейчас и в России то же самое.