Эдуард Лимонов

В Белграде Лимонов встретился с одним из колоритнейших сербских политиков — Воиславом Шешелем. Внук четника и сын партизана из отрядов Иосипа Броз Тито, родившийся в боснийском Сараеве, уже в 1980-е годы он стоял на позициях сербского национализма и борьбы с коммунистическими властями республики. За это дважды отсидел в тюрьме — по два года с лишним. К моменту распада Югославии в 1991 году Шешель основал Радикальную партию, с которой успешно выступил на выборах, став союзником президента Слободана Милошевича и его Социалистической партии в противовес прозападной оппозиции.

«— Когда вы впервые подумали о возможности создания собственной партии?

— Первая мысль о партии у меня возникла в 1991 году, когда я встретился с Шешелем. Я имел с ним беседу на несколько часов, был у него в штаб-квартире и подумал: “А я-то что, хуже? Я, наверное, тоже смогу”.

Так что, когда я увидел, как это все происходило, уже в 90-м году я был страшно разочарован, что моя журналистика никакого существенного эффекта не приносит. И в 91-м, когда я оказался в Сербии, уже после войны, я пошел к Шешелю. Меня восхищало то, что он делает и говорит, восхищало, что отряды на фронте (как у нас сейчас) [4] . Однако у него не было разностороннего опыта.

4

Интервью взято в августе 2015 года, имеются в виду формирования нацболов в ополчении Донбасса.

Я уже к тому времени, прожив на Западе 15–16 лет, не доверял ни одной б…ди европейской, ни одной суке, ни одной улыбке. А у него не было этого опыта. Он же пошел и сдался Гаагскому трибуналу.

Вот начало. Тогда я понял, что самому нужно что-то делать. Прежде чем заниматься политикой, нужно овладеть ее языком. Я стал это делать. Попался по дороге Дугин, который, хоть и великий путаник, но все же некоторые вещи внес. За несколько месяцев все встало на свои места».

Помимо поездок на войны Лимонов все чаще бывает в Москве, продолжает активно публиковаться в СМИ (становится обозревателем «Советской России») и превращается в узнаваемого и популярного деятеля оппозиции. 23 февраля 1992 года он в первых рядах многотысячной колонны под красными и имперскими флагами штурмует самосвалы, выставленные на Тверской, чтобы предотвратить прорыв к Кремлю. 17 марта участвует в работе Съезда народных депутатов СССР в подмосковном поселке Вороново. Съезд был объявлен нелегальным, в зале отключили электричество, поэтому он проходил при свечах. Затем выступает на Народном вече на Манежной площади, забитой людьми от края до края — сотни тысяч людей пришли требовать отстранения президента Ельцина от власти.

«— Можно было совершить мирную бескровную революцию 17 марта 1992 года. Пятьсот тысяч человек стояли на Манежной. Перед Анпиловым, на двух грузовиках мы стояли все. Никто не догадался просто повернуть все эти массы народа к Кремлю и зайти туда. Милиция была прикрыта только какими-то деревянными корытами, а не щитами. Все можно было сделать.

— А вас бы не послушали тогда?

— Нет. Я был просто интересный, свой в доску, эмигрант, недавно приехавший. Я это понял именно в этот день. Когда был съезд в Воронове, когда я бегал — есть свидетели — и говорил: что вы делаете? Они там решили проголосовать за постоянный президиум Верховного Совета СССР. Мы же накануне ночью — я был на сходке для своих, где был генерал Макашов, был ныне покойный Илюхин, — мы сидели в комнате и говорили, что нужно делать параллельное правительство. Договаривались о том, что на этом сходе у гостиницы “Москва” будет объявлен диктатор — генерал Макашов. Диктатор по-ребячески звучит. Но собрались на этот съезд в Воронове — ехали, на три километра машины растянулись, журналисты, там была четверть депутатов Верховного Совета СССР, только что распущенного в конце прошлого года. Можно было все сделать. И только трусость… А мы бегали, хватали “черных полковников”, Алксниса за лацканы и говорили, что вы делаете, надо объявлять прямо сейчас со сцены…»

Вскоре на короткое время Лимонов сближается с набирающим популярность Владимиром Жириновским и даже занимает пост министра госбезопасности в теневом кабинете ЛДПР. Впрочем, увидев стремление Жириновского встроиться во властную систему, а не бороться с ней, Эдуард порвал с ЛДПР и вместе с другими недовольными организовал Национал-радикальную партию.

Учредительный съезд партии прошел 22 ноября 1992 года не где-нибудь, а на даче заместителя Жириновского Алексея Митрофанова в элитном подмосковном поселке Николина Гора. В нем принимало участие около тридцати человек, председателем был избран Лимонов. Правда, уже в январе партия раскололась. Председатель ушел из-за разногласий с соратниками — разошелся с политтехнологом и лидером панк-группы «ДК» Евгением Жариковым и бывшим пресс-секретарем ЛДПР Андреем Архиповым на почве того, что те исповедовали язычество, которое Эдуард относил к примерам «извращений национализма». В дальнейшем партия тихо умерла, никак не проявив себя на политическом поприще, но оставшись тем не менее в истории как прямая предшественница НБП.

Глава вторая РОЖДЕНИЕ ПАРТИИ

Появление на свет политической партии, призванной оставить след в истории, или, по выражению Мао, «группы людей, связанной воедино «измом», не бывает одномоментным. Это всегда длительный процесс, в котором имеет большое значение датировка. Какое именно событие берется за точку отсчета?

Как правило, это первый партийный съезд. Так было у российских социал-демократов, объединивших несколько разрозненных марксистских кружков в Минске в 1898 году. То же самое у китайцев. Последователи Маркса и Ленина числом 15 человек (самому младшему 19, старшему — 45 лет) в 1921 году собрались в общежитии женской гимназии в Шанхае, а через несколько дней переместились в дом одного из участников съезда, куда вскоре нагрянула полиция, лишь случайно не обнаружившая в ящике стола свеженаписанный «Манифест КПК». Поэтому участники съезда провозгласили создание партии, которая через несколько десятилетий объединит сотни миллионов человек, наняв большую лодку для катания на пруду и выкрикивая лозунги: «Да здравствует Коммунистическая партия Китая!», «Да здравствует коммунизм — освободитель человечества!»

Круче китайских товарищей с лодкой были только камбоджийские, проводившие в 1960 году первый съезд Кхмерской народно-революционной партии в заброшенном товарном вагоне на железнодорожных путях близ вокзала Пномпеня. Тогда Пол Пот вошел в состав ЦК партии и возглавил комиссию по отбору кадров всех уровней.

Несколько иначе обстояли дела в Германии, в которой политическая жизнь вращается вокруг пивных и закусочных. Немецкая рабочая партия, как известно, была создана 5 февраля 1919 года в мюнхенской пивной «Штернекенброй», где объединились Политический рабочий союз с Союзом независимых рабочих. У ее истоков стояли слесарь Антон Дрекслер и журналист Карл Харрер, к ним присоединился Адольф Гитлер, и партия начала свое завораживающее и чудовищное шествие по временному пространству XX века.

Процесс создания Национал-большевистской партии не был одномоментным. За основу могло быть взято несколько дат, как то:

1 мая 1993 года — день подписания Лимоновым и Александром Дугиным приказа о создании Национал-большевистского фронта.

8 сентября 1993 года — день регистрации НБП в Минюсте в качестве общественной организации.

28 ноября 1994 года — день выхода первого номера газеты «Лимонка».

С философом Александром Дугиным, участником эзотерических кружков московского подполья в 1970—1980-е годы, побывавшим членом общества «Память» и РНЕ, а также считавшимся главным идеологом российских «новых правых», Лимонов познакомился в 1992 году на вечере газеты «День». Они немедленно нашли общий язык и составили политический союз.

Как образно выражался Дугин, в их тандеме Лимонову отводилась роль короля Артура, то есть политического лидера, а самому Александру Гельевичу — Мерлина, жреца, ловца душ и идеолога.

«Мерлин», владеющий восемью языками, выступал первооткрывателем целых идеологических пластов. Автор наряду с другими партийцами зачитывался его журналом «Элементы», узнав из него о существовании философов-традиционалистов Рене Генона и Юлиуса Эволы, геополитиков Карла Хаусхофера и Карла Шмитта и многих других важных имен для интеллектуальной карты Европы XX века.

Впоследствии стало понятно, что Дугин — не столько самостоятельный мыслитель, сколько толковый компилятор, соединявший различные теории и идеи, а также популяризатор несистемных западных философов. Что нисколько не отменяет ценности этой его деятельности.

Но главное — именно Дугину партия обязана своим названием и представлением о национал-большевизме и его истории.

Исторически своими корнями национал-большевизм восходит к Советской России и Германии 1920—1930-х годов [5] . Национал-большевиками называли тех русских интеллектуалов и общественных деятелей, кто принял советскую власть, считая ее действующей в традициях русской истории. Наиболее известной фигурой среди них был бывший кадет и участник Белого движения Николай Устрялов, который, находясь в эмиграции, пересмотрел свои взгляды и с удовлетворением описывал эволюцию советской власти в имперском направлении. Выделяют также встречное течение в самой партии большевиков, апеллировавшее к русской истории, к патриотизму и отчасти восторжествовавшее при Сталине.

5

Этому посвящен труд историка Михаила Агурского «Идеология национал-большевизма», впервые изданный в 1979 году в Париже.

Что до немецких национал-большевиков, то их отцом-основателем считался Эрнст Никиш. Они призывали к союзу с Советской Россией в борьбе с американским и английским капитализмом, к строительству евразийской империи на социалистических началах. Здесь было принципиальное отличие от национал-социалистов. Никиш написал после их прихода к власти книжку «Гитлер — злой рок для Германии», за что и угодил в концлагерь.

Национал-большевистская идеология не имеет своего центрального труда, вроде «Капитала», и представляется довольно эклектичной. Вместе с тем было важно, что она имела свою традицию, что ее разделяли выдающиеся интеллектуалы своего времени, а главное — что она носила живой, творческий характер. Отцы-основатели не боялись скрещивать нескрещиваемое и создавать удивительный для современников синтез право-левых идей. Так и Лимонов с Дугиным не боялись объединения понятий о социальной и национальной справедливости, сближения левых и правых радикалов против системы. Как видно, для Эдуарда это было вполне естественно — такой же синтез он пытался осуществить ранее во Франции, хотя и не преуспел. В России начала 1990-х годов жизнь была разнообразнее, а простор для деятельности оказывался шире, хотя быстро укреплявшаяся государственная машина вскоре мало что оставила от этого буйства цветов и красок.