Её проклятие. Его Истинная

Против воли, по щекам Дорианы потекли слезы. Она ничего с этим не могла поделать. Ее страхи отступали, и облегчение от этого проявлялось вот так, в девичьей слякоти. Хоть бы носом хлюпать не начать!

Она, конечно, служанка, и одета сейчас даже не в нарядное платье, а в скромную ночную рубашку, но так не хотелось предстать перед этим гордым красавцем с опухшим красным носом. Хорошо, что свет тут такой неуверенный.

— Здравый смысл подсказывает мне, что стоит проявить осторожность, — продолжал кронприц, — и проверить твою историю. Но мой Зверь не чувствует в твоем присутствии опасности.

Дориана лишь сейчас поняла, что его пальцы все еще плотно охватывают ее плечи, но не грубо, а почти с нежностью. И от рук кронпринца шло тепло, такое приятное и волнующее.

Ей почти нестерпимо захотелось в этих руках спрятаться, обретая надежное укрытие. Какое обманчивое ощущение! Дитмор подозревает ее во всех грехах возможных, а она мечтает обрести приют в его объятиях. Как стыдно!

Подумав об этом, девушка попыталась освободиться, но тем самым только заставила и принца обратить внимание на тот факт, где находятся его ладони.

Руки сжались сильнее, словно он пытался удержать Дори, не давал сбежать. Затем принц вдруг притянул ее к себе и… что это, он вдыхает запах ее волос?

– Как это происходит? — простонал Дитмор. — Твой аромат… он будоражит меня, сердце словно подпрыгивает к небесам.

– Ваше Высочество! — пискнула Дориана, чувствуя, что и ее душа уносится в какие-то невозможные дали. — Вы не должны тут находиться!

Вниз по шее пробежала вначале волна холода, затем ее накрыло жаром.

Горячие губы принца коснулись кожи ее лба, и вместе с этим словно свет Лоритал заполнил ее, от макушки до ногтей на пальцах ног. И пришло странное, невозможное томление. Дориана не понимала пока, чего она хочет, это было похоже на мучение, от которого обязательно должно быть избавление, сладкое и упоительное. Но какое, ей неведомо.

Этот миг словно растянулся на часы, а то и годы. Так замерло время.

Уста Дитмора легкими крыльями бабочки пробежались вниз, от ее лба по правой щеке, остановившись у краешка губ.

Как тяжело он дышал! Какими горячими стали его руки. Когда он снял их с плеч Дорианы, ей показалось, словно на смену теплу пришел лютый зимний мороз.

– Прости, — пробормотал Дитмор, — сам не понимаю, что делаю.

Он резко поднялся, вновь обратился в тигра и почти бесшумно выпрыгнул в окно.

А Дориана упала без сил на свою кровать.

ГЛАВА 12. Интриги

Золиданна навестила отца с самого утра, пока этот мерзавец, что использовал ее дочернюю преданность в своих низменных интересах, не успел отбыть в Реентарию. Несс Огудал уже был собран и почти готов к отъезду.

– Неужто дорогой отец хотел уехать, не попрощавшись с дочерью? — спросила она, старательно изображая почтение.

– Так все одно, прощаемся ненадолго, — Огудал поправил ворот дорожного камзола, — и конечно же, я как раз собирался послать за тобой.

– Как это отрадно слышать! — Золи подняла на отца взгляд, и глаза выдавали ее истинное настроение. До смирения и елейного почтения к отцу там очень далеко было.

– Я так горжусь тобой, Золи! — он то ли и правда так думал, то ли уговаривал свою дочурку с лицом милой барышни и взглядом зверя, еще более отчаянного, нежели его будущий зять.

– Чем гордитесь, отец? Тем, что заставляете меня быть изменщицей, еще до того, как я вышла замуж? И я дала свое на это согласие, поскольку выбора нет.

– Посмотри на это с другой стороны, — Огудал приблизился к дочери, положил ей руку на плечо. Скинуть она ее не посмела.

— Ты спасаешь нашу Реентарию. Приносишь себя ей в жертву, если угодно. И мне хотелось бы, чтобы для тебя эта жертва не стала мучительной. Думаешь, я тебя оставлю в опасности? К тому времени, как кто-то из Меелингов сумеет понять, будто что-то не так, королевство будет в моей власти. Благодаря искусной магии и привлечению могущественных соратников. Когда они увидят, насколько близко мы подобрались к короне Тигров, помогут нам подчинить Меелингов.

– Как я понимаю, отец, — блеск в глазах Золиданны стал уже не таким ярким, она успокаивалась, — вы считаете, что наше преимущество — это сильная магия Реентария. В то время как Меелингу вы рассматриваете государством слабым в этом отношении.

– Совершенно верно, – кивнул Огудал.

– Но вы сами сказали, что понятия не имеете, что это за трюк с древним деревом. А что, если магия в этих местах все же возрождается? Тогда противник куда более грозный, чем вам сейчас это видится. Или Некто признался, что это он вдыхает жизнь в сухостой?

– Нет, — пришлось признать Огудалу, — по его словам, подстроить такое невозможно.

– Что же это может быть в таком случае?

Царек вздохнул с облегчением. Дочь выглядела уже просто оживленной и заинтересованной, словно как в детстве собиралась разрешить любопытную головоломку.

– Возможно, твое появление сказалось живительным образом на магических артефактах, что тут начали отмирать. Ты ведь полна волшебства и можешь призывать на помощь свою стихию. Но если это так, Меелинга своим почитателям ничем не будет полезна.

– А другой вариант вы не учли, папенька? — Золиданна смотрела на отца с прищуром, отчего он заволновался.

– Какой же еще может быть вариант?

– Самый очевидный, отец. Где-то здесь бродит настоящая истинная-предреченная. И время от времени она пересекается с кронпринцем. Оттого магия вновь пробуждается.

– Скажешь тоже! – фыркнул с некоторым облегчением Огудал, отметая теорию неессы, как несостоятельную и даже смешную. — Будь это правдой, девица уже под ноги Дитмору сама кинулась.

– Может, у нее есть обстоятельства, которые мешают это сделать, — упорствовала Золиданна, – например, уже имелся жених, до того как истинность проявилась, или метку еще не особенно видно. А то и вовсе, она не поняла, что этот знак в себе несет.

— Предположение неправдоподобное, но довольно интересное. Знаешь что, моя милая? Обрати на всякий случай внимание на дам, которые оказываются рядом с твоим женихом.

– Пока я заметила одну девицу, — задумчиво произнесла Золи, — не знаю, кто она, но дважды попадалась мне на глаза. Во дворце на балу и у дерева, как раз когда там народ чудесам дивился. Только она, кажется, не из благородных.