Ее высочество

Этот сияющий свет и эта расцветающая жизнь причиняли ей неприятное ощущение, почти такое же сильное, как телесная боль. Как будто бы весна, проходящая там, снаружи, подавляла ее. Сквозь слезы смотрела она на мерцающий воздух, и голова ее кружилась, и голубые линии отдаленных высот реяли перед ее глазами.

Принцесса поднялась и закрыла окно. Опустила длинные шторы, и села в полутемном покое. Продолжала плакать, -- и сама не понимала, о чем ее слезы. Прежде плакала ее высочество только по воскресеньям в церкви.

Неотступно перед ее глазами одна и та же была картина, -- принцесса не знала, почему и откуда это пришло.

Уже давно ни разу не вспомнила она о своем дяде, принце Оттоне-Георге, -- так уже давно. И теперь видела она его и себя, как будто это было только вчера, когда она ребенком так часто с любопытством подкрадывалась на цыпочках и за стулом дяди Оттона-Георга смотрела на его огни.

Дядя Оттон-Георг складывал дрова в печь, потом осторожно высекал огонь своим маленьким огнивом и подсовывал растопки под большой костер. Огни лизали и буравили полено за поленом. Дядя Оттон-Георг, охватив подбородок рукою, смотрел потухшими, мертвыми глазами.

Мария-Каролина не решалась заговаривать с дядей. Она становилась на колени у его стула и смотрела на огни в печке.

Иногда тихий принц замечал, что с ним ребенок; и Мария-Каролина чувствовала, как мягкая рука дяди Оттона-Георга тихонько скользит по ее волосам. Это были такия нежные и осторожные прикосновения, -- так долго. Иногда задремлет Мария-Каролина, прислонив голову к спинке дядина стула; иногда примется плакать.

Дядя Оттон-Георг брал ее голову в свои руки и говорил своим странно-утомленным, всегда однозвучным голосом:

– - Oui -- mon enfant... mon pauvre enfant... [Да, мое дитя... мое бедное дитя...
– - фр.]

Он удерживал ее голову в своих руках, и смотрел на нее своими мертвыми глазами и шептал опять тем же голосом.

– - Oui -- mon enfant... mon pauvre enfant...

Потом дядя Оттон-Георг беззвучно подымался, покачивал своею красивою головою, с мягкою, светлою бородою, и тихо уходил в соседнюю комнату. И там зажигал, осторожный, как вор, своим маленьким огнивом огни в печке и созерцал пламя своими пустыми глазами.

Летом дядя Оттон-Георг проводил целые дни внизу, в саду, у своих цветов. Как любил он свои розы! Он поддерживал их чаши сложенными горстью руками и целыми часами смотрел на них и улыбался.

Мария-Каролина проходила мимо него со своею гувернанткою. Дядя Оттон-Георг не замечал этого. Он стоял, согнувшись над своими розами, покачивал головой и улыбался. Гувернантка держалась с неизменною верностью установленных правил, -- она трижды приседала за спиною принца Оттона-Георга, и делала маленький крюк по дороге.

M-lle Leterrier всегда пугалась перед принцем Оттоном-Георгом, -- и Мария-Каролина тихо пробиралась мимо... Они приходили на террасу. M-lle Leterrier часто давала на террасе уроки Марии-Каролине.

Оттуда видна была внизу вся резиденция с ее дымовыми трубами, красные кровли, башни церквей, маленькая река с обоими мостами, и красная казарма, которая была самым большим зданием во всем городе.

Панорама содействовала методу m-lle Leterrier. Там она вокруг себя находила вокабулы [отдельные слова для заучивания при изучения иностранного языка].

Деревья, дома, красные кровли и дым из их труб, который восходил к голубому небу, и липы, и цветы между стволами и пнями, покрытыми зеленым мхом, и птицы, которые пели в рощицах, и комары, которые пищали, -- все это были только вокабулы для m-lle Leterrier.

Воробей шлепнется с ветки на землю и примется купаться в пыли около террасы. M-lle Leterrier останавливалась и рассматривала воробья, словно бы он был одним из семи чудес:

– - Ah! le petit oiseau... Comme il est beau, -- le petit oiseau! [Ах, эта маленькая птичка... Как она прекрасна, эта маленькая птичка!
– - фр.]

M-lle Leterrier было очень любопытно узнать, какая бы это могла быть "petit oiseau". Мария стояла согнувшись; она тупо смотрела на пищащее чудо m-lle Leterrier.

– - Ах, это -- овсянка, -- ваше высочество хорошо это знаете, -- (ее высочество все знала) -- овсянка.

– - Ваше высочество, -- говаривала m-lle Leterrier, когда Мария-Каролина пробарабанит басню Лафонтена перед ее высочеством герцогинею, и ее высочество герцогиня на нескладном французском диалекте выразит свое удовольствие, -- ваше высочество, искусство учить есть искусство заинтересовывать.

Для торжественных случаев у m-lle Leterrier были "боевые слова", как она называла цитаты из Жан-Жака Руссо.

* * *

M-lle Leterrier и Мария-Каролина шли дальше по террасе. M-lle Leterrier переходила к ботанике. Она говорила о строении листьев.

– - Вашему высочеству известно, что клеточки...

M-lle Leterrier углублялась во все, что было известно ее высочеству о клеточках.

Мария-Каролина тихо шла рядом с гувернанткой. Она редко говорила что-нибудь, кроме "да" и "нет". Да и это говорила она не очень- то охотно. ее высочество не обнаруживала, как много она знала о клеточке.

Между тем они подходили к концу террасы. К ним доносились резкие звуки колокола. Это был звонок к отдыху в герцогском сиротском доме. Когда Мария-Каролина нагибалась слегка за изгородь, то она могла видеть площадку для игр в сиротском доме.

Малыши суетились там внизу в своих холстинковых балахончиках; они смеялись, и визжали, и играли в "кошку и мышку". Большое там было веселье. Мария-Каролина долго стояла, опершись на перила, и смотрела на их игры.

M-lle Leterrier находила новый исходный пункт для беседы.

Устало отходила Мария-Каролина от перил и шла за гувернанткой.

Внизу пели. Мария-Каролина знала песню. Это была хоровая игра с пением, -- одна девочка становилась в середине круга, растягивала свой передник и низко приседала, потом то же делала другая, и после этого танцевали они обе в середине круга, а остальные, схватившись за руки, кружились около них.

"По лужайке шел монах", --

пели хором все детские голоса.

– - Ваше высочество желаете спросить?
– - сказала m-lle Leterrier. Она все еще не могла расстаться с ботаникой.