Эфесская волчица

Трубы за стенами взревели, и Алкиона поспешила к проходу, встреченная на пути рабом, что отвечал за организацию представления. Он проводил её к нужной двери и подтолкнул в спину, когда миг настал. Лебёдка подняла деревянный заслон, и в полумрак сцены хлынул свет внешнего мира. Там гул уже набирал силу как молодой ураган.

Алкиона выбежала на песок, она лишь раз окинула взглядом зрительские ряды и больше туда не смотрела, сосредоточившись на замкнутом круге перед собой. Соперница также вышла, сразу вперившись глазами в неё. Пирра предстала в образе мурмиллона – у неё также был широкий пояс и маника на правой руке, но щит её, прямоугольный скутум, был намного больше, а поножа прикрывала лишь левую ногу. Волосы её были рыжими, что объясняло прозвище, лицо же портил сломанный нос, сросшийся не лучшим образом.

Согласно традиции, они встали по разные стороны от судьи и дали себя как следует рассмотреть, пока не надевая шлемов. Человек в большой театральной маске представлял их зрителям, не забыв напомнить о прошлых победах.

– Одержавшая одиннадцать побед, Алкиона, одна из амазонок Эфеса! – когда прозвучали эти слова, трибуны приветствовали её весёлым рёвом. Публика помнила её по прошлым выступлениям и считала своей, особенно против милетской гостьи.

Она поклонилась, помахав шлемом, и отступила к краю арены, начав готовиться к столкновению. Сначала натянула подшлемник, что сел на голову как плотный капюшон с вырезом для лица, он был окрашен наполовину зелёным и красным цветами. Шлем заглушил все звуки, на шею навалилась приятная тяжесть, поле зрения сузилось, но это было уже привычно ей. Напротив уроженка Галлии тоже была готова – её шлем с широкими железными полями был украшен красным хвостом, что покачивался при движении.

Судья молчал, ибо, согласно традиции, знаки должны были подаваться лишь жестами и палкой, поэтому он протянул свой шест между ними и ударил по песку. Бой не проходил в тишине – на подиуме сверху находились музыканты, что заиграли мелодию, поддерживающую напряжение момента. Толпа сверху заметно притихла, и можно было слышать собственное дыхание, отдающееся в замкнутом шлеме.

Однажды, годы назад, Деметрий сказал ей:

– Когда ты на арене, они не должны видеть в тебе человека. В этом вся суть. Каждый из них каждый день видит сотни простых людей – торговцев, содат, шлюх, нищих, – но только не на арене. Они должны верить, что мы не простые смертные, что мы почти равны богам. Они должны видеть дракона, играющего в крови.

Поначалу она гадала, сможет ли показаться им драконом, сможет ли убедить их, что она нечто большее, чем просто смертная. Однако потом осознала, что должна сама почувствовать себя такой, и тогда уже у них не будет выбора.

Пирра хорошо знала свою роль – она подходила медленно, встав в левостороннюю стойку и превратившись словно в живую башню, её гладиус выглядывал справа, плотно прижатый к бедру. Алкиона сделала резкий рывок, чтобы почувствовать сопротивление песка, её ноги были легки, а движения выверены. Она заскочила вправо, ударила щит в щит и запустила сику по дуге, врезавшись клинком в переднюю часть шлема противницы. Бронза загудела как колокол, а запоздавший прямой выпад не смог её достать. Одним прыжком она разорвала дистанцию, но сразу же напала снова, врезавшись ногой в правую голень Пирры. Та пошатнулась, однако не раскрыла своей защиты, чуть присев и положив клинок на верхнюю кромку щита.

«Я тебе не дам так прятаться», – подумала Алкиона.

Она повернула щит ребром и ударила ей в шлем, сразу же надавив на скутум сверху, дабы прижать его к земле. Воспитанница Милета осознала опасность и начала вставать, но меч настиг её раньше, пройдясь по левой руке от плеча до локтя. Пирра бросилась в атаку, и Алкиона не стала отступать, они столкнулись осыпая друг друга выпадами. Она отбивала гладиус своим лёгким щитом, предугадывая его траекторию, в свою очередь, её сика обрушивалась на шлем и верхний край скутума. Зрители взорвались криками, приветствуя этот грохот металла. Поначалу милетянка наступала, но быстро вымахалась, и эфесянка перехватила инициативу, погнав её обратно.

Алкиона врезалась пинком в щит соперницы, свернув его в сторону, но это был лишь обманный манёвр, и она перекинулась влево, оказавшись на фланге. Мощными рубящими ударами она обработала правую руку Пирры, и только кольчужный наруч спас её от тяжёлых ран. Каким-то чудом удержав рукоять оружия в пальцах, милетянка повернулась к противнице, вновь закрывшись. Из-под шлема слышалось тяжёлое дыхание галльской воительницы, она начинала уставать.

«Сильная, но тяжёлая… я так и думала о ней. Теперь только не дать ей отдышаться», – мелькнуло в голове у Алкионы.

Она сама сформировала закрытую позицию, подсев на левом колене и уперев в него свой маленький щит, что поднимался до подбородка, и так приблизилась почти вплотную. В качестве приманки она приоткрыла щель в своей защите, зная, что та не сможет устоять. Пирра атаковала, но сделала это грамотно – клинок выскочил из-под наклоненного скутума, не давая возможности для контрвыпада. Щель мгновенно закрылась, и лезвие бесплодно скользнуло по металлу.

«Ещё раз», – неслышно прошептала Алкиона, снова открыв заслон.

Теперь милетянке уже не удалось сдержаться, она раскрылась и рубанула со всей силы. Одновременно с этим эфесянка рванулась влево и вниз, она поднырнула под руку соперницы и кистевым движением рассекла незащищённый бок. Сика прошлась по рёбрам, открыв поверхностную, но обширную рану. Пирра почувствовала, что проигрывает, и отреагировала на это новой волной ярости, она бросилась почти вслепую, толкая щитом и делая выпады гладиусом перед собой. Алкиона отпрянула, легко уклоняясь от этого бешенства. Она маячила прямо перед соперницей, не попадая в зону поражения её оружия, дразнила и давала вымахаться, а потом кинулась навстречу и жёстко врезалась голенью в ногу милетянки. Та полетела через голову на песок.

– Эфес! – закричали на трибунах. Пирра встала на колени, когда Алкиона обрушила ей на голову щит и следующим ударом рассекла плоть на спине. Милетянка рванулась из оставшихся сил, её тело уже обильно окрасилось кровью, и вниз падали густые капли. Алкиона в последний момент уклонилась от меча, и обессиленная Пирра упёрлась руками в песок. Тут уже эфесянка не оставила ей возможностей, разбив ребром щита правую кисть, и пальцы выпустили рукоять.

Она дала противнице шанс – не стала бить ещё раз, но отбросила свой щит, схватила её за гребень шлема и прижала клинок к шее. Почти одновременно милетянка подняла левую руку с двумя вытянутыми пальцами, прося пощады, и судья ударил Алкиону палкой по плечу, требуя остановиться. Она стянула с головы соперницы шлем и отбросила в сторону её белый подшлемник, потом отступила, ожидая решения.

Зрители хорошо знали ритуал – все трибуны мигом оживились, одни показывали жестами, другие кричали, третьи махали белыми платками. Было какое-то таинство в том, как большинство вдруг приходило к единому решению, как многие вдруг оказывались охвачены единым желанием. Эдил встал в первом ряду, он бегло оглядел трибуны – повсюду просили дать пощаду. Он выдержал небольшую паузу, а потом протянул руку и обернул большой палец вверх.

«Это верно. Недаром говорят, что эфесская публика хорошо знает Игру. Пирра сражалась до конца, она не выказала трусости и заслужила миссио. Они оценили это, хотя она и воспитанница Милета», – удовлетворённо подумала Алкиона.

Только теперь она подняла голову к рядам, почти готовая расцеловать людей на них, всю эту пестроту зонтиков, плащей и хитонов. Её охватило радостное возбуждение, словно она воспарила на крыльях, почти сроднившись с богами.

– Хороший бой, – прохрипела милетянка. – Рада была сразиться с тобой…

– Для меня было честью победить тебя, – потрепала её по голове Алкиона.

Спустя короткое время она вошла через одну из дверей в полутёмные недра сцены, и гладиаторы приветствовали её аплодисментами, как было принято среди них. Она бросила шлем на пол и провела ладонью по мокрому от пота лицу.