Эфесская волчица

Клеопатра быстро поняла, что для этого мальчишки игры составляют всю его жизнь. Он многое о них знает и отчаянно жаждет выплеснуть на кого-нибудь эти знания. Девушка была не против стать таким благодарным слушателем, так как теперь и ей это пошло бы на пользу. Нужно знать тех, с кем придётся делить новый дом, пусть она и надеялась покинуть его как можно быстрее.

Вечер уже сгустился над театром, и горизонт окрасился заходящим солнцем в алые тона, а на арене зажгли большие масляные лампы, что были закреплены на столбах. Вечерние бои имели особую атмосферу, ибо арена, озарённая искусственным светом, остро выделялась из полутьмы окружающего мира, а тени метались по декорациям и стенам как фигуры богов. Леэна не снимала шлема даже для приветствия зрителей, она отыгрывала свою роль до конца, и люди принимали её игру. Клеопатра уже успела посмотреть несколько боёв, однако ни разу публика не реагировала на бойца так бурно – тысячи эфесцев отбивали единый ритм, ударяя руками по каменным сидениям.

– Самые любимые бойцы города, – весело сказал Диокл. – Они завершают всю программу сегодняшних игр. Сейчас Леэна, а потом Арес.

Гладиаторы разошлись, и судья приготовился опустить свою палку на песок. Девушка вгляделась в лицо соперницы львицы и не увидела там ничего, кроме страха. То, что произошло дальше, запомнилось Клеопатре надолго.

Одновременно с ударом палки Леэна сорвалась с места, подняв волну песка, и бросилась на противницу, словно олимпийский бегун на дорожке стадиона. У той было лишь несколько мгновений, чтобы среагировать, – она отпрянула и бросила сеть почти наугад. Свинцовые грузики заставили эту огромную паутину мягко раскрыться, но львица уклонилась чуть вправо и нырнула под сеть, сев на бедро. Инерция заставила её проскользить по песку добрых десять футов, и она молниеносно вскочила, оказавшись очень близко от соперницы. Трезубец ретиария встретил её, заблокировав между зубцов короткий меч, но лезвие на левой руке было уже нечем остановить, и оно вспороло плоть от плеча до ключицы.

Агава провернулась волчком, а Леэна рванула её трезубец вниз, наступила ногой и выбила из пальцев, отшвырнув подальше. У воспитанницы Сильвана остался лишь кинжал, который она выставила вперёд в левой руке. Из раны обильно хлестала кровь, окрашивая тело ярко алой краской. Львица накинулась на неё, обрушив удары с обеих рук – кривое лезвие прошлось по голове, возвратным движением рассекло бок и перерезало кожаную повязку, что скрывала грудь, меч же входил сквозь рёбра снова и снова. Агава ещё стояла на ногах, но была уже вся красной от собственной крови, она попыталась было поднять руку с двумя вытянутыми пальцами, но зашаталась и повалилась на колени. Судья подступил, чтобы остановить поединок, однако Леэна упредила его, быстро перерезав сопернице шею. Она сама решала, когда завершать схватку, и зрители ревели от восхищения. Она всё ещё не снимала шлема, повернувшись к трибунам и показывая им обагренные кровью руки, – воплощённое божество смерти. Могучий гул толпы поднимал её на крыльях урагана.

– Ужас, – прошептала Клеопатра, у которой волосы встали дыбом.

– Да, Леэна пишет кровью, как художники красками. Так Сатир говорит, – Диоклу явно понравилась её реакция. – Не привычна ты ещё к нашим делам. Нужно тебе закалять свою волю, как я делаю. Когда-нибудь я выйду на эту арену и покажу сражение не хуже.

– У Агавы не было и шанса. Разве это справедливо?

– Она принесла клятву и должна стоять в бою против любого соперника. Иногда попадаются слабые, а иногда сильные, но ставить пары – это привилегия хозяина. Гладиатор просто выходит и бьётся, – ответил мальчишка. – Так говорит Сатир.

– Ты его, я вижу, очень уважаешь.

– Конечно. За него билась моя мать, а потом он дал работу и мне. Он обеспечил меня крышей над головой и пищей, а ведь мог просто выбросить. Нынче я работаю на него, а потом буду биться за него на арене.

– Твоя мать была гладиатором? В Красном лудусе? – поинтересовалась Клеопатра. – Что с ней случилось?

– Да, она была одной из лучших, – кивнул Диокл. – Десять лет назад она пала на арене.

– Жаль, что ты не смог по-настоящему узнать её.

– Я знаю её по рассказам других, – уверенно сказал мальчишка. – Ей довелось погибнуть в бою, а это лучшая смерть из возможных. Когда-нибудь я хотел бы для себя такой же.

– Это случилось здесь?

– Нет, в Антиохии. Сатир тогда путешествовал с бойцами по городам Востока, и в Антиохии на играх они встретили Келено, лучшую женщину-гладиатора в Империи. Она провела два боя подряд с перерывом в день и во втором из них одолела мою мать.

– Ты как будто восхищаешься ей? – удивилась Клеопатра.

– Она – великий боец, и за это я её уважаю. Мне рассказывали, что тот бой был честным и очень близким, но ей всё же повезло больше. Не знаю даже, кто мог бы сразить её… Может быть Леэна… Теперь уже не важно. Говорили, что она закончила карьеру и вернулась к мирной жизни.

В это время внизу, на первом этаже сцены, разразилась какая-то буря – кто-то швырял предметы в стену, что отлетали с металлическим звоном, звучали несколько голосов, но среди них особенно выделялся один, мужской и яростный. Диокл подбежал к лестнице, сказав:

– Это Арес бушует. Не могу этого пропустить.

– Почему он так взбешён? – девушка поймала его за руку.

– Он не получает боя, которого жаждет. Арес – лучший боец Эфеса, он уже очень давно хочет сразиться с Гектором, что безраздельно правит милетской ареной, но Сатир никак не устраивает этого боя. Нынче Аресу назначили в соперники какого-то жалкого милетца, и он считает недостойным для себя подобное сражение.

Они вместе скатились по лестнице и попали в самое сердце представления. Железный сосуд с водой валялся на боку, и жидкость растеклась по полу тёмным пятном, рабы и даже гладиаторы жались к стенам, не желая попадаться на пути воплощённой ярости. В центре всего этого возвышался Арес, который ходил из стороны в сторону, раскручивая меч в пальцах.

Клеопатра удивлённо обнаружила, что легендарный боец вовсе не является гигантом – он был среднего роста, а на фоне огромного друга, прозванного Буцефалом, выглядел даже маленьким. Впрочем, было в его фигуре нечто угрожающее – во-первых, всё его тело, казалось, состояло лишь из мышцы и сухожилий, во-вторых, он двигался потрясающе быстро. Его плечи и грудь покрывала татуировка, изображавшая Горгону со змеями вместо волос. Лицо его обрамляла рыжая борода, такая же рыжая шевелюра была взъерошена как у кельта в боевом раже, взгляд же казался совершенно диким.

– Бой есть бой, – со своей скамьи вставил толстяк Циклоп. – Надо выйти и сделать дело.

– В задницу себе засунь своё дело! С кем я ещё должен подраться?! С собаками?! Со шлюхами?! – Арес подпрыгнул на месте. – Я мало приношу денег этому лудусу? Я вонзил меч в чрево этого города, и из распоротого брюха хлынул золотой фонтан! Только на мне тут всё и держится!

– Ты прав, ты заслужил… – сказал Фламма.

– Да, я заслужил! Я сделал то, что люди считали невозможным, я побил тех, кого раньше никто не повергал! Тридцать побед без единого поражения! Этого не достаточно?! – он говорил страстно, и девушка не могла не признать наличия у него актёрского таланта.

– Мы все понимаем, что ты должен встретиться с Гектором, – успокоительным тоном произнёс Мелантий. – Тут у тебя нет врагов.

– Неужели? И никто не шепчется у меня за спиной? Расскажи это кому-нибудь ещё.

– Исполни свой долг, как предписано традицией, – виновато прогудел Буцефал, хлопнув его по плечу.

– Иди и сам исполни, – рыжеволосый пнул ему шлем. – Ты лучше подходишь той собаке, что они выставили против меня.

– Я пропущу эти слова мимо ушей, брат, – насупился гигант. – Пропущу, ибо ты не в себе.