Эффект Фостера
Шрифт:
Да. Она мама Колби и Кая Данкрафтов.
Однажды у Оливера завязался роман с одной из девочек клуба. Отец Барбары изменял ее матери, изменял идеальной, лучезарной, нежной и бесконечно доброй Хелене с танцовщицей. Но помимо этого была еще одна тайна. Вот почему я никогда не считал себя хорошим, вот почему, даже учитывая наши наладившиеся с Эванс отношения, я считал, что не стою и мизинца с ее руки. Я скрывал от нее нечто такое, что ранит ее. Поэтому я предпочитал молчать, чем меньше она знает, тем лучше.
«Лучше для кого? Для тебя?» – насмехалось надо мной мое подсознание.
– Не смей рассказывать
– Не смей указывать мне.
– Я никогда не указывал, но сейчас, затронув Барбару, ты перешла границы, и Джемма была права, ты не имела права рассказывать ей.
Дорис разозлилась, вскочила на ноги, оказываясь прямо напротив меня. Мама медленно затянулась и выдохнула дым мне в лицо. Я скривился, и вырвал сигарету из ее пальцев.
– Как насчет поговорить о тебе и твоей новой подружке? – спросила она.
– Не о чем говорить.
– А мне кажется, есть. Не мог для удовлетворения своих потребностей выбрать не дочку Эванса?
Мог, если мы говорим об удовлетворении потребностей, что к Барбаре не имело никакого отношения. Ведь я был с ней не поэтому.
Мама влюблялась лишь раз, и тот единственный раз был крайне неудачной влюбленностью. После нее мама навсегда потеряла крупицы человечности, что были в ней, ее сердце превратилось в камень. И сейчас она не позволяла никому из мужчин завладеть ее душой, она держала их близко к телу, но как можно дальше от сердца.
– Я не собираюсь обсуждать с тобой это, – твердо заявил я, отходя от нее в сторону. Была, однако, в ее сердце искра, которой не удавалось потухнуть, любовь, которую тяжело было затоптать, и это была любовь ко мне.
– А я считаю…
– Мама, пожалуйста, – мягко попросил я, поглядывая на нее тем единственным взглядом, который способен был растопить ледяные стены, что она возвела вокруг себя.
Она вздохнула.
– Медвежонок, Эвансы коварны, его безобидная на первый взгляд деточка недалеко от него ушла.
– Барбара не такая. И я не хочу обсуждать это. Ты ведь пришла к отцу?
Мама сжала губы, но спорить не стала.
– Да.
– Зачем?
Она отвела взгляд и снова опустилась в кресло.
– Это личное.
Я усмехнулся. Когда мама говорила о «личном», она имела в виду деньги.
– Энтони бросил тебя?
– Я бросила Энтони, – скучающе разглядывая свои ногти, сообщила она.
Вот в чем дело, мама пришла за деньгами.
– Ясно, – усмехнулся я, вручая ей ключи от машины. – Они исправили проблему за пятнадцать минут.
– Куда ты? – спросила она, заметив, как я направляюсь к лестнице.
– По делам. Не болтай лишнего, прошу, – бросил я напоследок и ушел.
У двери в гостевую, в которой пряталась Барбара, стояла Джемма. Мне не попасть туда пока комната под прицелом хозяйки дома.
Подозрительный взгляд Джеммы остановился на моем лице.
– Принцесса капризничает? – усмехнулся я, кивая на дверь.
Джемма укоризненно покачала головой.
– Сейчас не время для твоих шуток, Джефри.
Я пожал плечами и направился в свою комнату.
– Как знаешь.
Стоило двери за мной закрыться, я вытянул из кармана телефон и принялся писать Барбаре, но она не ответила, ни через десять
минут, ни через час. К ужину она так и не вышла, а когда я, проходя мимо, тихо постучал в дверь, она не открыла. Джемма, разговаривая с персоналом кухни, обмолвилась, что Барбара спит. Эванс попросила Джемму приютить ее ненадолго, новость была для нее настолько отвратительна, что она не хотела возвращаться домой.Я переживал за нее, ведь о ее состоянии знал лишь со слов Джеммы, это разбивало мне сердце. Вдруг после слов моей матери она не захочет иметь со мной дел? Вдруг она так будет обижена на «гонца», что просто решит уничтожить то шаткое равновесие, установившееся между нами?
Я обдумывал это весь вечер, на часах была полночь, и я не рассчитывал уже, что она выйдет из комнаты, как вдруг:
– Где она и почему, черт возьми, игнорирует меня? – послышался рассерженный мужской голос с холла. Я выглянул из кухни и заметил Оливера Эванса, вернее взбешенного Оливера Эванса, который рисковал умереть от разрыва пульсирующей венки на его лбу.
– Успокойся, она уже спит, – спокойно сказала Джемма. И Эванс, и мой отец только недавно вернулись с работы. Должно быть когда Оливер не нашел дочь дома, он примчался к нам.
Джемма обо всем рассказала ему.
– Нет, я не успокоюсь, пока она не вернется домой.
– Оливер, пожалуйста, я понимаю, ты зол, но тебе просто нужно дать ей время, – сказал Дэниел.
– Нет, она вернется домой.
– Я не вернусь, – взгляды всех собравшихся в холле обратились на второй этаж. Это был хриплый голосок Барбары. Я не мог увидеть ее с этого ракурса, но что-то мне подсказывало, что она в ужасном настроении.
Еще бы. Барбара боготворила маму, она не простит Оливера.
– Барбара, я сказал, ты отправляешься домой! – взревел Эванс.
– Нет. А если ты не согласен, то тебе придется забрать меня силой. Сделай это, если так хочешь, разочаровать меня сильнее ты уже не сможешь.
***
Когда свет во всем доме погас, а время давно было за полночь, я пробрался к гостевой комнате, распахнул дверь и тихо зашел внутрь. Она лежала на большой кровати в темноте, скрутившись, и с головой накрывшись одеялом, только золотистые волосы разметались по подушке. Лунный свет проникал в комнату, заставляя ее волосы переливаться серебряным свечением, на контрасте с этим, черное постельное белье, словно бездонная тьма, поглощало весь свет. Такой ее вид, полностью беззащитной и разбитой заставлял мое сердце обливаться кровью.
Эвансу не удалось заставить ее вернуться домой, он ушел, а Барбара, так ни с кем и не поговорив, вернулась в комнату. Она не ела и не пила.
Я сжал руку, чувствуя, как под фольгой тает молочная шоколадка, которую я захватил для нее, в другой руке была баночка вишневого сока. Мелочь, которой она наверняка не наестся, но я не мог не захватить это с собой. Я оставил подтаявшую шоколадку и сок на тумбе, а сам словно парализованный остановился у кровати.
Я продумал все до момента как окажусь в ее спальне, а вот как действовать после, не знал. Лечь с ней? Хочет ли она этого? Или может просто уйти и дать ей выспаться?