Эффект Фостера

– Какого черта ты напялила мое платье? – зарычала я, надвигаясь на нее. – Хотя у меня нет на это времени. Снимай!

Пейсли усмехнулась, но с места не сдвинулась. Не начала в панике скидывать с себя мое платье и не поспешила убраться из моей комнаты. Она точно напрашивалась.

– Папочка не знает, что вопреки его запрету ты тут шьешь одежду. Стоило заглянуть в твою комнату раньше, но я все как-то не могла додуматься.

– Ты много до чего не в состоянии додуматься, Пейсли, например до того, что тебе здесь не рады. Отдай мое платье, сейчас-же!

Вергара усмехнулась.

– Интересно, что же скажет Оливер, когда узнает, что ты ослушалась его. Ты бизнес-курс то посещала или тоже обманывала?

Она пыталась напугать меня, и признаю, я трусила. Мое сердце колотилось как заведенное, пока Пейсли болтала. Но рано или поздно отец все равно узнал бы. Сейчас самое время.

– Мне плевать, что он скажет, – оставаясь внешне спокойной, пожала плечами я.

Улыбка Мегеры угасла. Она рассчитывала, что я стану умолять ее не говорить отцу правды?

– А теперь снимай платье, не вынуждай меня снимать его с тебя силой, – едва сдерживаясь, чтобы не двинуть ей, сказала я.

– Какое платье? Это? – усмехнулась она, резко нагибаясь и хватая подол.

Я услышала громкий треск ткани, видела, как отлетают маленькие блестки и сумасшедшую улыбку Пейсли. Я никак не могла поверить в происходящее. Платье моей мамы было испорчено.

Она просто разорвала его.

Мои виски стало нещадно печь, голова закружилась, а пространство сжалось до маленькой точки.

Я считала до десяти, чтобы успокоиться, но ничего не выходило.

– Упс, – пискнула Мегера, и это стало последней каплей.

Я хотела убить ее! Хотела стереть ее в порошок, или просто ударить ее как следует.

Мое тело непроизвольно дернулось вперед, ведь первым моим порывом было повалить ее на пол и стереть с ее губ эту самодовольную улыбку. Но когда я заметила победный огонек в ее глазах, поняла, что если поддамся этому порыву, то совершу огромную ошибку. Она ведь этого и добивается, хочет, чтобы я взорвалась словно бомба.

Но зачем ей это? Мои отношения с отцом и так испорчены.

Я сморгнула подступающие слезы. Мне хотелось выставить ее за дверь, свернуться калачиком и просто реветь, ведь она разрушала этот дом и медленно убивала душу моей мамы. Дело было даже не в платье, дело было в том, что Пейсли намеревалась сломить меня, подчинить себе отца и стереть из этого дома память о самом важном человеке в моей жизни.

– Неужели тебе недостаточно того, что я не живу здесь? – в недоумении спросила я.

Ее губы скривились в презрении.

– Нет, ведь он по-прежнему говорит только о своей дочурке Барбаре. Но в этом доме нет места для четверых, ты явно лишняя.

Я тщетно пыталась понять, о чем говорила Мегера, в глубине души я знала, но мозг все никак не хотел принимать это.

Четверых.

Четверых.

Четверых.

Это слово без конца крутилось в моей голове.

Я взглянула на Пейсли, та подмигнула мне и со всей силы, что была в ее тощем теле, ударила себя по лицу. Я дернулась от неожиданности и отступила на шаг назад.

– Ты сбрендила? – недоуменно спросила я.

Она хищно усмехнулась и в следующее мгновение напрыгнула на меня и повалила на пол. Она вцепилась в мои волосы, оттягивая их в стороны. Боль пронзила мою голову, я вскрикнула и пыталась ее скинуть с себя. И когда мне это удалось, мы перевернулись, и я оказалась на ней верхом. Пейсли вдруг завизжала как самая настоящая психопатка, чего я даже от нее никогда не ожидала, и начала изворачиваться подо мной. Ее руки без конца цеплялись за мое лицо, кажется, она била меня или царапала, но я была так ошеломлена происходящим, что попросту не чувствовала боли.

– Оливер, боже! Она сошла с ума, она убьет меня! – орала Пейсли.

– Что? – мой лоб так сильно нахмурился, что мне стало больно. – Что ты несешь?

– Оливер!

Пейсли вдруг схватила с прикроватной тумбы хрустальную лампу и попыталась ударить себя по голове. Я успела выхватить ее и занести над нами, чтобы она точно не достала ее.

Эта женщина сошла с ума, но даже она не заслуживает того, чтобы быть убитой лампой.

– Что здесь происходит? – взревел отец, влетая в комнату.

Пейсли подо мной замерла, ее тело трясло, а на лице застыла маска полного ужаса.

И тогда я поняла все.

Я сидела верхом на мачехе, которая изображала дикий испуг, в моей руке была лампа, которую я занесла над ее головой.

Подлая сука!

– Барбара! – зарычал отец, одним резким движением стягивая меня с Пейсли и помогая ей подняться на ноги. Он вырвал из моих рук лампу, его грудь часто вздымалась, глаза налились кровью, взгляд говорил куда красноречивее слов. Он считал меня монстром. – Что ты вытворяешь?

Он уже поверил ей, он был на ее стороне.

– Я случайно увидела ее манекен в гардеробной, она взбесилась, напрыгнула на меня, порвала платье, и едва не убил меня, – в панике шептала Пейсли, из ее глаз градом лились слезы, а лицо было как у обиженного ребенка.

И это мне он говорит повзрослеть?

Чертова актриса.

– Я не трогала ее, она сама набросилась на меня! – одолеваемая чувством несправедливости, кричала я. – Зачем мне рвать платье, в котором я иду на выпускной?

Отец трепетно сжимал плечи рыжей собаки динго, успокаивая ее, на меня он даже не смотрел. Кожа на моем лице горела, я коснулась пальцами щеки, а затем осмотрела их.

Кровь. Она исцарапала все мое лицо.

Мои волосы были растрепаны, торчали во все стороны, и несколько клочков лежали на полу.

Ведь очевидно, что жертва я. Почему он успокаивает ее?

– Никакого выпускного у тебя не будет. Ты возвращаешься домой и просидишь все лето за учебниками. А еще, мне кажется, тебя пора показать врачу, твои вспышки гнева беспокоят меня.