Эффект тентаклей

Сейчас Шеймус не старался.

— Ты была от него вот настолечко, — произнес он, сводя большой и указательный пальцы на расстояние в долю дюйма.

Это могло бы прозвучать упреком или даже издевкой, но Шеймус говорил улыбаясь. Философским тоном.

Он ее поздравлял.

Оливия пожала плечами.

— Боюсь, этого оказалось недостаточно.

— И все равно. Каково это? Слушать день за днем, что он говорит своим корешам…

— Я, к сожалению, не знаю арабского.

— А я бы не удержался, — с тоской заметил Шеймус, глядя в окно. Его лицо приняло хулигански-мальчишеское выражение. Оливии подумалось, что он представляет, как переходит сямыньскую улицу, поднимается в пятьсот пятую квартиру и ножом выпускает Абдулле Джонсу кишки. — Пидор гнойный. — Шеймус вновь повернулся к Оливии. — Итак. Ваши думают, он на Минданао.

— Неподалеку от Замбоанги есть бухточка: достаточно укромная, чтобы незаметно сесть там на воду, и достаточно глубокая, чтобы самолет быстро ушел на дно.

— Я там плавал.

— Ой.

— Я получил рапорт, — объяснил Шеймус. — Знаю рабочую гипотезу. Самолет посадили на воду и выбрались на берег. Местность кишит ребятками из «Абу Сайяф», так что Джонсу легко было отыскать своих братков. — К концу фразы он врубил бостонский акцент на полную катушку.

— А ты что думаешь?

— Думаю, что отвезу тебя туда, и проверим на месте.

— А что ты думаешь на самом деле?

— Не важно, — ответил Шеймус. — Поедем туда, повожу тебя по здешним краям, а денька через два, как познакомимся ближе, установим доверительные отношения, можно будет рассказать друг другу, что мы думаем на самом деле. Что? Что? — спросил он, подаваясь вперед, потому что по лицу Оливии начала расползаться улыбка.

— Я полагала, ты здесь, потому что не силен в политических маневрах.

Шеймус сдвинул ладони, упираясь кончиками пальцев в бородку, словно мальчик из ирландского квартала в Бостоне, идущий к первому причастию.

— Мне приятнее думать, что я здесь, потому что хорошо осваиваю новые скиллы. В Замбоанге это бывает кстати. Завтракать будешь?

— Мы не опоздаем на самолет?

— Нас подождут.

* * *

Причина его неторопливости стала ясна, когда они вышли из гостиницы, сели в такси и угодили в манильскую пробку. Обычной системы баллов не хватило бы, чтобы ее описать. За два часа они отъехали от гостиницы меньше чем на милю.

— Как насчет прошвырнуться пешком? — спросил Шеймус.

— Что угодно, лишь бы отсюда выбраться, — ответила Оливия.

Шеймус расплатился с таксистом, и они вылезли. Оливия неимоверно гордилась, что взяла с собой только одну сумку — более того, сумку, которая легко превращается в рюкзак. Шеймус галантно предложил его понести, но Оливия отказалась, и они двинулись к тротуару между рядами застрявших в пробке автомобилей. Жар от раскаленного асфальта сочился из-под машин и обжигал ноги. Когда свернули в проулок, стало чуть легче. Шеймус подошел к уличному торговцу, купил два легких зонтика, один протянул Оливии, другой раскрыл над собой. Она последовала его примеру. Ориентируясь по солнцу, Шеймус вывел девушку в жилой район, который начинался довольно фешенебельно, но дальше от Макати все больше походил на трущобы. Впрочем, Оливия чувствовала себя вполне спокойно, полагая (может, безосновательно), что рядом с таким человеком ей никакая опасность не грозит. Их приметили. Сотни местных жителей внимательно за ними наблюдали, десятки увязались следом. «Мисс? Мисс?» — раздавалось сзади.

— У них в голове не укладывается, как это ты сама несешь вещи, — сказал Шеймус, так что Оливия наконец уступила ему рюкзак, оставшись только с поясной сумкой, заменявшей ей кошелек, и зонтиком. Она думала, что они стремятся к аэропорту, который определенно находился левее, к югу, однако Шеймус постоянно забирал к западу, срезая напрямик то через кладбище, то через баскетбольную площадку, пока не уперся в вонючую речушку, наполовину забитую пластиковым мусором. Оливия не могла понять, куда она течет, но Шеймус угадал по каким-то своим приметам и двинулся вдоль берега, изредка поддерживая Оливию под локоток, чтобы не сверзилась в воду. Наконец вышли туда, где речушка расширялась в заводь. Здесь были даже лодки: каноэ с двумя бамбуковыми противовесами и подвесными моторами. Шеймус подозвал лодочника и велел отвезти их на мыс Санглэй. Каноэ было не шире полуметра. Они сели посредине под навесом из выгоревшей парусины: Оливия спереди, опираясь спиной на рюкзак, Шеймус — сзади.

Слово «санглэй» из китайского диалекта, на котором говорят в Сямыне, она знала — «торговец».

Минут через пятнадцать они уже шли по все более расширяющемуся заливчику: тесная жилая застройка сменилась промышленными территориями и пустырями, — и наконец впереди раскрылась Манильская бухта. Впервые Оливия смогла оглядеться и понять, где они находятся. Лодка направлялась к мысу милях в двух впереди. Между Шеймусом и лодочником произошел разговор на смеси английского и тагальского, в результате которого лодка прибавила обороты и понеслась, подпрыгивая на волнах. Оливию то и дело окатывало брызгами. «Он думал, тебе не понравится, — объяснил Шеймус. — Хотел ради тебя идти медленно». Оливия развернулась, поймала взгляд лодочника и с улыбкой показала большой палец.

Брызги и прохладный морской ветерок отлично освежали после убийственного жара в пробке, так что до места они добрались просоленные, но заметно взбодрившиеся. Шеймус объяснил, что это военная авиабаза, прежде американская, теперь филиппинская. У пристани их встретил летчик в форме — видимо, Шеймус заранее позвонил или прислал эсэмэску — и провел к «хамви», который привез их прямо на единственную, очень длинную полосу. Здесь стоял двухмоторный пассажирский самолет с военными опознавательными знаками. Через несколько минут они уже были в воздухе. Самолет взял курс на запад, прямо к узкому выходу из огромной бухты, затем круто повернул влево — к Замбоанге. До нее было около пятисот миль, которые они надеялись покрыть часа за два. Шеймус почти все время спал. Оливия смотрела в иллюминатор и пыталась увидеть бесчисленные островки и бухточки архипелага глазами Абдуллы Джонса.

— Что думаешь? — спросил Шеймус, когда она наконец вроде бы начала задремывать.

Оливия, силясь прогнать одурь от смены часовых поясов, вскинула голову и посмотрела на него через столик, занимавший почти весь салон. Как давно он за ней наблюдает? Идея выпрыгнуть из такси и пойти пешком тогда показалась импровизацией, теперь Оливия была почти уверена, что Шеймус ее проверял. Даже с самой большой натяжкой испытание не назовешь суровым, и все же в непредвиденных обстоятельствах она могла ослабить бдительность и выказать какие-то черты, которые обычно скрывает. Судя по тому, что Шеймус проспал едва ли не весь полет, тест она прошла. Теперь можно приступать к работе.

— Миллион мест, где спрятаться, когда ты уже внизу, — сказала Оливия. — Но среди бела дня частный самолет в воздухе будет очень заметен.

Шеймус кивнул и отвернулся от нее к иллюминатору.

— То-то и оно. Добро пожаловать в Гвопродж.

— Гвопродж?

— Глобальную войну против Джонса.

* * *

Замбоангский форпост Гвопродж оказался частью военной авиабазы, выстроенной на прибрежной равнине перед захолустным городком, среди рисовых полей. Сама база была обнесена довольно солидной оградой и охранялась. Угол, который занимал Шеймус со своей командой, представлял собой отдельное укрепление за высокой проволочной сеткой, АКЛ и штабелями стальных контейнеров. Въезжавшим машинам приходилось выписывать зигзаги между этими контейнерами, и Шеймус заверил Оливию, что они заполнены землей, так что начиненный взрывчаткой грузовик не сможет просто оттолкнуть их с дороги. За оборонительным периметром оказался маленький симулякр Америки: сборные домики, оборудованные ревущими кондиционерами, к которым тянулись кабели от работающего с подветренной стороны дизельного генератора. Некоторые домики служили казармой для Шеймуса и его команды, один был гостевой, для таких как Оливия; имелся и сдвоенный, с кухней и столовой в одном конце и конференц-залом в другой.

На базе, как и везде в мире, все ошивались на кухне, поэтому Оливия, бросив рюкзак на своем новом месте и приняв душ, пошла в сдвоенный домик. Шеймус и двое его подчиненных были здесь — кто на диване, кто за столом. Все попивали легкие американские напитки и пялились в экраны ноутбуков. Собственно, сцена выглядела чисто американской для Оливии, которая первая бы признала, что это не имеет ровно никакого значения, поскольку она практически не бывала в Штатах. Команда Шеймуса была до крайности мультиэтничной: в шортах и футболках ребята явно чувствовали себя неуютно, как будто предпочли бы сменить их на форму. На них было навешано уйма всего: кобуры с пистолетами, ножи, рации. Даже очки пристегивались ремешком. Раньше всех их познакомили с Оливией официально; теперь, когда она вошла, дело ограничилось кивками. Все были сосредоточены на том, что происходило в компьютерах: какая-то ожесточенная схватка.