Ефим Сегал, контуженый сержант
Шрифт:
– Что поделаешь?
– притворно посетовал Ефим.
– Война только кончилась, продуктов мало, где их взять?
Кузнец посмотрел на него с возмущением:
– Чудак вы, право слово, чудак! Или прикидываетесь? Продуктов мало!.. Заметили отдельный вход сбоку нашей столовой?
– Не обратил внимания, - схитрил Ефим. Он и дверь видел, и кто входил и выходил, приметил.
– Слепой вы, что ли?.. Я тут кой что разведал, - продолжал кузнец, - питают в той боковушке, отдельно от нас, отдыхающих-начальников. И такой вкусный дух оттуда прет, аж стенку прошибает, за полверсты дразнит... Персонал тоже, глянь какой раскормленный.
«Да, — с досадой подумал Ефим, — видать, конец моему спокойному отдыху, хочешь, не хочешь, — придется разматывать очередной грязный клубок».
– Вы твердо уверены, - спросил он кузнеца не без определенного умысла, что дело обстоит именно так, как вы только что рассказали?
– Вот те крест, правда, отсохни у меня язык, коли вру!
– А вы тоже так думаете?
– Точно так, безобразие, другого слова не скажешь, - согласился токарь.
– Другого и говорить не к чему, - с деланным простодушием сказал Ефим, - люди вы грамотные, изложите свои наблюдения на бумаге, пошлите жалобу куда следует.
Токарь и кузнец переглянулись, оба выразительно посмотрели на Ефима: мол, соображаешь, что советуешь, парень?!
– Как же это так, Ефим, взять да и написать жалобу, - возразил без прежней запальчивости кузнец, - не простая штука!
– Куда как не простая, - подтвердил токарь, - надо хорошенько покумекать.
– Чего кумекать?
– наседал Ефим.
– Ведь вы только что возмущались, клялись и крестились, что говорите чистую правду.
– Точно, - в один голос подтвердили оба.
– Так напишите, отправьте эту правду по назначению, приедет комиссия, наведут порядок... Понятно?
– Оно понятно, - замялся кузнец, - а жалобу писать не буду. На словах - другой коленкор. А ты, - обратился он к токарю, - как хочешь, дело хозяйское.
– Какой из меня писака! Ну их!
– махнул рукой токарь.
– Хлопот не оберешься! Пошли в сельмаг, сказывают, там водку или наливку дают. Выпьем, закусим, чем Бог послал. Этак-то лучше будет. Тут все равно без поллитры не разберешься.
Ефима взорвало.
– Нет уж, погодите, не уходите, - решительно остановил он их, - коль сказали «а», скажите и «б». Объясните, почему вы отказываетесь разоблачать жуликов? Вы - старые, уважаемые рабочие, обнаружили в доме отдыха безобразие, как вы только что сказали, правильно? Правильно я вас понял?
– Ну, правильно, - не сразу, нехотя ответил токарь, - а что из того?.. Почто ты, скажи на милость, привязался к нам, смола?
– заворчал он.
– Ну, поговорили, пошумели - и шабаш! Пошли, а то все разберут.
Ефим оторопел. «Поговорили, пошумели - и шабаш!» - повторил он про себя.
– Стало быть, вы боитесь?
– настаивал он.
– И признайтесь: боитесь?
– Не боимся, опасаемся.
– Кого? Чего?
– Сам знаешь, Ефим, «кого, чего», не маленький.
– Ладно, - примирительно сказал Ефим, - не хотите писать жалобу - не надо, тогда потолкуйте с отдыхающими, пусть все разом оставят завтрак или обед на столе нетронутым. Возможно, это возымеет действие, станут кормить лучше.
Кузнец и токарь, как по команде, отрицательно покачали головами.
– Гляди-ка, какой умник нашелся, - начал злиться
кузнец, - хочешь нас в тюрьму закатать? Присобачат политическую статью, как пить дать, дескать, не подбивайте народ на забастовку, возьмут как миленьких за шкирку и глядеть нам небо через решетку. А то еще угонят на каторжную работу под Архангельск лес валить, замучают, заморят голодухой. Нет уж, милок, лучше баланду хлебать будем на вольной волюшке!.. Пошли, па-ашли!– потянул он товарища за рукав.
– Где ваша смелость, самолюбие?
– бросил им вслед Ефим.
Они не откликнулись.
– «Поговорили, пошумели - и шабаш!», - вслух повторил Ефим, - и все?! А где последующий шаг - действие? Где внутренняя потребность противостоять несправедливости из чувства собственного достоинства? Где активное сопротивление, хотя бы в конкретном случае, сейчас?.. Рыхлые, бесформенные характеры, тут уж никак не скажешь: человек-кремень, напротив, человек-глина, знай, лепи... «Лучше хлебать баланду на вольной волюшке». «Хозяева страны»! Что в их представлении «вольная волюшка», если они боятся слово пикнуть в защиту своего «я»?.. Свобода раба?..
Вспомнился опять майор Спиркин с армейского пересыльного пункта - паразит, самодур, пьяница и развратник. Вся часть видела и терпела его художества. И никто - ни рядовые, ни офицеры - не отважились даже «пошуметь»... Здесь, в тылу, жулики из комбината питания разворовывали и без того скудный рацион военного времени. И тут без осечки срабатывал страх. «Хозяева страны» не смели нарушить паразитический покой комбинатовских вампиров.
А сам он, «герой-одиночка», так ли уж безоглядно отважен в любой ситуации?.. Нет. И он пасует перед всемогущим произволом, порой перед крошечной частичкой всесильной Системы. Вот, к примеру, сейчас, чем он лучше тех рабочих, которые откровенно признают, что способны только «поговорить и пошуметь»? Он сразу понял, каковы порядки в доме отдыха. Разве не обязан был не просто, как человек, чего требует от кузнеца и токаря, а по долгу журналиста, не откладывая дела в долгий ящик, заняться жульнической лавочкой? Выходит, и его удержала от благородных действий подспудная перестраховочка: заступницы Зои Александровны Гориной больше нет, а Дубовой вкупе с Великановой - дай лишь повод, и останутся от Сегала рожки да ножки... Гапченко? Вряд ли захочет загородить его своей тщедушной спинкой.
Как же ты смеешь, корил себя Ефим, упрекать других в беспринципности да трусости?
«Будь благоразумен, — заговорил второй голос, - момент, сам знаешь, для тебя неподходящий. Ты теперь и есть тот воин, который один в поле... Отступи!»
«Отступить?! Перед кем?! Перед отребьем человеческим - перед ворами?»
«Но они, ты сам только что сказал, частичка могучей Системы, тебе их не одолеть!»
И тут же явственно, с насмешкой прозвучал первый голос: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж!..»
Ефима охватил мучительный стыд. Прочь малодушие!
Дальше молчать он не имеет права, а там - будь что будет! Отдых насмарку пойдет? Бог с ним. Выгонят из редакции? Вернется в цех или найдет другую работу. Зато совесть будет чиста.
Приняв такое решение, он почувствовал себя приподнято, легко, будто от пут освободился.
...В комнату вернулись кузнец и токарь. Поставили на стол две бутылки, довольно улыбнулись.
– Ступай, Ефим, в сельмаг. Там по одной бутылке в руки дают. А ежели не хочешь идти - ладно, поделимся, парень ты хороший.