Египетское метро
Шрифт:
И он, сжав кулаки, грозно навис над Тягиным. Тягин покорно замер.
– Еще вопросы есть?
Тягин молчал.
После ухода Саши он долго думал над их разговором и, кажется, догадался, что так нервировало незваного гостя. Вероятно, Саша на свою беду слишком хорошо помнил, что произошло той ночью, а потому ни в какое проникновение Тягина в их с Юлей купе не верил. Он просто знал, что этого не было. Однако столь неожиданный поворот событий его смущал, сбивал с толку. Появление Тягина как будто и было ему на руку, и в то же время вызывало недоумение, даже досаду. Вновь и вновь заставляло искать тут какой-то опасный подвох. Что-то отдаленно похожее происходило и с Тягиным: время от времени и ему приходилось как бы заново перебирать всю цепь случайностей, чтобы еще раз убедиться, что Сашино
XXVIII
Утром Саша выглядел бодрым и веселым. То ли он не помнил, на чем они вчера расстались, то ли по примеру многих пьющих не придавал значения сказанному на пьяную голову. А Тягину вчерашний разговор, кажется, помог понять смысл ритуала с его утренним пересаживанием на пол возле буфета. Сначала он думал, что это делается из непонятных ему соображений предосторожности, потом предположил, что Саше просто нравится распоряжаться и к тому же смотреть на него сверху вниз, и только сегодня пришло в голову, что всё дело в Майе – единственной, кто здесь верил в убийство Юли Тягиным. Это ей Саша ежедневно демонстрировал свою непреклонную суровость к убийце.
Кстати, о Майе. Её стремительное низвержение, о котором сокрушался лектор, теперь и Тягину бросалось в глаза. Куда всё подевалось – ленивая грация, взгляд с поволокой? Невольно вспоминались отзывы о ней сестры Зины. Тягина Майя старательно не замечала. А в случайных взглядах уже не было того первоначального страха – от него она была надежно защищена своим великолепным Сашей – только отвращение. Ну, может быть, еще недоумение. Что и говорить, причины у нее были самые веские, и всё же это казалось Тягину поразительным. Чтобы вот так, в одночасье… Вчера, когда он её окликнул, она застыла, не поворачиваясь к нему. Он попросил воды. Она ушла, а воду принес лектор.
Часов в десять утра позвонил Филипп. Саша быстро вошел в комнату и сунул Тягину его телефон с включенной громкой связью. Из коридора в комнату заглядывали Майя и лектор. Говорил Филипп бодро, чуть ли не весело. Извиняясь, сообщил, что по вине покупателя, не вернувшегося к сроку из своего путешествия, сделки завтра не будет, она переносится на один день. В комнате повисла нехорошая тишина. Саша отобрал телефон у Тягина и пошел в спальню. «Порадовал, нечего сказать», – удрученно подумал Тягин.
Во второй половине дня разразился скандал. Начался он с коронной Сашиной фразы: «Так, я не понял!». Что говорила Майя, Тягин не мог разобрать, зато Сашу слышал прекрасно.
– Какой на хер салон?! – возмущался тот. – Скоро купим тебе такой салон. Хоть два.
Робкие невнятные возражения Майи, и следом опять громогласное:
– Я-не-по-нял. А кого я е**ть буду? Лектора? Нет, ну я могу, конечно, эту пиццершу вызвать, например, которую Серега трахал, да и не проблема это вообще, ты ж понимаешь. Но ты считаешь это нормальным? Мозги у тебя есть? Двух дней потерпеть не можешь? Сидеть! (Звук затрещины.) Подождешь, я сказал. Что тебе еще не понятно? Давай разберемся! Лектор, сука, место, быстро! Сиди, не высовывайся. Так что тебе не понятно?! Давай, объясни мне!
Хлопнула дверь, но с такой силой, что поползла обратно. Хлопнула еще и на этот раз закрылась. Судя по шуму, по толчкам в стену, там уже происходило что-то нешуточное. Возмущенный голос Саши, возня, затрещины, испуганный крик лектора: «Саша не надо!», и его же крик уже при распахнувшейся двери, переходящий в визг и явно предназначенный Тягину: «Он её задушит! Саша, не надо!!!» Тягин отложил кроссворд, огляделся, поискал глазами какой-нибудь предмет, которым можно было бы разбить оконное стекло – всё, что он мог сделать – но ничего не нашел. Подобрав ноги, стал ждать, чем всё закончится. Между тем из спальни доносились звуки молчаливой возни, был сильный толчок в стену, и что-то тяжелое сдвинулось с места, кровать, кажется. Наконец в коридор выскочила растрепанная Майя. Держась за горло, и даже тут не глядя на Тягина, она панически выкрикнула в воздух:
– Он его задушит!
В ту же секунду в комнату ворвался лектор, с разбега нырнул под стол
и заставился стулом. Вбежавший следом Саша бросился было за ним, но тут в его поле зрения попал Тягин. Саша подскочил к нему.– Это ты тут, сука, мутишь?! – закричал он, хватая Тягина за ворот свитера правой рукой и потянувшись к горлу левой.
Раздались три коротких звонка в дверь. Саша замер, выпрямился и пошёл открывать. Явился Серый, и они с Сашей прошли в спальню. Лектор выполз из-под стола и, не глядя, на Тягина, ушел на кухню. Еще раньше туда ушла Майя.
У Саши была хорошая черта – он не мог долго находиться в дурном настроении. Уже через полчаса, сразу после ухода Серого, он ходил по квартире и весело говорил:
– Так! Меняем тему! Всем быстро успокоиться! Я, между прочим, теперь снайпер, и вы все у меня на прицеле!
Раскрывал и показывал какое-то удостоверение. Примирение с Майей они отметили бурной любовной сценой. Чуть позже Серый побывал еще раз, а к вечеру Саша, как и в предыдущие дни, уже был хорош. Сначала он завел с Тягиным разговор о Москве, потом выделил ему деньги, судя по купюрам, из абакумовских, и они, выпивая и закусывая, сели играть в очко. Тягин довольно быстро два раза проиграл свою тысячу.
– Ладно, не переживай, – успокаивал его подобревший Саша, протягивая сигарету с начинкой от Серого. – На, затянись. Затянись, я говорю!
На этот раз Тягин еще и выпил больше вчерашнего, и после нескольких затяжек его совсем разобрало. Он даже и посмеяться толком не успел, когда Саша стал рассказывать что-то уморительно смешное, как его вынесло в непроницаемую и как бы знакомую тьму. Там, в ней, стоило только попривыкнуть, было много чего. Горячий плотный ветер, долгое время куда-то уносивший его голову, вдруг утих, а давящая со всех сторон плотность осталась; спасаясь от неё, он тыкался по углам и искал предсказание предсказания. Красное платье в поезде не могло взяться ниоткуда: думай! Поезд набирал ход. Так где же было начало цепочки, и что предсказывало историю с красным платьем?.. И он, конечно же, вспомнил, что в тот вечер, когда они уходили с Дашей от дома Тверязова, на ней были красные туфельки – да-да, в черной ночи, на мокром октябрьском асфальте в желтых листьях! (Значит, вот для чего в его жизни появилась Даша?) Но этого ведущим показалось мало: а до туфелек Даши? что было до туфелек? Вы серьезно? Боже, да столько же всего всякого было, как и у каждого, что ж теперь, всё вспоминать, всю жизнь перелопачивать? И он ползал, натыкаясь то на одно красное пятно, то на другое – да вот же! вот! и вот! вот, вот, вот! – до тех пор, пока озаряемая фальшфейерными вспышками тьма, не растворила его в себе. А между тем поезд египетского метро летел всё быстрей: широко пылающие факелы на стенах мелькали всё чаще и уже соединялись в сплошную полосу света; грозный гул движения, а вместе с ним и плотное хоровое скандирование «Москалив-на-ножи! Москалив-на-ножи! Москалив-на-ножи, на-ножи, на-ножи!» становились всё глуше и сливались в ровный бархатный шум, и медбрат Анубис с пёсьей, как ему и положено, мордой вглядывался в оживающее лицо Тягина всё внимательней…
Тягин открыл глаза. Кухня была залита ярким лунным светом, а перед ним под столом сидел лектор и смотрел на него. В соседней комнате негромко работал телевизор. Во дворе, время от времени подгавкивая, завывала собака.
– Давно сидите? – поинтересовался Тягин, усаживаясь поудобней.
– Вы были правы насчет Юли. Это он. Теперь у меня нет сомнений, – решительно произнес лектор.
– Рад за вас, – сказал Тягин и попросил пить.
Пока лектор ходил на кухню, он пытался вспомнить, как они с Сашей разошлись. Напились так, что Саша забыл его пересадить. Надо сбавлять обороты.
– Вы чувствуете, какое напряжение в воздухе? – сказал лектор, вернувшись со стаканом воды. – Он же маньяк, психопат! И ему нельзя пить. Совсем нельзя. Что если он в следующий раз ее задушит?
– Похоже, всё к этому идет. Или её, или вас. Хорошо бы обоих.
– Перестаньте. Зачем вы это говорите? Вы ведь так не думаете.
– Откуда вам знать, что я думаю. Дайте.
Лектор, спохватившись, протянул стакан.
– Я хотел бы вам помочь, – сказал он.
– А себе?
– И себе тоже. И Майе. Всем нам. Что-то надо делать.