Египетское метро

Посидев на кухне, Саша с Майей переместились в спальню и включили погромче телевизор. Вернувшийся лектор выложил покупки на кухне, и с кипой глянцевых журналов направился было в спальню, но, услышав оттуда стоны, прошел в комнату, положил журналы на стол и встал у окна рядом с Тягиным.

– Вы видите, что он с ней делает? – спросил он.

– Пока только слышу, – ответил Тягин. – Как тогда вместе с вами, под кроватью.

– Он ее мешает с грязью.

– Ничего страшного. Вода идет, душ работает.

Лектор поморщился.

– Да перестаньте вы! Тут дело серьезное. Он унижает ее своей несоразмерностью. Ничтожностью. Понимаете, о чем я? Как временное увлечение – ничего еще, но… не более. Не более. Извините, но что за блядский вертеп он здесь устроил?! – слово «блядский» лектор, наклонившись, произнес шепотом. – Никогда ему не прощу!

– Месть, я чувствую, будет страшной, – усмехнулся Тягин и, запрокинув голову, спросил: – Вам не приходит в голову, что искать сочувствия у человека, прикованного к батарее с вашей подачи, как-то странновато.

– Я же сказал, что сожалею. И что я такого сделал? Просто вспомнил наш с вами разговор. Кто думал, что всё так обернется?

– У вас короткая память. А то, что вы с Майей меня развели на деньги с этим другом детства – это как?

– Не сердитесь. Она же не могла просить у вас на любимого.

– Хорошее оправдание. Она могла бы вообще не просить. И не водить со мной шуры-муры…

– Просил у вас я. По глупости. И на шуры-муры я её уговаривал.

– Зачем?

– Как вы не понимаете?! Она должна купаться во внимании, быть игривой, легкой, веселой, а вокруг должны клубиться обожатели.

– Ну и как я вокруг нее поклубился? Понравилось? Вы лучше мне скажите: вы верите, что я задушил Юлю?

– Я уже говорил, что не верю. Майя – да, поверила.

– А в то, что это его рук дело, верите?

– Я сомневаюсь. Возможно, вы заблуждаетесь на счет него, так же как Майя заблуждается насчет вас.

Тягин попросил рассказать лектора о Саше, но тот сказал, что толком ничего о нем не знает. Приезжий. Живет в общежитии где-то у черта на куличках. Два раза, до отъезда в Москву с Юлей, ночевал у Майи. Вроде бы собирался к ней перебираться сразу после приезда из Москвы.

– Так он был парнем Юли? – спросил Тягин.

– Был Юли, стал Майи – какая разница? Главное, кем он оказался. Мелкий паршивый сатир, не более того. Жлоб.

– Насколько я помню, сатиры такими и должны быть. Поймал нимфу, оприходовал, побежал за следующей…

– Шкуру бы с него живьем содрать за такое. Думаете, это легко, когда у тебя на глазах гибнет дело всей жизни?

– Лектор, не преувеличивайте. Не так уж и давно вы всё это затеяли.

– Я говорю о будущей жизни, о перспективах, которые тают. Вся моя работа насмарку. Я ведь столько сил на неё положил… пестовал, лелеял… так что, если бы завтра за ней пришли, она бы была уже готова!..

– Ну вот, за ней пришли и она готова. От меня-то вы что хотите?

Лектор грустно покачал головой.

Открылась дверь спальни, и по коридору пробежала Майя в Сашиной камуфляжной куртке. Зашумела вода в ванной.

«А квартирка не подвела, раздела и эту», – отметил Тягин.

Лектор взял стопку журналов и пошел из комнаты. Тягин без особой надежды попросил свой ноутбук, но оказалось, что его вчера вечером, едва открыв, залили апельсиновым соком. «Может, и к лучшему», – подумал Тягин и попросил что-нибудь почитать. Лектор оставил ему пару журналов. Чуть позже сообщил, что рукопись Тверязова он в спальне не нашел.

Во второй половине дня в комнату вышел Саша. Он опять был с голым торсом, на плече вместо полотенца висела пятнистая майка.

– Знаешь такого художника – Ван Гог? – спросил он у Тягина.

Тягин кивнул.

Запрокинув голову, Саша тот же вопрос прокричал лектору в кухню.

– Да, Саша, знаю! – отозвался тот.

– А знаешь, что он себе ухо отрезал?

– Что-то такое слышал! – прокричал в ответ лектор.

И Саша небрежно, с некоторой ленцой жестикулируя, стал рассказывать Тягину и остановившейся по дороге в кухню Майе о Ван Гоге. В конце каждого периода он, выгнув спину и выпятив живот, застывал в эффектных позах и обводил слушателей улыбающимся взглядом. Майя стояла с грязной тарелкой, опершись плечом о косяк, и не сводила с него глаз; кажется, она была под хмельком. За их спинами на мгновение мелькнул лектор с каменным лицом и презрительно поджатыми губами. Свою лекцию Саша заключил выводом, что если бы Ван Гог отрезал себе ухо сейчас, когда везде интернет, то его дела пошли бы лучше еще при жизни, а так, конечно, никаких шансов стать известным у него тогда не было.

Поздно вечером, когда заглянувший ненадолго Серый ушел, а умаянная Майя спала, хорошо поддатый Саша, подошел почти вплотную к Тягину и со всей возможной суровостью выложил свой план действий, по-видимому, итог встречи с Серым. На сделке Тягин представит его как своего телохранителя – дескать, большие деньги, такая обстановка в городе, то-сё. Да и кто станет спрашивать? Полученные деньги поделят поровну. Пообещал, что если что-то пойдет не так, сразу же выстрелит Тягину в ногу. Или еще куда-нибудь. В плечо, например. Убивать не будет. Скажет, что его наняли для охраны через знакомого, втемную, а он вдруг узнал в Тягине пассажира того вагона, убийцу попутчицы. Ну и сорвался. Пусть тогда с Тягиным разбираются люди посерьезней.

«Интересно, был ли он хоть раз в жизни на какой-нибудь сделке, что так легко об этом говорит?» – подумал Тягин. Слушая Сашу, он окончательно утвердился в решении звонить Мальте. Во-первых, никого другого своим избавителем он не видел, во-вторых, под угрозой оказались и тверязовские деньги, которые Мальта с таким упорством выбивала из Абакумова, и в-третьих, она была, если, конечно, это правда, в какой-то там сотне и на единоличника Сашу управу, надо полагать, найдет. Тягин, естественно, не знал наизусть её номера, но мог бы добраться до нее через Тверязова. Главное заполучить телефон и хоть на пару минут выскочить из-под Сашиной опеки.

Покончив с официальной частью, Саша сходил на кухню за чашкой для Тягина и принес кое-что из закуски. Они теперь были как бы партнеры, и не грех было это дело отметить. Выпив, Саша начал рассказывать о своем киевском дядьке, очень большом человеке, к которому в дом как-то ночью ворвались бандиты в масках, связали его, жену и дочь, отвели в подвал, надели на голову пакеты и требовали денег. Глава налетчиков оказался сыном дядьки, дядьку после этого хватил удар, он стал инвалидом и поэтому не взял Сашу к себе, и таким образом Сашино почти наверняка блестящее будущее оборвалось в самом начале. Эта насквозь фальшивая история, подозрительно напоминавшая перелицовку песни о прокурорской дочери, была рассказана сдержанно, но с большим чувством. Ею Саша как бы смиренно вопрошал мироздание: кто и за что может его судить после такого. Он так расчувствовался, что Тягин (нет, он, конечно, в те дни временами как будто мутнел рассудком) не удержался. Очень уж ему захотелось «поддеть ножичком», как говорил старик-сосед в тверязовском романе, историю в поезде. Улучив минутку, он вполголоса доверительно произнес:

– Хотел тебя спросить насчет одной вещи… Скажи честно – мы тут вдвоем – что у вас тогда произошло с Юлей?

Саша долго и тяжело смотрел на Тягина, потом поднялся и гаркнул:

– Лектор!

Прибежал лектор и под присмотром Саши, державшего руку на кобуре, пересадил Тягина из угла на диван. Саша вышел вслед за лектором, но через минуту вернулся.

– Я не знаю, кто ты такой. Может, ты маньяк, может, псих или еще кто-то… может, ты какой-то… Короче, хер тебя знает. Мне это не интересно. Здесь ты вата. Цена тебе – ноль. Понимаешь, о чем я? Точно понимаешь?