Эхо забытых стен

Сухари из ржаной муки, твердые, как камень, но способные утолить голод. Несколько кусков вяленого мяса, завернутых в промасленную тряпицу. Небольшой мешочек с солью – драгоценность в этих краях. Кресало, кремень и трут в водонепроницаемом кисете из пузыря. Острый охотничий нож с костяной рукоятью, подарок деда, который Алексей всегда носил на поясе. Моток крепкой пеньковой веревки. Небольшой медный котелок. Запасная пара толстых шерстяных носков, связанных еще покойной бабкой, которую он почти не помнил.

Он окинул взглядом хижину. Что еще? Оружие. Его верный топор, с которым он не расставался при работе в лесу, был слишком громоздким для быстрого бегства и скрытного передвижения. Но у деда был еще один, поменьше, с короткой рукоятью и широким, идеально заточенным лезвием – боевой топор, который Игнат прятал под нарами. Алексей помнил, как дед изредка доставал его, проверял заточку, протирал промасленной тряпкой, и в его глазах появлялось то самое выражение – смесь печали, ярости и какой-то затаенной гордости. «Это наследие, внучек, – говорил он тогда. – Аккерманы всегда умели постоять за себя. Не для нападения, но для защиты своей жизни и чести».

Алексей нагнулся, пошарил рукой под грубо сколоченными досками нар. Пальцы нащупали холодный металл. Он извлек топор. Он был легче обычного дровосецкого, идеально сбалансирован. Алексей несколько раз взмахнул им, ощущая, как он становится продолжением руки. Этот топор будет его главным оружием, помимо ножа.

Рядом с боевым топором лежало еще кое-что – длинный, узкий сверток из потертой кожи. Алексей развязал ремешки. Внутри, на подкладке из старого меха, покоился предмет, от которого у него всегда перехватывало дыхание. Это были остатки УПМ – Устройства Пространственного Маневрирования. Вернее, несколько его ключевых компонентов: два корпуса приводов с остатками тросов, рукояти управления клинками, сильно поврежденные, и пара чудом уцелевших, хотя и зазубренных, клинков из сверхтвердой стали.

Дед Игнат никогда не рассказывал, откуда у него эти реликвии. Лишь однажды, когда Алексей был еще ребенком и с восторгом рассматривал эти непонятные, но завораживающие механизмы, старик сказал глухим голосом: «Это то, что сделало нас сильными. И то, за что нас возненавидели. Это память о тех, кто летал, как птицы, и разил чудовищ. И о тех, кто предал эту силу».

Алексей знал из своих «снов»-воспоминаний, что УПМ – сложнейшее устройство, требующее газа, сменных клинков и, самое главное, специальной подготовки. У него были лишь фрагменты. Но даже эти фрагменты были бесценны. Клинки из такой стали невозможно было выковать в Остроге или любом другом известном ему месте внутри стен. Их твердость и острота были легендарными. Он взял один клинок в руку. Несмотря на зазубрины, лезвие все еще было опасно острым. Этот клинок мог стать еще одним его аргументом в борьбе за выживание, если правильно его использовать. Возможно, как длинный нож или короткий меч. Корпуса приводов и рукояти он решил пока оставить – они были слишком громоздки и бесполезны без остальных частей и газа. Но клинки он аккуратно завернул в промасленную тряпицу и спрятал в заплечный мешок.

Он быстро переоделся в самую прочную и темную одежду, которая у него была: штаны из плотной оленьей кожи, еще одну льняную рубаху, поверх нее – старый, но теплый дедовский свитер грубой вязки. На ноги натянул высокие сапоги, тщательно зашнуровав их. Волчью доху он решил оставить – она была слишком приметной и стесняла бы движения в лесу. Лучше положиться на скорость и скрытность.

Последним он достал небольшой, туго набитый кошель из оленей кожи – все его скромные сбережения, несколько медных и серебряных монет, вырученных за дичь и шкуры. Он не знал, пригодятся ли они ему там, куда он бежал, но лучше иметь их при себе.

Оглядев хижину еще раз, он почувствовал укол тоски. Это был его дом, единственный, который он знал в этой жизни. Здесь прошли его детство и юность, здесь он слушал рассказы деда, здесь учился выживать. Теперь он должен был оставить все это. Прошлое – и без того призрачное из-за воспоминаний о другой жизни – окончательно обрывалось. Впереди была только неизвестность, полная опасностей.

Он подошел к очагу. Огонь уже угасал, остались лишь тлеющие угли. Алексей зачерпнул из котелка немного остывшей, но все еще теплой каши, заставил себя съесть несколько ложек. Силы ему понадобятся. Затем он тщательно загасил угли, чтобы не оставить после себя следов огня, который мог бы привлечь внимание.

Тишина в хижине стала почти оглушающей, нарушаемая лишь его собственным дыханием и все еще стучащим по крыше дождем. Он прислушался – снаружи все было спокойно. Ночные гости, вероятно, расположились в доме старосты или в пустующем сарае.

Он в последний раз проверил свой мешок, затянул ремни потуже. Боевой топор засунул за пояс на спине, так, чтобы рукоять была легко доступна. Охотничий нож – в ножнах на правом боку. Он почувствовал себя собранным, готовым. Аккерманская кровь давала о себе знать не только физической силой и обостренными чувствами, но и какой-то внутренней стойкостью, способностью действовать хладнокровно в критической ситуации. Страх был, но он не парализовал, а наоборот, обострял инстинкты.

Он подошел к двери, на мгновение замер, приложив ухо к грубым доскам. Ничего. Лишь шум дождя. Он медленно, без скрипа, отодвинул тяжелый засов. Приоткрыл дверь на волосок. Ночная тьма и сырость хлынули в щель.

Прощай, Острог Забытых. Прощай, скудная, но привычная жизнь. Впереди – лес, неизвестность и погоня. И слабая, почти безумная надежда, что где-то там, за сотнями километров к югу, он сможет если не предотвратить катастрофу, то хотя бы сыграть свою роль в той кровавой драме, о которой он знал слишком много.

Алексей Аккерман, попаданец из другого мира, потомок гонимого клана, шагнул из своей хижины во тьму. Дождь тут же обрушился на него, холодный и безжалостный. Но он уже не обращал на него внимания. Все его мысли были сосредоточены на одном – выжить и уйти. И ночь была его единственным покровом.

Едва покинув хижину, Алексей прижался к ее стене, сливаясь с глубокой тенью, отбрасываемой крышей. Дождь усилился, превратившись в плотный, косой ливень, который тут же промочил его одежду до нитки, несмотря на кожаные штаны и свитер. Но сейчас это было даже на руку – ливень смывал следы и приглушал звуки его передвижения.

Он на несколько долгих мгновений замер, давая глазам привыкнуть к полному отсутствию света вдали от окон хижины. Слух его, напряженный до предела, ловил каждый шорох: шум дождя по крышам и листве, далекий лай собаки, приглушенный расстоянием и стихией, скрип старого дерева под порывом ветра. Ничего, что указывало бы на то, что его уход замечен.

План был прост и в то же время дерзок. Ему нужно было обогнуть деревню с севера, там, где начинался густой, почти непроходимый для неподготовленного человека еловый лес, который местные называли Медвежьим Углом. В Остроге мало кто рисковал заходить туда далеко – слишком легко было заблудиться, да и слухи о диких зверях и недружелюбных лесных духах отпугивали. Но для Алексея этот лес был единственным путем к спасению. Он знал его лучше многих, благодаря частым охотничьим вылазкам с дедом, а потом и в одиночку.

Он двигался медленно и осторожно, используя каждое прикрытие: темные провалы между строениями, густые кусты дикой малины у заборов, старые, полуразвалившиеся сараи на окраине. Его движения были плавными, почти звериными, он ставил ногу так, чтобы не хрустнула ветка, не зашуршала сухая листва под слоем мокрой грязи. Знания из прошлой жизни, почерпнутые из книг и фильмов о спецназе и выживании, удивительным образом накладывались на инстинкты Аккермана и навыки, привитые дедом.

Обогнув последнее строение Острога – покосившуюся баньку старой травницы Мивы, – он оказался на краю леса. Здесь стена деревьев стояла почти сплошной, черной массой, непроницаемой для взгляда. Воздух пах хвоей, прелой листвой и сырой землей еще гуще, чем в деревне.