Екатерина Дашкова: Жизнь во власти и в опале
Шрифт:
Через некоторое время Дашкова покинула дом сестры и сняла себе небольшой домик. Появились признаки улучшения отношения к ней при дворе, и императрица стала к ней добрее: «Я была крайне удивлена этим поступком, который вовсе не походил на обращение императрицы со мной в течение десяти лет, прошедших со времени ее восшествия на престол» (105/110). Екатерина подарила ей десять тысяч рублей на расходы, но Дашкова не была счастлива от такой, как она считала, жалкой суммы. Вскоре, однако, она получила еще 60 тысяч на покупку или постройку дома [291] . Из этой суммы Дашкова, чтобы наладить отношения с отцом, вернула ему 23 тысячи в уплату долга и дала некоторую сумму дочери. Отец в это время казался более благосклонным, хотя почти десять лет он не имел с ней никаких дел, отказывался ее видеть, не отвечал на письма и никак ей не помогал. Весной, после того как потеплело, Дашкова с детьми переехала в загородный дом на Петергофской дороге, но их преследовали дальнейшие несчастья — сын слег с высокой температурой. Лечил его Джон Сэмюел Роджерсон, выдающийся шотландский доктор, проведший полвека в России в качестве придворного врача Екатерины II, Павла I и Александра I. Более двух недель Дашкова провела у постели сына, а когда он стал выздоравливать, слегла сама, опустошенная и измученная заботами и многими бессонными ночами.
291
РГИА.
Ее отношения с Екатериной неизбежно становились все более напряженными в связи с событиями вокруг приближающегося совершеннолетия Павла. Павел, как единственный законный наследник своего отца и последний мужской потомок Петра, обладал сильными законными претензиями на престол. Он достиг совершеннолетия в 1772 году, но Екатерина воспользовалась его предстоящей через год женитьбой на принцессе Вильгельмине Гессен-Дармштадтской и отложила официальную церемонию признания. Совершеннолетие Павла вызвало при дворе кризис. Ухудшила ситуацию для Екатерины серьезная ссора с Григорием Орловым из-за его неверности, а весной того же года, через месяц после удаления Орлова от двора, несколько офицеров гвардейского Преображенского полка составили заговор, чтобы лишить Екатерину трона и провозгласить Павла императором. Екатерина подавила мятеж, арестовала гвардейцев и возвысила Александра Васильчикова как нового фаворита. Звезда Панина начала подниматься, а вместе с ней и звезда Дашковой, однако вскоре княгине опять предстояло попасть в немилость.
В первые месяцы 1773 года отношения Панина с Екатериной резко испортились и оставались неясными до женитьбы Павла в сентябре. Григорий Орлов был возвращен в Петербург, ему вернули звания и должности. Теперь партия Орловых поменялась ролями с партией Панина, нашептывая Екатерине слухи о заговорах и подозрения, что Панин настроил «молодой двор» Павла против нее. Они не упускали возможности вовлечь Панина и его сторонников в реальные и мнимые интриги, подобные делу Зальдерна. Каспар фон Зальдерн, протеже Панина немецкого происхождения, оказался отвратительной личностью; известный взяточник и вымогатель, он присвоил 12 тысяч рублей, посланных датчанами в подарок Дашковой [292] . Затем он спровоцировал неудавшуюся попытку установить совместное правление Павла и его матери. Панин, однако, дистанцировался от фон Зальдерна и смог пережить этот кризис.
292
Ransel D. L. The Politics of Catherinian Russia. P. 242.
После того как Павел, достигнув совершеннолетия, не смог получить власть, Панин обратился к своим сторонникам и к масонским группам за помощью в достижении своей цели — ограничения власти монарха. Примерно через полвека племянник Дениса Фонвизина, бывший декабрист Михаил Фонвизин, написал в мемуарах, как его отец рассказывал, что, когда Павел достиг совершеннолетия и женился на принцессе Вильгельмине, братья Панины, Дашкова, Н. В. Репнин и некоторые другие составили заговор, чтобы сместить Екатерину и посадить на трон Павла. Согласно Фонвизину, Павел согласился принять и одобрить конституцию, которая ограничила бы царскую власть и установила бы Сенат как высшее законодательное учреждение. Со своим секретарем Денисом Фонвизиным, автором «Бригадира» и еще не написанного тогда «Недоросля», Панин сочинил проект по введению в России конституции. Очевидно, летом 1773 года он вместе с ближайшими помощниками составил план возведения Павла на фон. П. Б. Бакунин раскрыл деятельность партии Панина, заговорщики признались, Екатерина простила их, приказала разъехаться по своим имениям и держала под присмотром [293] . Рассказ Фонвизина ненадежен и содержит множество ошибок и противоречий. Хотя подтверждающих свидетельств мало, но в свете близости Дашковой к Панину кажется вероятным, что она также участвовала в работе его группы. Однако Дашкова категорически отрицала участие в каких-либо заговорах против Екатерины и, в отличие от дел Хитрово и Мировича, не упомянула этот случай в «Записках». И все же ее политические взлеты и падения при дворе продолжали точно отражать все превратности судьбы партии Панина [294] .
293
Фонвизин Д. И. Сочинения и письма. Т. 2. С. 127–129; Записки М. А. Фонвизина // PC. Т. 42 (1884). С. 62; Лозинская Л. Я. Во главе двух академий. С. 56–57.
294
Елисеева О. И. Вельможная Москва. С. 52–59.
Для Екатерины это было время кризиса и нестабильности; чтобы стабилизировать ситуацию и замирить оппозицию, она наградила одних и наказала других. С одной стороны, Александр Воронцов, которого Екатерина не любила и считала смутьяном, как и его сестру, получил влиятельный пост, определивший его политическую карьеру. Назначенный президентом Коммерц-коллегии, главной организации, занимавшейся внешней торговлей, он возглавлял ее до 1794 года. С другой стороны, Панин и Дашкова, опять заподозренные в заговоре, были посланы в Москву. С осени 1773-го до 1775 года Дашкова жила в усадьбе Троицкое, часто появляясь в Москве, чтобы дети могли видеть свою бабушку. Ее высылка совпала с Пугачевским восстанием 1773–1774 годов. Она была в Москве, когда Петр Панин поймал лидера мятежников Пугачева и 4 ноября 1774 года привез его в Москву в железной клетке. Она встретилась со своим близким другом Паниным, который сильно постарел за время пугачевской кампании, но не присоединилась к толпам любопытных, надеявшихся увидеть побежденного бунтовщика. В ответ на письмо Александра она написала, что не видела Пугачева, поскольку, несмотря на его злые дела, ожидавший казни человек в цепях мог вызвать у нее только жалость [295] . В ужасе от кровавого восстания, она тем не менее была против насилия и лишения человека жизни.
295
АКВ. Т. 5. С. 183.
Изгнание Дашковой за пределы двора и ее пребывание в Москве совпало с прибытием в Петербург Дидро в 1773 году, поэтому двое друзей не смогли встретиться. Дашкова устремилась бы в столицу, если бы это было возможно, тогда как шестидесятилетний философ, утомившийся от долгого путешествия из Франции, не хотел покидать свою «золотую клетку» в Петербурге. Он писал, что слишком стар и слишком измучен. Их переписка того времени отразила их общее разочарование в Екатерине, а в ряде случаев они упоминали ее уничижительно. Дидро чувствовал, что «идеи, перенесенные из Парижа в Петербург, принимают совершенно другой цвет», и вспоминал, как в Париже Дашкова описывала ему Екатерину: «В ней душа Брута с сердцем Клеопатры» [296] . Его замечания придают больше правдоподобия ремарке Державина: «Дашкова одновременно любит и ненавидит ее [Екатерину] и говорит о темных пятнах на ее яркой короне» [297] .
296
Дашкова Е. Р.
Записки княгини Е. Р. Дашковой / Ред. А. И. Герцен. С. 365.297
Чайковская О. «Как любопытный скиф…». С. 63.
Опальная и сердитая Дашкова встретилась с Григорием Потемкиным, генерал-адъютантом и к тому времени одним из самых могущественных людей в России. Зимой 1774 года Потемкин посетил дома нескольких членов семьи Паниных и их приверженцев, где и повстречал Дашкову. Когда разговор перешел на великого князя Павла, Дашкова, хотя она совсем недавно познакомилась с Потемкиным, без тени смущения дала ему непрошеный совет. «Я дала ему один совет, и последуй он ему, не было бы сцен, которые позже великий князь Павел, к большому возмущению публики, не преминул устроить, чтобы повредить Потемкину и огорчить свою мать» (106/111). Потемкин поддерживал Екатерину в борьбе с Павлом и панинской придворной партией, он стал фаворитом императрицы и оставался ее главным советником до самой смерти в 1791 году. Несмотря на первоначальную поддержку, отношения Дашковой с Потемкиным станут напряженными и, в конце концов, открыто враждебными.
Годы, проведенные в Троицком после первого путешествия в Европу, не были потрачены зря. Дашкова никогда не бездельничала. Вернувшись к книгам и образованию, она читала литературу по педагогике и составила для своих детей курс обучения, основанный на идеях Просвещения. Она участвовала в организации ученого общества при Московском университете — Вольного российского собрания — и была его активным членом в течение всех двенадцати лет его существования (1771–1783). Основанное «для исправления и обогащения российского языка через издания переводов стихами и прозой», оно объединяло выдающихся профессоров университета, писателей и общественных деятелей. Куратор Московского университета И. И. Мелиссино возглавлял и развивал общество, ставшее прямым предшественником Российской академии. Общество выпустило шесть номеров журнала «Опыт трудов Вольного Российского собрания при Имп. Московском университете», который большей частью публиковал русские литературные и исторические тексты, а также переводы. Среди авторов были М. М. Херасков, Д. И. Фонвизин, Я. Б. Княжнин и Г. Р. Державин.
Статьи Дашковой, часто появлявшиеся в эпистолярной форме, демонстрировали полную поддержку прогрессивных идей того времени. В первом выпуске она напечатала письмо и три перевода. «Письмо к другу» [298] провозглашало цели и служило введением в ее теорию перевода. Она доказывала, что для того, чтобы перевод мог принести обществу пользу, в нем следует предпочесть ясность красноречию. В качестве образца она предложила прозу и стихотворные композиции Ломоносова, который писал прекрасно и сильно как серьезные, так и легкие сочинения. Она также обсуждала переводы на русский язык, в котором часто не хватало подходящей терминологии, так что «даже женщине должны быть простительны» неточности. Дашковское «Путешествие одной российской знатной госпожи по некоторым английским провинциям» [299] появилось во втором выпуске журнала вместе с вводным «Письмом к другу». Она писала, что увлечена Англией гораздо более, чем любой другой страной, которую посетила, поскольку Англия является воплощением политической свободы и моделью хорошо организованного и просвещенного государства. Ее процветание было прямым результатом деятельности ее правительства, и Дашкова считала, что английская конституционная монархия была наиболее полной и совершенной системой, с которой ей довелось познакомиться [300] .
298
Дашкова Е. Р. Письмо к другу. С. 78–80.
299
Дашкова Е. Р. Путешествие одной российской знатной госпожи по некоторым англинским провинциям. С. 105–144.
300
Там же. С. 106.
Ее переводы и сочинения того времени были результатом заграничного путешествия и выявляли острый интерес к отношениям государства и гражданина. В письме Александру Куракину Дашкова написала, что читала и перечитывала «Le syst`eme social» [301] с большим воодушевлением. Учитывая ее сосредоточение на вопросах справедливой власти и народной воли, можно предположить, что она имела в виду трактат Руссо «Об общественном договоре» («Le contract social»). Позже она послала Куракину перевод текста французского материалиста Поля Анри Дитриха Гольбаха — тот же, который ранее она показывала Петру Панину [302] . Она выбрала две главы из сочинения «Естественная политика, или Беседы об истинных принципах управления» (1773): «Общество должно делать благополучие своих членов» и «О сообщественном условии». Она также перевела «Опыт о торге» Дэвида Юма [303] . Дашкова считала, что любое общество и его граждане несут обоюдную ответственность по отношению друг к другу, и в этих переводах представила российскому читателю главные темы Просвещения. Написанные под большим влиянием сочинений Гоббса и особенно Джона Стюарта Локка, они включали принципы «общественного договора» и «рационального эгоизма», а также идеи реформ общества и правительства.
301
Социальная система (фр.).
302
АКК. Т. 7. С. 276–281 (письма, датированные 3 и 17 марта 1774 г.).
303
Общество должно делать благополучие своих членов / Пер. Е. Р. Дашковой. С. 80–84; О сообшественном условии / Пер. Е. Р. Дашковой. С. 85–86; Опыт о торге / Пер. Е. Р. Дашковой. С. 87–112. См. об этом также: Микешин М. И. Социальная философия. С. 141–147.
Переводы заостряли внимание на ответственности всех перед обществом: те, кто у власти, отвечают прежде всего за экономическое благополучие общества и с этой целью организуют и управляют соответствующими экономическими структурами [304] . Поскольку благосостояние индивидуумов составляет благосостояние целого, каждый член общества должен стремиться следить за эффективностью своей экономики [305] . Юм сделал акцент на необходимости стимулировать трудолюбие и производительность населения, что невозможно при российской системе крепостного права. Дашкова поняла это и могла только надеяться, что однажды источники экономического процветания, богатства и динамизма, работающие в Англии, станут реальностью и в России. Пока же она мечтала лишь о возвращении в Британию, чтобы ее сын смог учиться у Юма.
304
Опыт о торге / Пер. Е. Р. Дашковой. С. 91–93.
305
Там же. С. 102.