Екатерина Дашкова: Жизнь во власти и в опале

Глава третья ВТОРОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

Поскольку Дашкова была удалена от двора, она не могла лично поздравить императрицу с российской победой над Турцией. Вместо этого она послала ей работу Ангелики Кауфман, швейцарской художницы, нравившейся Дашковой, известной своими портретами и историческими сценами, единственной женщины — члена Королевской академии. Картина, названная «Вышивальщица» (1773), находится сейчас в Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина в Москве и почти идентична «Греческой женщине за работой» из Королевской академии ^[306] . Выбор Дашковой художника и предмета изображения был важен, поскольку представлял ее интерес к женщинам-художницам вообще. Более точно, это был дар одной женщины другой женщине картины, написанной женщиной и изображающей женщину. В подарке также скрывался намек на освобождение Греции от турецкого ига и, возможно, на Пенелопу (Екатерину), окруженную фальшивыми почитателями (придворными). Дашкова не знала, что ее странствия будут долгими, как у Одиссея, и что картина Ангелики Кауфман не приведет к сближению с императрицей.

306

Швейцарская художница Ангелика Кауфман (1741–1807) была одним из основателей Королевской академии искусств в Лондоне в 1768 году. Подаренная картина известна также под названием «Утреннее развлечение» (прим. переводчика).

В апреле 1774 года она послала письмо, в котором поздравляла Екатерину с 45-летием, и получила сердечный, хотя и формальный ответ. Дашкова не приняла участия в торжествах по случаю подписания Кючук-Кайнарджийского соглашения (1774), которое обозначило мирный период в России, продлившийся до 1787 года. Не присутствовала она и на торжественной встрече в Москве фельдмаршала Румянцева, которому Екатерина присвоила титул «Задунайский» за его победы «по ту сторону Дуная». Вместо этого она посвящала свое время умиравшей свекрови, а после похорон, чувствуя себя одинокой и покинутой, опять решила ехать за границу продолжать «классическое и университетское образование» (108/-) сына. Анастасия оставалась в тени своего брата из-за ее физических проблем. Она была маленького роста, худая и горбатая, и Дашкова думала, что в обществе, где физическая красота играла решающую роль, ее дочь имеет мало надежд на успех ^[307] . Очевидно, тогда ее уже мало интересовало образование дочери, так как рахит сильно повлиял на развитие Анастасии. Дашкова дала дочери образование, обычное для женщин того времени, но не более, подготавливая ее к замужеству и материнству. В одно время она обдумывала возможность брака двенадцатилетней Анастасии с Александром Куракиным, который был на десять лет старше. В письме к нему она выразила беспокойство по поводу предстоявшего выхода Анастасии в петербургский свет: «Наш народ так безжалостен, так скор судить на основании внешнего вида и манеры, что у меня кружится голова, когда я думаю о приезде в ваш город» ^[308] . Петр Бартенев считал, что у Дашковой было мало надежды выдать горбатенькую дочку за красавца Куракина ^[309] .

307

Сохранившиеся изображения не позволяют прийти к однозначному заключению. На гравюре Скородумова 1770 года, изображающей Дашкову с детьми, Анастасия сидит за фортепиано и частично скрыта стоящим братом.

308

АКК. Т. 7. С. 294 (письмо, датированное 5 мая 1774 г.). См. также письма А. Куракина и Н. А. Репнина на с. 310–311.

309

Там же. С. 460.

Поскольку дочь не могла быть украшением общества, Дашкова, чья увлеченность собственным образованием была определяющей чертой ее юности, пренебрегла ею и сконцентрировала все свои усилия на подготовке сына к блестящей карьере. К великому сожалению, сын был гораздо менее одарен, чем Анастасия, которая никогда не простит Дашковой пренебрежения и навсегда затаит горькую обиду и злобу по отношению к матери. Более того, после нарушения в юности всех установленных правил и самостоятельного устройства собственного замужества Дашкова теперь вела переговоры об обручении пятнадцатилетней дочери с бригадиром ^[310] Андреем Щербининым, который был значительно старше Анастасии. В «Записках» она так объясняла выбор будущего мужа дочери: «Физически она [дочь] была развита плохо, в ее сложении имелся недостаток, и я не льстила себя надеждой, что более молодой обходительный человек будет любить ее и заботиться о ней» (107/112) ^[311] . Об Андрее Щербинине она смогла лишь написать, что «под влиянием плохого обращения с ним родителей у него сложился меланхолический характер, но человек он был добрый» (106/112) (143) ^[312] . Брак не был счастливым союзом; он был дурно задуман и обречен на неудачу. Дочь получила в приданое 20 тысяч рублей, а потом и еще 60 тысяч, но супруги жили расточительно, делали огромные долги, часто ссорились и предпочитали в основном жить раздельно.

310

Бригадир — воинское звание выше полковника и ниже генерал-майора (чин V класса), существовавшее в русской армии с 1722 по 1796 год; в гражданской службе чину бригадира соответствовал чин статского советника (прим. переводчика).

311

Французский оригинал яснее: Анастасия Щербинина [дочь] страдала un d'efaut dans la construction de son corps — физическим дефектом, а не, как толкует Фитцлайон, «сексуальной неадекватностью» (Dashkova Е. R. The Memoirs of Princess Dashkova / Translated by K. Fitzlyon. P. 328).

312

Его сестра Елена была матерью Дениса Давыдова, знаменитого гусара и поэта.

В 1775 году Дашкова получила разрешение Екатерины отправиться в путешествие «безотлагательно», оно было дано «невероятно холодно» (107/111–112) на общем, открытом для всех приеме. Дашкова ушла, надеясь, «что отношение ко мне изменится и в будущем мне будет воздано должное» (107/112). Со свитой, которая теперь включала Анастасию и ее мужа, Дашкова, отбросив инкогнито и путешествуя на этот раз под собственным именем, выехала на Псковскую дорогу, чтобы посетить земли, принадлежавшие семье Щербининых. Поездка началась плохо: один из слуг упал на дорогу и был ранен, когда его переехали два экипажа. К счастью, они были легкими и стояли на полозьях. Пока все остальные стояли и беспомощно таращили глаза, включая ее несчастного зятя, Дашкова взяла всю ответственность на себя. Согласно медицинской науке того времени необходимо было пустить кровь жертве несчастного случая как можно быстрее, но никто не имел опыта в подобных операциях. Вспомнив про ланцет в английском несессере сына, Дашкова сама взялась сделать требуемую процедуру. Затем Дашкова продолжила свой путь, уверенная в том, что спасла бедняге жизнь, хотя происшествие сильно на нее повлияло — она чувствовала себя плохо и испытывала сильные сердцебиения.

Она нашла родителей Щербининых чрезвычайно скучными и не сошлась со сватом ^[313] . Поэтому она сократила свой визит и направилась в Гродно, однако путь туда оказался трудным и опасным, поскольку дороги были очень плохими и даже кое-где заросли. Они медленно продвигались с группой казаков, которые расчищали и расширяли проезд через лес. Ко всему еще Павел заболел корью в месте, где невозможно было получить хорошую медицинскую помощь, и путешественники задержались в Гродно на пять недель. Затем и Анастасия заразилась корью от брата. После окончательного выздоровления детей Дашкова отправилась в Варшаву через Вильно. Там она часто встречалась со Станиславом Августом Понятовским, последним королем Польши и вторым из любовников Екатерины. Дашкова любила его за доброту, интеллект и интерес к искусствам, но считала неподходящим королем. Чрезвычайно непопулярный в Польше, он был прежде всего слишком слаб, чтобы править такой беспокойной нацией и вести независимую политику, выгодную его стране. В письме из Варшавы, датированном 9 октября 1776 года, Понятовский благодарит Дашкову за гравюры Ангелики Кауфман, которые он получил, и спрашивает, не изменит ли смерть Юма планы Дашковой дать сыну образование в Эдинбурге ^[314] .

313

Иловайский Д. И. Екатерина Романовна Дашкова. С. 354.

314

Долгорукова Е. А. Черты из жизни кн. Екатерины Романовны Дашковой. С. 573.

В Берлине ей опять был оказан теплый прием, но она поспешила в Спа выполнить свое обещание снять новый дом на Променаде семи часов, которое она дала несколько лет назад. Пока она ожидала прибытия Кэтрин Гамильтон, напряженные отношения между ней и Андреем Щербининым стали невыносимыми. Ссора следовала за ссорой, и, наконец, он покинул Спа, тогда как его молодая жена, все еще эмоционально привязанная к деспотической матери, отказалась последовать за ним. В письме к Дашковой, написанном после его скандального отъезда из Европы, Андрей Щербинин жаловался на злобные чувства, которые она испытывала к нему, и особенно на ее раздражение по поводу его задумчивости и меланхолии, которые он объявил следствием ипохондрии. Он умолял Дашкову отпустить жену к нему ^[315] . Анастасия, в конце концов, соединилась с мужем после того, как он получил отцовское наследство, но вскоре они опять расстались, теперь уже окончательно.

315

РГАДА. Ф. 1261. Оп. 3. Д. 2764. Л. 1–2 (письмо, датированное 26 января 1777 г.).

По окончании сезона в Спа Дашкова без происшествий пересекла Ла-Манш и провела несколько дней в Лондоне, который в октябре 1776 года гудел от обсуждений и споров по поводу войны за независимость в Америке. Эта тема была ей очень интересна, в ее библиотеке было много книг о природе и последствиях политических потрясений и перемен, среди них «История революций, приведших к республиканскому правлению в Риме» аббата де Верто, «История революций в Португалии» и «История революции в Швеции». Переведенная на английский в 1729 году последняя работа описывает героическую деятельность Густава Вазы и его борьбу за свободу против тирании. Она была тогда особенно популярна и читалась многими в Англии. После якобинского террора во Франции энтузиазм Дашковой по поводу революционных преобразований значительно уменьшился и в «Записках» она ничего не написала об американской революции. Большое количество томов в ее библиотеке, описывавших колониальные волнения в Новом Свете, однако, выдает ее былой интерес к предмету. Среди таких книг, например, «История беспорядков в английской Америке», «Краткое описание революций в английской Америке» и «Политические сочинения Франклина».

В Лондоне русский художник Гавриил Скородумов, который учился тогда в Королевской академии, сделал гравированное изображение княгини и ее детей, но работа осталась незаконченной. Вскоре, в ноябре, она поехала дальше в Шотландию и по дороге, в Истон-Модит в Нортхэмптоншире, посетила Генри, третьего графа Сассекского. Там же она встретила Эдварда Вильмота, отца Марты и Кэтрин — молодых женщин, которые позже будут жить с Дашковой в Троицком и уговорят ее написать автобиографию. Дашкова прибыла в Эдинбург 8 декабря, в необычно суровую зиму 1776 года и поселилась в модном квартале на Джордж-стрит в Новом городе ^[316] . Согласно «Запискам», она жила также некоторое время в одной из квартир во дворце Холируд-хауз, рядом с кабинетом несчастной королевы шотландцев Марии Стюарт. Тут она отдала должное романтике, сыграв выдуманную роль женщины-жертвы, участие которой в политике привело к ссылке и наказанию. Но ее вступление в эдинбургское общество едва ли было похоже на исторический роман и разочаровало многих свидетелей. Вдовствующая графиня Файфская писала сыну, что видела Дашкову в театре. «Она была на представлении вчера, дамы были разочарованы ее внешностью, поскольку ожидали увидеть нечто прекрасное, но она презирает наряды» ^[317] .

316

Cross A. G. By the Banks. P. 132.

317

Кросс Э. Г. Поездки княгини. С. 229; Cross A. G. Contemporary British Responses. P. 50.

Образование сына оставалось главной заботой Дашковой и основной темой этого второго путешествия в Британию. Еще во время первого путешествия она обдумывала, куда записать сына, и остановила свой выбор на Эдинбургском университете как наиболее подходящем для классического обучения Павла. Университет в XVIII веке был знаменитым центром образования и науки. Томас Джефферсон писал, что для образования нет больше такого места на земле, как Эдинбургский университет, а Бенджамин Франклин, приехавший туда в 1776 году, нашел его центром науки, где собрались лучшие из лучших ^[318] . Для Дашковой имелись дополнительные стимулы к помещению сына именно сюда. Университет этот был далек от соблазнов больших столиц Европы, от которых Дашкова хотела уберечь сына, кроме того, она считала, что английское (или шотландское) образование лучше всего подходило к его темпераменту и личности. Твердо веря в то, что дети должны получать образование вне привычной для них среды, узнавая новых людей и новые места, она тем не менее высоко ценила родительское руководство, которого была лишена в детстве. Поэтому она сопровождала сына — да и сама предпочитала жить в Шотландии.

318

International Dictionary of University Histories. P. 492.

По пути в Эдинбург Дашкова написала три письма шотландскому историку Уильяму Робертсону ^[319] . Он был ректором Эдинбургского университета, первым биографом Марии Стюарт и автором многих исторических исследований, в том числе «Истории правления императора Карла V» ^[320] , которую Вольтер и многие другие высоко ценили. Успешность университета, этих «Афин Севера», была в большой степени следствием управления Робертсона. Она надеялась, что сын будет учиться у Юма, но смерть философа за несколько месяцев до ее прибытия в Британию заставила ее предпринять все возможные усилия, чтобы уговорить Робертсона стать университетским руководителем Павла. В письмах она объяснила причины, по которым выбрала Эдинбург и наметила программу интенсивного обучения своего тринадцатилетнего сына. Она написала Робертсону, что готовит сына к военной службе, и действительно, как полагалось тогда в России, в возрасте восьми лет Павел был записан в армию в чине корнета.

319

Спа, 30 августа; Лондон, 9 октября и 10 ноября 1776 года. National Library of Scotland, Ms. 3942, ff. 269–270, 281–282, 287. См. также: Смагина Г. И. О смысле слова. С. 228–241; Dashkova Е. R. Memoirs of the Princess Daschkaw. V. 2. P. 117–122; Дашкова E. P. Записки княгини E. P. Дашковой / Ред. А. И. Герцен. С. 336–339.

320

Robertson W. History of the Reign of the Emperor Charles V. London, 1769; на русском языке — перевод с французского издания под заглавием «История о государствовании императора Карла V и проч.». СПб., 1775 (прим. переводчика).

Ссылаясь на молодость Павла, Робертсон выразил свой скептицизм, но гордая и настойчивая мать уверила его, что ее сын достаточно зрел, хорошо подготовлен и прекрасно владеет английским языком. Согласно Дашковой, ее сын не был слишком молод, чтобы поступить в университет. Более того, он уже стал высоким и сильным молодым человеком. Он знал языки: бегло говорил по-французски, читал на немецком и латыни, а по-английски «совершенно понимал прозаических писателей и недурно — поэтов» ^[321] . Русский язык она вообще не упомянула. Дашкова продолжала уверять, что познакомила сына с великими произведениями мировой литературы и что она скорее боится «за его слишком резкую критику, что составляет главную черту его умственного развития» ^[322] . Математика была важной отраслью знания при его подготовке, но ему требовалось дополнительное обучение алгебре. Более всего Дашкова надеялась, что он получит серьезное образование в гражданской и военной архитектуре, а также в истории и устройстве государственных учреждений, которые «он должен еще раз пройдти [sic] и дома особенно заниматься ими с своим гувернером» ^[323] .

321

Дашкова Е. Р. Записки княгини Е. Р. Дашковой / Ред. А. И. Герцен. С. 338.

322

Там же.

323

Там же.