Экипажи готовить надо
Шрифт:
Было здесь и несколько пожилых учительниц, были руководители кружков, массовики, физруки во главе с рыжеватым здоровяком Филимоновым, прозванным Кудазакупалку.
Вот и Ирина появилась в дверях столовой. На Ирине была голубенькая юбка, белая кофта с закатанными рукавчиками, и все это очень шло к ней, стройной, загорелой, с темными волосами, которые свободно падали на плечи. Отыскав глазами свою помощницу, Ирина направилась к ней, мальчики-безобразники притихли, посерьезнели и простодушно принялись разглядывать проходившую мимо "студенточку".
Когда подружки уселись рядом, Зоя слегка подтолкнула Ирину
Однако в следующую же минуту Иван забыл про девушек, так как в столовую вошли начальник лагеря и старший вожатый. Они заняли свои места за столом, накрытым красной материей, Анна Петровна ввела беглецов и поставила их так, чтобы они были видны всему педсовету. Начальник лагеря Василий Васильевич Князев изложил суть дела и сказал, что крайне возмущен поступком этих четверых.
Возмущены были и многие из вожатых. Они еще не успели остыть от скандалов со своими отрядами, не успели успокоиться, и на тебе - побег. А где гарантия, что побеги не станут модой? Ведь дурной-то пример заразителен…
– Как могли?
– А вы знаете, что пережила из-за вас Анна Петровна?
– На ней лица вон нет…
– Кругом тайга…
– В заливе глубь.
– Что вы там делали, интересно?
– Целый день?
– Вы прекрасно знали, что полагается за такое!
– А ты, Пинигина, ты!
– Как не стыдно, девочка!..
Иван водил указательным пальцем по узорам клеенки и думал - зачем? Зачем этот шум? Когда предельно ясно, почему ребята убежали. Сесть бы им вдвоем с Анной Петровной в беседке, он бы рассказал обо всем увиденном, услышанном и передуманном за день, и вместе, тихо-мирно, решили бы, что делать. Так ведь слова не дала сказать, на педсовет - и точка!..
"Возьмут и выгонят парнишек… Защищать? Конечно, защищать, но вот попробуй тут… Съедят. В два счета стрескают!".
– Ширяев, зачем тебе понадобилось в лес? Курить?
– начальник лагеря поджал полную нижнюю губу и приспустил на глаза выгоревшие на солнце брови. Голос его отливал металлом.
– Нет, я… Мы просто… - начал было Юрка.
– Говори все как есть, иначе хуже будет!
– предупредил физрук Филимонов почти так же зычно, как он кричит в рупор: "Куда за купалку? А ну, назад!"
Старший вожатый Юрий Павлович Стафиевский в разговор не вступал, бледноватое лицо его с правильными чертами было спокойным, казалось, страсти, кипящие в столовой, его не касаются.
– Да не курил я! У меня и сигарет-то нету, - глухо и сердито отпирался Ширяев.
– Кого хочешь обмануть!
– возмутилась Анна Петровна, сидевшая неподалеку от Ивана.
– Мы тебя, слава богу, не один год знаем… А нынче ты обнаглел до того, что в первую же ночь в палате закурил!
Ропот прошел по рядам от этих слов, и Иван еще безнадежнее подумал о своем намерении защищать беглецов. А Юрка стоял весь распаренный, растерянный. Коренастая, не по годам крепкая фигурка, не раз стиранная рубаха, свисающие, видимо, унаследованные от старшего брата, штаны. Лицо скуластое, руки большие, взрослые какие-то руки… Иван знал уже, что семья у Юрки немалая, пять душ мал мала меньше, что отец частенько "закладывает за воротник", что живут они где-то на окраине, что Юрке приходится колоть дрова,
копать огород, мыть полы, топить печь, чинить заборы."Заплакал хоть бы, что ли, - подумал Иван.
– Не камни же здесь, люди…"
Но нет, никакой влаги не предвиделось в серых, чуть раскосых Юркиных глазах.
– Иди, Ширяев, - сказал начальник лагеря строго и как-то даже печально, - мы еще посовещаемся, но можешь, пожалуй, собирать чемодан, таких нам в лагере не надо.
"Ага, - отметил Иван, - все-таки "посовещаемся"!"
Настала очередь Пинигиной. Мария Стюарт была бледна, теребила полу черной курточки, не мигала.
– Как же это ты, Люда, а?
– сочувственно спросил Василий Васильевич.
– Мальчишки… хулиганы, понимаешь, и ты вдруг с ними… в лес. Ведь ты же умная девочка, книжки любишь читать, ну и читала бы себе! Вон у нас библиотека-то какая! Пионерская комната, журналы всякие…
Пинигина подняла свои серьезные синие глаза и уже больше не опускала их, глядела прямо на начальника. Иван видел ее лицо на черном фоне окна, и была на этом лице какая-то решимость, это чувствовалось теперь и во взгляде, и в том, как пошевеливались ноздри.
– …мать старается, растит тебя одна, а ты…
– Нет, зачем же так?
– нервно дернулось острое плечико Марии Стюарт.
– Зачем же со мной-то по-другому? Юрка что? Это все я. Я их подговорила убежать, и меня вы должны наказать.
Старший вожатый оживился и несколько заинтересованно глянул на пионерку.
– …И наказывайте! Не надо мне вашей жалости! Спасибо. Не хочу я здесь… Исключайте! Да я и сама завтра!..
– подбородок у нее дрогнул, но она тотчас же закусила губу.
"Что это с ней?" - подумал Иван и глянул на начальника.
Но тот не закричал "вон!", не вскочил из-за стола, не грохнул кулаком, а только насупился и медленно стал багроветь.
– Вы свободны. Можете идти, - спокойно промолвил старший вожатый в неловкой тишине, наступившей в столовой, когда побагровел начальник лагеря.
– Завтра вожатые сообщат вам о решении педсовета.
– И к физруку Филимонову: - Эдуард Николаевич, пожалуйста, проводите пионеров спать.
Когда беглецы вышли вслед за физруком, кое-кто еще повозмущался. "Подумайте, какая!" "Да-а, что из нее дальше-то будет…" Но и только. Единодушия уже не было, многие растерянно хлопали глазами, некоторые шептались, произошла, одним словом, заминка.
– У нас предложение!
– сказала тогда Таня Рублева, худенькая очкастая девушка, подстриженная под мальчишку.
– Давайте послушаем самих вожатых третьего отряда, что они-то думают?
"Вот именно, - обрадовался Иван.
– Что мы-то думали сегодня целый день? Умница ты, очкарик!" - И посмотрел на Анну Петровну, которая, пожав плечами, начала говорить.
И сказала Анна Петровна, что она изнервничалась до предела, что Ивану Ильичу, бедненькому, тоже досталось - пришлось бегать по лесу, искать этих стервецов, ведь им по двенадцать, а в таком возрасте они могут натворить что хочешь, в голове-то еще кисель, не мозги. А кто отвечай? Вожатые. Нет, если этот Ширяев останется в отряде, она уверена, не работа будет, каторга.
– Я за то, чтобы исключить Ширяева. Это послужит хорошим уроком для других Ширяевых, в других отрядах.
– И Анна Петровна села, розовая от волнения.