Элемент Водоворота

Она отдала последние распоряжения несколько минут назад, успокаивающим жестом погладив по крепкому предплечью Рьюсуи, назначенного главой деревни и отчаянно не желавшего отпускать Леди Ангела. Конан знала, что больше никогда сюда не вернётся. Если ей удастся выйти живой из её последней битвы, которая, она чувствовала, была уже совсем близко, то она непременно отправится к дочери. Она уходила навсегда, оставляя свой наблюдательный пункт на вершине их с Нагато башни, его комнату, где он проводил своё добровольное заточение и своё кресло. Она оглянулась в последний раз на в кои-то веки обласканную солнцем деревню, ставшую ей родной, и застыла в ожидании, стоя на небольшом выступе посреди широкого искусственного водоёма.

Конан знала, что он придёт за ней, но всё равно чуть вздрогнула от неожиданности, когда Тоби появился прямо напротив неё.

– Здравствуй, Конан, – поздоровался он и ненадолго замолчал, испытующе глядя в глаза цвета тёмного янтаря. – Никак не ожидал подобного предательства от вас с Нагато, от моих самых проверенных людей.

– Мы никогда не были твоими людьми. Ни я, ни Нагато, – спокойно ответила Конан. – Не притворяйся, что ты не знал, что он выполняет твои приказы только из-за Амаи.

– Не надо делать из меня такого уж негодяя, Конан, – ответил Учиха. – Ты прекрасно знаешь, что я сделал для вас достаточно, чтобы хотя бы быть благодарными.

– Ты использовал Нагато. Будешь отрицать? – прищурилась она, подобравшись и приготовившись отбивать атаку в любой момент. – Тебе нужна была только сила его глаз.

– Я подарил ему возможность жить, хотя мог бы запросто забрать Риннеган, – парировал Тоби. – Что я и собираюсь сделать сейчас. Где тело Нагато, Конан?

– Там, где ты его не достанешь, – её глаза сфокусировались на прорези, сквозь которую мелькнул алым огнём Шаринган. – Я ни за что не отдам тебе тело Нагато и не позволю надругаться над его памятью.

– Я в последний раз предлагаю решить всё по-хорошему, Конан. – Тоби сделал к ней шаг прямо по воде. – Если ты сейчас скажешь мне, где ты его спрятала, я отпущу тебя к дочери и забуду о твоём существовании. Не заставляй меня применять силу. Будь благоразумна.

– Если моё благоразумие приведёт к тому, что ты получишь глаза Рикудо для осуществления твоего сумасшедшего плана, я предпочту остаться круглой дурой.

Бумага – не слишком прочный материал, Джирайя-сенсей всегда ей об этом говорил. Размокает от воды, склеиваясь и становясь слишком податливой и мягкой, рвётся слишком легко, стоит потянуть в разные стороны, сгорает почти мгновенно, превращаясь в бесполезную горстку пепла, которую легко развеять по ветру. Конан понимающе кивала и спрашивала совета по совершенствованию техник, но в глубине души всегда считала, что так остро, как режет бумага, не режет ничто. И прежде чем сгореть, она намеревалась рассечь врага.

Она готовилась долго, создавая миллиарды взрывных печатей, вкладывая в них всю ненависть, злость, отчаяние, виной которых был Тоби. Всю любовь, надежду и веру в их с Нагато и Амаей счастье. Конан слишком долго сдерживала все эти чувства в себе. Слишком долго. Критическая масса эмоций зашкалила настолько, что взрывы гремели десять минут. Оглушительно. Ярко, как вспыхивает в огне бумага. Беспощадно, так что враг не мог выжить. Чакры было потрачено слишком много, но она всё равно ждала, пока улягутся на волны остатки взрыва и белоснежные листки.

Боль пронзила неожиданно, смешав воедино все чувства. Она видела перед собой испачканную алой кровью чёрную трубку, чувствовала запах пепла и крови и слышала его голос прямо над своим ухом, вырывая обрывки фраз: «глупая девочка», «сила инь и янь», «Изанаги». А потом покраснело небо, и больше она ничего не помнила.

Пункт назначения находился на границе Страны Рек и Страны Дождя. Пейзаж вокруг почти не менялся, проезжая дорога шла через лес, немногие встречные и попутные повозки и странники не обращали на путников никакого внимания. Сенсорное поле не улавливало ни одного шиноби в округе. Солнце выглядывало всё реже, в воздухе появился запах влажной опавшей листвы, небо заволокли низкие серые облака, и вот-вот должен был начать накрапывать дождик.

Саюри остановилась у колодца, помогла Итачи устроиться в беседке на поросшей мхом скамейке, а сама набрала в опустевшую флягу воды и сверилась с картой. Так и есть: здесь им предстояло свернуть с дороги: узенькая тропинка убегала от колодца и терялась между деревьев. Чуть коснувшись рукава Итачи, девушка уверенно свернула в перелесок, за которым как раз и должна была находиться точка их назначения. Всего несколько минут они шли сквозь лес по едва заметной, редко используемой тропке, пока не вышли на полянку. Под огромным деревом притаился небольшой домик. Его каменные стены от земли и почти до самой неровной черепичной крыши были покрыты красными листьями дикого винограда, из трубы шёл дым. Дом полностью подходил под описание, данное Итачи.

Саюри уловила два источника чакры в доме, а также присутствие ещё одного человека.

– Кажется, мы пришли, – констатировала она. – В доме три человека, двое из них шиноби.

– Всё верно, – кивнул Итачи и направился было вперёд, но пальчики спутницы намертво вцепились в его рукав, удержав на месте.

– Нам надо продумать дальнейшие действия, – проговорила она, Учиха повернулся к ней и чуть приподнял бровь, выражая недоумение. – Как мы скажем девочке, что её родители… ну… что ей придётся пойти с нами и что она больше никогда не увидит своих родителей? – Итачи не шевелился. – У Вас есть план, Итачи-сан? – она с надеждой посмотрела в его лицо.

– Надо просто сказать правду, – ответил тот, опустив голову, и Саюри почудилось, что в бесстрастном голосе проскользнула неуверенность.

– Сколько лет Амае? – спросила девушка после небольшой паузы.

– Десять-двенадцать, я полагаю, – Учиха нахмурился, как он всегда делал, когда не до конца был уверен в своих словах, и, словно в оправдание, добавил: – Я видел её всего два раза, мельком.

– То есть, она вас не знает, – скорее утвердительно произнесла Саюри.

– Вряд ли она меня помнит, – согласился Итачи.

– Я была совсем маленькая, когда родителей не стало. Брат долгое время не рассказывал мне о том, что с ними случилось. Когда я узнала правду, мы с ним поругались в первый раз. – Итачи молчал, вслушиваясь в её слова и паузы между ними. – Именно тогда я приняла решение уйти из деревни и навсегда покинуть мир шиноби. – Она снова помолчала. – Я это всё к тому, что «просто сказать правду» недостаточно, – она сама удивилась, насколько умело скопировала его холодную интонацию, и закусила губу, заметив, что он слегка поморщился. – Придётся взвешивать каждое слово, чтобы не усугубить и без того печальные новости способом их подачи.

Итачи молчал. Она была, безусловно, права, но хорошего способа сообщить такие новости просто не существует, хотя и стоило всё-таки признать, что он и не пытался найти наименее болезненный вариант. Ему это просто не приходило в голову, а сейчас уже не было времени. На крыльцо дома вышел пожилой мужчина. В каждом его движении угадывалась выправка шиноби, хотя было очевидно, что он уже давно в отставке. Он аккуратно прикрыл за собой дверь, щёлкнув замком, и спустился по скрипучим ступеням им навстречу. Саюри сняла касу, Итачи почти одновременно скинул капюшон.