Элемент Водоворота

– Я кое-что знаю про эту печать, – спокойно и уверенно проговорил он. – Потребуется очень много чакры.

«Столько, сколько у нас нет, – добавил мысленно. – Но разве мы в том положении, чтобы выбирать?» Он хорошо помнил, у той сказки не было счастливого конца. Финал был светлым и печальным, потому что все, кто участвовал в затее, погибли, а выжившие обещали помнить их жертву вечно. Судя по сошедшимся на переносице бровям Кадзекагэ и тяжёлому вздоху Нары, они оба это поняли. Гаара едва заметно кивнул, Шикамару обвёл внимательным взглядом всех присутствовавших. Похоже, он уже распределил роли.

Плечи Саюри под пальцами Итачи напряглись, но она так и не обернулась. Он догадался, нет, почувствовал, что она тоже всё поняла. И так на самом деле лучше: не смотреть друг на друга. С ней всё будет хорошо, он уверен. И с Саске тоже. Если он справится, с ними обоими всё будет хорошо.

Учиха быстро разжал пальцы, и ощутил разверзнувшуюся внутри пустоту. И тут же вышел вперёд. Лёгкие шаги за спиной он не слышал, почувствовал кожей, а в следующее мгновение на плечо опустился мини-клон Кацую. Взгляд Саюри буравил спину, и Итачи знал, что ярко-зелёные радужки слегка плыли, заполнившись слезами. Чтобы не думать, он заговорил.

– Коноха. Учиха Итачи. Элемент Огня. Врождённый.

Даруи никогда не задумывался о смысле жизни. На это обычно не было времени: он постоянно был занят другим – служил на благо Кумогакурэ, практически не замечая, как поднялся до должности правой руки Райкагэ. Даже когда приходилось рисковать жизнью ради деревни, он делал это, по большому счету, не задумываясь, просто делал, и всё. Сейчас на раздумья у него снова не было времени, разве что одна секунда. И тратить её он планировал совсем не на размышления о смысле жизни – найти его за такое короткое время вряд ли было возможно, а Даруи был реалистом и человеком в высшей степени прагматичным.

Все мысли Даруи в эту единственную секунду были заняты тем, как скомбинировать шиноби с необходимыми врождёнными Элементами таким образом, чтобы в запечатывании не участвовала Харука. Шиноби с врождённой Водой оставалось совсем немного. Пожалуй, Би-сама мог бы помочь, но было принято решение, что он как Джинчуурики будет снабжать своей чакрой и чакрой Восьмихвостого тех двоих, что будут запечатывать Водой и Молнией. Таким образом, круг сужался до минимума.

Он мог бы запечатывать Водой сам, но тогда не оставалось никого, кроме Би, кто знал бы печать Молнии. И, что самое важное, Харука уже приняла решение – это было видно по её взгляду. Она смотрела прямо в глаза Кадзекагэ уверенно, и серый лёд её глаз не подёрнулся пеленой сомнения ни на минуту. Она отвела взгляд лишь дважды. В первый раз – посмотрела на Хатаке Саюри, стоявшей за плечом Учихи Итачи, во второй – обернулась в направлении, в котором несколько минут назад Отшельник Джирайя унёс раненых в Коноху. И оба эти взгляда не сулили Даруи никаких надежд.

Даруи сейчас видел её, всегда скрытую за семью печатями, как на ладони. То ли этому поспособствовало недавнее ранение, от которого она ещё не до конца оправилась, то ли психологическое давление под которым они все находились в течение этого бесконечно длинного дня. Или он просто изучил её достаточно хорошо. В любом случае, одного взгляда на неё хватило, чтобы понять, что будущего у них нет. И удержать или заставить её изменить решение он не мог. Значит, не стоит и пытаться. И при заданных ограничениях весьма прагматичный Даруи принял решение как всегда – не задумываясь о смысле жизни – кивнул Кадзекагэ и перекинул соломинку в другой уголок рта.

До этой секунды ему всегда казалось, что решения принимать довольно легко. Он прекрасно знал, как нужно поступать, чтобы извлечь максимальную выгоду для деревни, и что нужно делать, чтобы сохранить жизни своих шиноби, при этом успешно завершив миссию. Он прекрасно знал, что обойтись в войне совсем без жертв невозможно, и в критических ситуациях он, как Кадзекагэ, как Генерал Объединенной Армии, должен брать на себя ответственность за принятие непростых, болезненных, но необходимых решений. А еще он прекрасно знал, что подобные решения нужно принимать на холодную голову и отключив ненужные эмоции. За то время, пока он занимал пост главы деревни, ему успешно удавалось делать это не раз и не два, он привык смотреть на проблему трезво, не паниковать, просчитывать возможные ходы и выбирать из них лучший, привык делать это хладнокровно и быстро.

Сейчас на принятие решения у него была одна секунда. Барьер, поставленный стараниями Кабуто, истончался под натиском Десятихвостого, лишая его возможности думать дольше. Во всех остальных кандидатурах он был уверен, как в самом себе. Их готовность принести себя в жертву он почувствовал, едва взглянув в их глаза: меланхолично-спокойный взгляд Даруи, чёрные омуты Учихи Итачи, в которых читалась твёрдость и скрытая сила, решительный взор льдистых глаз Харуки Юки, подёрнутых дымкой безысходности, и вечно смеющиеся в лицо смертельной опасности небесно-голубые глаза Наруто.

Её взгляд отличался. Не то чтобы в нём недоставало решимости, её как раз было в избытке, а вместе с ней – безбашенного азарта и неконтролируемого интереса. Вот только в глубине пронзительных карих глаз он видел тревогу и страх неизведанного, разбавленный любопытством и подростковым желанием кому-то что-то доказать. По собственному опыту он знал, что подобный странный огонёк из смешанных чувств в глазах этой маленькой бестии не сулил ничего хорошего ни ей самой, ни тем людям, которые потом вытаскивали её из очередной передряги. К числу последних он с недавнего времени относился всё чаще, рано или поздно став постоянным участником связанных с ней событий.

То, что у них нет другого выбора, он понял сразу же, возможно, даже быстрее, чем об этом догадался гений стратегии Шикамару. Из оставшихся на поле боя шиноби, печать стихии Земли знала только она. Старик Ооноки давно находился в полевом госпитале без сознания, группа из Камня, которой руководил её отец, приняла на себя один из ударов Десятихвостого, в результате которого Китсучи был серьёзно ранен и не мог участвовать в запечатывании. Акатсучи техники печати Земли попросту не знал. А она вызвалась сразу, перехватив его взгляд, мёртвой хваткой вцепившись пальцами в его локоть и с горящими глазами убеждая, что дед учил её печати Земли, что технику она знает превосходно и что больше никто в Иве, кроме неё, отца и деда этой печати не знает.

Больше всего в тот момент захотелось запечатать чем-нибудь этот болтливый рот, чтобы остановить «словесное недержание», как называл его старик Тсучикагэ. Лучше всего для верности ещё и запереть её в самой высокой башне посреди самой большой в стране Ветра пустыне. А потом попросить Учиху стереть всем присутствовавшим при её экспрессивном монологе память с помощью какого-нибудь мудрёного генджуцу. И когда всё закончится, если он сам ещё останется жив, напомнить Ооноки, что нельзя учить малолетних внучек опасным для жизни техникам.

По непонятной причине он чувствовал за неё ответственность, чувствовал, что должен любой ценой защитить её, капризную, упрямую, непослушную девчонку, которая всегда смотрит на этот мир, восторженно распахнув огромные карие глаза, может без умолку жужжать над ухом о всяких пустяках, и по ночам выбирается на крышу, чтобы загадывать на падающие звезды желания о далёких путешествиях. Он должен был, он хотел защищать её, пусть даже пришлось бы отдать за это собственную жизнь. И в страшном сне он не мог представить, что девица поставит его перед мучительным и жестоким выбором между её жизнью и благополучием мира шиноби. Единственная секунда казалась вечностью, будто бы он попал в знаменитое генджуцу Учихи, хотя, наверное, даже в Цукиёми он чувствовал бы себя лучше, чем сейчас, когда по прошествии этой секунды он вынужден будет заставить себя озвучить её смертный приговор. Гаара мучительно искал другой выход, прекрасно зная, что его не было.