Элеонора Дузе
Шрифт:
той или иной драматической коллизии, но и во всех сценах, где этот
персонаж появлялся. Продолжая воплощать самые противоречивые
образы, Дузе вдруг неожиданно заявила, что вообще никогда не умела
играть. А между тем уже тогда она вырабатывала свой собственный
вполне определенный стиль, осуществляя настоящую саморежиссуру,
сознательно борясь против традиционной риторичности во имя внут¬
ренней правды. Создавая образ, она черпала материал в глубинах
своего существа, следуя
никновения в «глубь вещей», который, несомненно, приближается к
методу Станиславского и в том, что называется «вживаться в роль», и
в том, что русский режиссер определял выражением «играть под¬
текст».
И в самом деле, много лет спустя, наблюдая игру Элеоноры Дузе,
Станиславский с удивлением и вместе с тем не без удовлетворения
отметил, что умение «вживаться в роль», открытая им сценическая
техника, которую, по его мнению, можно и должно было изучать, раз¬
вивать посредством определенных упражнений,— эта техника дается
Дузе без всякого усилия с ее стороны. Она входит в образ непосредст¬
венно, сразу, для нее это так же естественно, как дышать. Она оказа¬
лась для Станиславского живым воплощением его сценического идеа¬
ла, в то время как для Дузе встреча со Станиславским открыла путь
к самопознанию.
«Жена Клода», поставленная в Турине, прошла с небывалым успе¬
хом. Героиня драмы Дюма-сына, Чезарина, женщина-чудовище, изо¬
бражалась всеми, даже Декле, как какое-то исчадие ада, существо не¬
разумное и порочное. Чезарина Дузе — глубоко несчастная, затрав¬
ленная женщина, которая страдает из-за собственной чрезмерной, бо-
лезпенпой чувствительности. Она с мольбой взирает на мир, но ее
изумленный взгляд полон животной тупости. Она вызывает жалость,
когда лихорадочно — и, увы, напрасно — ищет спасения в любви, ибо
не встречает ничего, кроме лицемерия или притворного интереса.
После Турина «Жена Клода» с успехом прошла в Венеции, в Ми¬
лане, во Флоренции. В Риме завсегдатаи театра «Валле» 65, верные
поклонники Ристори, Тессеро66, Педзана, Марини67, не скрывали
своего скептического отношения к восторгам туринцев. В первый ве¬
чер играли при полупустом зале, но тем восторженнее был прием,
оказанный спектаклю немногими присутствующими. Чезаре Росси,
которого кассовые сборы заботили гораздо больше, нежели аплодис¬
менты, хотел было снять с репертуара драму, не понравившуся пу¬
блике. Но Дузе настояла, чтобы спектакль был сыгран еще раз. На
следующий вечер зал был переполнен, а успех пьесы неоспорим. Рос¬
си пришлось лишний раз убедиться, что в вопросах искусства надо
предоставлять Дузе полную свободу действий.
Тем временем Элеонора уже готовила другую знаменитую роль
Декле —
в «Свадебном визите» Дюма-сына — и тщательным образомвзялась за ее изучение. Стараясь, например, правильно представить
себе выражение лица своей героини в первой сцене, она пишет на по¬
лях текста этой сцены: «Чего она ожидает?!», комментируя в конце:
«Бедная Лидия!» Рядом со знаменитым возгласом отчаяния героини:
«ах!» — она помечает: «Подняться, воскресить в душе все слова, еще
раз перечувствовать все муки ушедшей любви, понять, ощутить, что
он никогда уже не полюбит ее; выразить все это одним единственным
восклицанием: «ах!» Это очень интересное свидетельство, показываю¬
щее, как уже тогда Дузе умела вести «внутренние монологи» в про¬
цессе создания роли, в двадцать три года обладая зрелостью и глуби¬
ной мысли.
Новый успех не только укрепил в ней веру в собственные силы,
он послужил также толчком к совершенствованию мастерства. «В те¬
чение всей моей жизни каждый спектакль был для меня дебютом»,—
скажет она в конце жизни. Гораздо больше, чем за похвалы, она
бывала признательна критикам за их советы и замечания. Ее не удов¬
летворял лишь внешний рисунок роли. Она стремилась к тому, чтобы
ощутить в душе тот особый творческий подъем, который, преобразу¬
ясь в сценическое искусство, позволяет проникать в сокровенпые тай¬
ны жизни, выражать их, доносить до зрителей, волновать и захваты¬
вать их. Смущенная мнением некоторых критиков, которые сравни¬
вали ее с Сарой Бернар, терзаясь сомнениями и неверием в свои
силы, она обратилась за советом к маркизу Франсуа Д’Аркэ, умному и
прекрасно разбиравшемуся в искусстве критику из римской газеты
«Огшньоне». Вот что она писала:
«Рим, 13 сентября 1881 года.
Есть слова, которые закаляют душу. Есть существа, которые лю¬
бят критику и нуждаются в ее указаниях. Есть критика справедли¬
вая, истинная. А есть такая, что унижает. Как раз нечто в этом роде
почувствовала я, прочитав «Либерта». Однако, прежде чем вступить
в бой за себя и постараться, чтобы восторжествовала истина, я, зная
ваше благородство, хочу услышать от вас верное суждение, слова
одобрения и поддержки, прежде чем сделать первый шаг на этом пу¬
ти. Вы первый сказали мне, что я не похожа ни на одну из наших
итальянских актрис, и я вспомнила о незабвенной Декле. Я была тро¬
нута тогда вашими словами. Они не смутили меня, нет, они меня
ободрили. Мой возраст не позволил мне видеть Декле, и значит, моя
душевная тяга к ней объясняется лишь общностью наших идеалов...
Сейчас же... все наоборот. Эта трескотня, это непрерывное шушу¬