Эльф из Преисподней. Том 2

И уголки её губ дёрнулись в подавляемой улыбки, лишь когда она добралась до меня. Крошечная вспышка веселья, которой не удостоился больше никто.

Неужели среди всех клоунских нарядов мне достался наиболее издевательский?

Тётушка бы так не поступила. Ей незачем выставлять племянника в дурном свете. Для эльфийки её возраста опускаться до таких шалостей означает принижать в первую очередь себя.

Она же не ребёнок. Правда?

В общих чертах я объяснил Анне ситуацию. На это она воззрилась на меня так, будто на её глазах я проглотил младенца.

— Вы собираетесь забраться в лагерь этих… дикарей-кактусоедов? — с плохой скрываемой брезгливостью осведомилась она, — И не просто забраться, но выкрасть у них дневник? Стоит им лишь заподозрить, зачем вы явились, как они придут в неописуемую ярость. И непременно захотят её вынести за пределы лагеря. Там их переедет военная машина эльфов, но нам от этого будет не легче.

— Если отказываешься, оставь ключ и возвращайся в усадьбу. Когда мы закончим, я напишу обстоятельное письмо, где расскажу, как мы преуспели и что выяснили, — предложил я.

— Или ваши скальпы с почестями похоронят на Йоркском кладбище, после того как обнаружат их на телах вождей краснокожих.

— Индейцы не носят скальпы в бою, — поправила Анну Фаниэль, — Как правило, они используются для демонстрирования доблести внутри племени или на дружеских встречах разных племён. Скорее всего, их найдут в вигваме вождя в особом месте, называющемся…

— Неважно, — поморщилась девушка, — Перстень я, само собой, не отдам, равно как и книгу. Она принадлежит роду ван Ранеховен.

И чтобы подчеркнуть весомость этих слов, она стянула с шеи безыскусную цепочку, на которой болталась не только рубиновая сова, но и перстень. Его Анна нацепила на палец с решительным видом.

— В дневнике могут храниться знания, которые опасны для внешнего мира, — подала голос Фаниэль, — Иначе Триумвират не охотился бы за ним и ключом к нему с такой настойчивостью.

— Полагаю, это должно означать, что опасными знаниями должны владеть вы, — горько усмехнулась Анна, — Я не против того, чтобы вы заглянули в дневник или сняли с него копию. Сомневаюсь, что у меня получилось бы вам помешать. Но наследие Людвига останется у меня, как у полноправной наследницы его достояния. Если вы думаете, что я отдам его Триумвирату или по неосторожности выдам, что владею им, то заверяю: поколения жизни в Манхэттене научили ван Ранеховен искусству прятать вещи так, чтобы их никто не мог отыскать.

На мой взгляд, поколения жизни в Манхэттене воспитали в роду ван Ранеховен маньяков, одержимых сохранением тайн гениального предка.

Я ожидал чего-то похожего и потому ещё вчера отдельно проговорил с тётушкой, что не позволю ей убить Анну. Та неплохо развлекла меня и тем заслужила жизнь.

А тайному обществу друзей хватит и копии.

— Значит, мне нужно переодеться в это, — проворчала Анна, подняв наряд, который ей кинула Фаниэль. Она держала его на порядочном расстоянии от себя, словно опасалась, что он превратится в змею и укусит её — или что-то в этом духе. А может, в ней снова взыграло отвращение.

Во всяком случае, я ощущал в девушке и то, и другое.

— Ладно. Остановимся, чтобы я переоделась.

— Чем быстрее мы окажемся на месте, тем лучше. Время играет против нас, — мягко сказала Фаниэль.

— То есть… предлагаете мне раздеваться тут?

Автомобиль был вместителен. Даже очень вместителен: если бы я вытянул ногу, то коснулся бы колена Анны лишь кончиками пальцев. Но отдельных кабинок для переодеваний интерьер не предусматривал. Как и ширмы, которая могла бы обеспечить относительную приватность.

— Верно.

Анна постучала по затонированному стеклу, которое отделяло салон от водителя. Тот никак не отреагировал, что было вполне ожидаемо. Для начала следовало опустить стекло, а как это сделать, знала одна Фаниэль.

Ну, как это сделать, не сломав при этом машину.

Девушка слегка покраснела — капля смущения в море гнева.

— Я не позволю им пялиться на меня, — обвинительный перст ткнул сперва в меня, а потом в Петра. Для человека, который позволял целовать себя практически незнакомцу, в Анне жило чересчур много стыдливости.

— Я могу отвернуться, — прогудел Пётр.

До чего пораженческий настрой. Ей ведь некуда деваться: пришлось бы принять наши условия.

— Кто подтвердит, что ты не будешь подглядывать? — хмыкнула Анна.

— Я закрою ему глаза, — пискнула Кана и, испугавшись смелости своего предложения, вжала голову в плечи.

Против таковой страховки Анна ничего против не имела. Белавин-младший тоже не возражал, и ладони девушки накрыли его зажмуренные веки.

Судя по фонтану эмоций, который бил из Каны в процессе, она была в полном восторге.

Разумная тактика — приучить жертву к тактильному контакту. Правда, обычно этим промышляли мужчины по отношению к женщинам. Впрочем, в случае Каны так долго прикасаться к Петру и не терять сознание тоже своего рода тренировка.

Поймав взгляд Анны, я улыбнулся и покачал головой.

— Ну нет, с моей стороны на галантность можешь не рассчитывать.

— И не сомневалась.

Я приготовился наблюдать за раздеванием — не потому что так уж жаждал увидеть голое девичье тело. Меня куда сильнее влекло смущение Анны, которое росло с каждой секундой, пока она нерешительно мяла тряпки и притворялась, что изучает их.

Ей не хотелось делать первый шаг, но она не знала, как заставить меня отступить.

На плечо мне легла властная ладонь — и в следующий миг меня рванули влево. Я уткнулся носом во что-то мягкое.

Только тут я увидел изъян в своём замысле.

Я забыл про Лютиэну.

А сестра явно возражала против того, чтобы я пялился на голых девушек в её присутствии. Потому она решила возникшее разногласие наших желаний с вопиющим эгоизмом.

Конкретно — притянула меня к себе и прижала лицом к своей груди.

От сестры слабо пахло яблоками.

Прислушавшись, я уловил мерное биение сердца Лютиэны. Впрочем, когда я потёрся, устраиваясь поудобнее, пульс у сестры подскочил. Она запустила пальцы мне в волосы.

Достоинства Лютиэны проигрывали тем, что имела в своём распоряжении Фаниэль, притом весомо: в качестве подушки Фаниэль бесспорно одержала бы верх. Однако в текущем положении были свои преимущества.

Во-первых, Лютиэна была моей вещью, и настолько близкое соседство с ней подействовало на меня успокаивающе. Если в первую секунду я думал вырваться, чтобы громко возмутиться, и, возможно, преподать сестре урок, то сейчас предпочёл ничего не менять.